Страница 5 из 14
Борец
Гневной страстью сердце полно! С гневной властью крови волны То прильют, то отольют: Не хочу в тюрьму идти я — Жизнь-борьба моя стихия, — Мой святой не кончен труд. Буду рваться я из плена, Буду я в немые стены, В дверь тяжелую стучать, Буду к воле я стремиться И о мщении молиться, Буду бешено кричать! Возмущенья гневный пламень Не прожжет холодный камень, А сожжет лишь сердце мне… И не вспыхну я, сгорая, И сгорю, не зажигая, На невидимом огне.«Я давно уже не был так счастлив, так светел…»
Я давно уже не был так счастлив, так светел, Я так горд уже не был давно! Я в себе драгоценность открыл и заметил — Счастье мне пережить суждено. Может быть, ненадолго, на беглый и краткий, На восторженно-радостный миг Вдруг забил в моем сердце неведомо сладкий Чувства нового новый родник: Радость бешеной страсти, восторги стремленья, Радость твердого слова: хочу. Я как будто бы в чистый эфир опьяненья На невидимых крыльях лечу! Я доверился их благодатному взмаху, Я безумье полета постиг — Пусть несут меня крылья, несут — хоть на плаху! В небесах был я гостем — на миг.Памятник
Париж, как безбрежное море, бурлит И толпы людские, как волны, катит, И, режа живые те волны, Фиакры мелькают, как челны. Как чайки над морем — слова над толпой, И шуток порхает сверкающий рой Немного цинично-фривольных. Не видно в ней лиц недовольных. Как пена, над нею ласкающий смех, И все так изящно: смеющийся грех, И эти фривольные шутки, И даже в толпе проститутки. Обманна веселая эта волна, Вливается в зданья и меркнет она: В них люди страданья скрывают, В толпе ж они все забывают. Взгляни: на одной из больших площадей, Средь стука фиакров и смеха людей, Близ улицы грязной и бедной Вздымается памятник медный. Отлитый из меди народный трибун, Пятою могучей ступив на чугун, Стоит, как скала, непреклонно… На цоколе — имя Дантона. Солдат-барабанщик склонился у ног. Совсем еще мальчик, он весь изнемог, Он ловит трибуна движенья, Он ловит лица выраженье. Молчит изваянье, но мощная страсть И в жестах, и в позе — безбрежная власть — Зовет он рукою из меди Солдата к борьбе и победе. А рядом другой наклонился солдат; Каким вдохновеньем горит его взгляд Отточено-острый, как шпага! В нем юности гордой отвага. О, вы, изваянья прошедших времен! Ты, юный солдат, ты, могучий Дантон! Как страшно вы близки мне оба Всей жизнью своею — до гроба! Ведь оба погибли безвременно вы И буйной своей не снесли головы, И умерли гордо и смело За то же великое дело. Не знаю, как умер безвестный солдат. В Париже ль, в огне и дыму баррикад, Средь сотен его инсуррекций, В борьбе героических секций, В швейцарских горах, средь немецких полей, В великой борьбе против всех королей, Где он совершал святотатство, Борясь против братьев — за братство… Дантона ж под нож гильотины послал Суд грозных врагов; словно лев он стоял Пред судьями гордо своими. — Занятия, родина, имя? — — Обычны вопросы… «Зовусь я Дантон, — То имя мое перейдет в Пантеон! Сегодня тюрьма мне жилище, А завтра, быть может, кладбище». Вы знали пред смертью, что смертью своей Куете вы новую жизнь для людей, Куете горячею кровью, Куете великой любовью. О, вы, сокрушители тяжких оков. Как вас обманул ваш таинственный зов: Вы новую жизнь нам сковали, Но ту ль, о которой мечтали?! Жизнь грубых солдат, проституток, купцов, Чуть видных лачуг и кричащих дворцов, Ту жизнь, что кипит, торжествуя, Вокруг этой медной статуи. …Мы так же спокойно и гордо умрем, И знаю, что нашею смертью куем, Куем мы свои идеалы В упругие жизни металлы — И нам покорится упорный металл…ЛИРИКА (1912)
Вступление
«Снова, как складки покрова, свивается…»
Снова, как складки покрова, свивается, Легким дымком в небесах расплывается, Тяжкий и душный, Злобный и черный, Душу мою обнимающий чад. Если тем чадом душа одевается, — Словно налетом в ней все покрывается, Жизнь станет скучной, Радость позорной, Сердца ключи не журчат, замолчат. Снова в душе зазвенели созвучия Нежно-певучие — Флейты и скрипки Не умолкают, — Снова поет и трепещет душа; Дети восторга и легкого случая, Снова слова многоцветные, жгучие, — Сердца улыбки — Ярко сверкают, Льются, и бьются, и рвутся спеша!