Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 22 из 100

Действие второе

День изо дня, едва больной рассвет Крыш городских коснется желтым тленьем, Аничков мост, Фонтанка, ряд карет Дрожат в окне неясным отраженьем. Мои дома прохожим смотрят вслед, Ложатся вкось, испуганы круженьем Людей, лотков, зонтов, телег, собак, И, побледнев, отходят в полумрак. Но есть часы, когда, двоясь в мираже, Стекло к стеклу, они еще живут. Вот фонари, театр, сугроб, и даже В асфальте черном медленно плывут Вход во дворец и часовой на страже. Я открывать люблю, то там, то тут, Рисунки снов, всё дальше, безрассудней, На рубеже стихов и трезвых будней. Забрезжил день. Пробил безвестный час. Таких часов в земной судьбе немного: Чуть жить начнем, и вдруг охватит нас Глухой озноб, невнятная тревога. В просвет окна глядит пугливый глаз, Но тишина насторожилась строго И руку занесла, чтоб уронить Тяжелый нож и перерезать нить. И тишина вошла, сгорев от блеска, – Та тишина, в которой спят века. В тот страшный час качнулась занавеска Над сценой сцен, в порыве сквозняка, И в улице пустой сверкнули резко Серебряною лентой два венка: Ни строгий ямб, ни лиры клекот медный Не отразят той тишины победной. Прижат к стеклу похолодевший лоб, И я смотрю, окаменев сурово: На уровне окна качнулся гроб, Короткий сруб, некрашеный, сосновый, И тихо вполз в нетающий сугроб, В Аничков мост и в будку часового. Какой актер, какой великий мим Сумел блеснуть прощанием таким? Мой старый шут, актер безмолвной драмы, Вергилий мой на всех путях пера. Где то вино, где та зима, когда мы В костре стихов сжигали вечера, Творили мир и разрушали храмы, Что до луны возвысили вчера? Как нищий Лир, ты отошел, без свиты, В холодный склеп могильной Афродиты. Ты принял роль и до конца донес, Таясь от всех, дрожа над скрытым кладом, Готовя день за днем апофеоз. А смерть давно с тобой сидела рядом, Но твой уход тайком от смерти рос, И вот она следит бессильным взглядом, Как ты встаешь, как ты, сойдя с ума, Сверкнул пятном жемчужного бельма, Как пестрый плащ провеял, торжествуя, И навсегда исчез, пропав вдали (Кто принудит мечту, навек живую. Влачить крыло по рытвинам земли?), Как ты швырнул колпак на мостовую, И бубенец, кружась, умолк в пыли, Как тень твоя вбежала легким бегом В тень Петербурга и закрылась снегом. И там, в веках, как драгоценный груз, Неся стихи, дремавшие под спудом, Слагает их к ногам любимых муз, И бронзовые лиры важным гудом Поют в ответ, и грозди снежных бус Летят в туман, и тусклым изумрудом В серебряной Неве отражена, Мерцает петербургская луна. 1953

Из сборника

«ОДОЛЕНЬ-ТРАВА»

(Москва, 1970)

ОДОЛЕНЬ-ТРАВА В книжных лавках чужих земель Редко выставлены в окошке Наши книги. А нам как хмель – Буквы русские на обложке. Купишь что-нибудь наугад И спешишь прочитать скорее, И на несколько дней богат, Будто выиграл в лотерее. Купишь маленький, скромный том, В глубь Европы упавший с неба, И несешь под мокрым зонтом, Как ломоть драгоценный хлеба… Я в одной из книг, на ходу (Был засыпан город метелью), Набрела на свою звезду, Травяную звезду под елью, – Есть же в мире такие слова, – «Одолень»… «Одолень-трава»! Взглянешь в русское сердце книг – И задышишь, как не дышалось, И усталости в тот же миг Не осталось! Где взять усталость, Если бродишь в ясных полях, В разнотравии, в разнолесье, Видишь кос серебряный взмах В переливах колхозной песни… Покраснели от ягод пни На речном берегу высоком, Перепачканы руки мои, До локтей земляничным соком. Крут подъем, идти нелегко, Ветерки полевые жарки, Но запенилось молоко В деревянной бадье доярки. Вот и хлеб нарезан ржаной, С никогда не забытым вкусом. Водит ручкой мальчик льняной По моим заграничным бусам… У него неспроста глаза По-речному прозрачно-сини. С половецким именем – Гза Век за веком течет в низине. Сто дороженек – сто страниц – Исходила я спозаранок, Под заливистый щебет птиц – Коноплянок, стрижей, овсянок – Набрала в лукошко грибок: Красных шапочек, белых ножек. Побывала у стариков В полумраке лесных сторожек, Сполоснула из родника, Обожженные солнцем плечи, И упала на книгу рука… Суждено ли дождаться встречи?.. Стал короче мой трудный день. Сколько их прошумело мимо. Одолей, трава-Одолень, Всё, что в жизни неодолимо. Зелена в лесу светотень… Одолень моя, Одолень… 1966