Страница 59 из 100
АКРОСТИХИ1Моему Мике Мне хорошо, что мы всегда вдвоем. А если иногда обоим плохо, – Разлуки больше нет. Не надо вздоха, И слез не надо: мы живем, живем! Я стала жить двадцать второго мая, На лестнице крыльца, ведущей в дом, И в этом доме, в тот же час родном, Как будто всё поняв и принимая, Окно зажглось счастливою звездой Лиловый ирис ждал меня у входа А свечи плыли в дрожи золотой, Едва ли не тринадцатого года В России, в старом корпусе Морском На празднике… От голубой гостиной Алмазной цепью, как полвека длинной Летели фонари над черным льдом… Алмазной цепью, – но она иная, – Наш первый час, двадцать второго мая, Горел всю ночь. И мы остались в нем. 2 Светлана – собирательница света, Весенних ливней, синих васильков. Ей в богадельне нежных стариков Такой приятной стала муза Фета! Луна, рояль и слезы до зари… А я не понимаю, хоть умри, Нескромных слез (мужских!), когда рыдали Атласом отливавшие рояли, Стоявшие в гостиных без огней. О, если Фет так странно дорог ей, Люблю ее за то, что любит Фета. Она сама во много раз сильней, Живая жизнь нам в ней дала поэта: Ее снегирь, пьянея от игры, На ветках строк рябины обрывает, Когда кусты пылают, как костры, И у ее стиха судьба другая: Не плакать до зари, изнемогая, А из пылинок создавать миры. 1970 ГОВОРИТ КРЫЛАТЫЙ Все будет очень хорошо, Осуществится очень скоро. Мы в доме заживем большом, С окном на Ленинские горы… Ты мне не веришь?.. Подожди, Найдется дом в Замоскворечье. Там столько дружбы впереди, Такие радостные встречи, Так широка Москва-река… Не плачь отчаянно и жарко: В Москве мы заведем щенка, И будет у тебя овчарка… Но, если ты не веришь мне, Усни! Послушайся совета: Перелети туда во сне И поживи там… до рассвета! 1974 СОБАКА У вокзала собака лает На цепи круглый год. Поезда в туман пролетают, И туман плывет. Собака считать устала Свои проклятые дни: Топот, грохот, свистки, сигналы Голоса и огни… огни… Для чего ей стеречь до гроба Чужой капусты кочны? А хозяин с хозяйкой, оба, С утра до ночи пьяны. Надо вытянуться до боли, Чтоб увидеть, через забор, Волнующееся поле, Желанный синий простор. Дождя осеннего запах К ней ветер, шурша, принес. Цепь ржавеет. На грязных лапах Капли собачьих слез. * * * Не может быть! Я больше не ждала, Всё реже в окна грустные смотрела. Примерзшая к земле ночная мгла Березам изведенным надоела, И тысячами тощих черных рук Они тянулись к безотрадным тучам. Я вместе с ними думала: а вдруг Мы только дождь, свинцовый дождь получим? Но что-то прошуршало о стекло, И потолок затеплился светло, Когда я подойти к окну решилась. И крикнула сама себе: «Он здесь!» Деревья побелели. Город весь Затрепетал, поплыл, и закружилась Тишайшая, густая пелена. Снег, снег идет! Ныряя влево, вправо, Снежинка заплясала у окна Совсем отдельно. Ветер дал ей право Из белой стаи выпорхнуть вперед И первой умереть… А снег идет… 1970 ОСКОЛКИ Ударил тяжкий молот в феврале И зеркало разбил в одно мгновенье. Рассыпались осколки по земле, В сумбурном, ослепительном круженье. И я, под градом битого стекла, Под ливнем стрел колючих каменею, Когда-то я всю жизнь мою сплела В великолепном зеркале с твоею. Осколок поднимаю… Ранит, жжет, Но и укол стекла бывает сладок. В блестящих гранях прошлое живет, Отсвечивая тысячами радуг. В другом осколке – год, и снова год. О светляки годов, бегущих мимо! Они горят и мечутся вразброд, Непостижимо и неповторимо. Стеклянная вонзается игла В мою ладонь. Не льдинка ли? Не знаю… Но если льдинка, то она светла, Пробившись в ночь из неоглядной дали. Сегодня?.. Или нет, – давным-давно? Я стекла подбираю осторожно, Одно к другому… Только всё равно, Ведь зеркало составить невозможно. ЕДИНСТВЕННОЙ ЗВЕЗДЕ НАД БЕРНОМ