Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 125 из 141



— И это после того, как он вооружил всех своих полегших бойцов, — сказал Стрый, — он сам говорил, что большинство огнестрелов натырил с военной части неподалеку. Есть тут такая, знаете, небось.

— Знаем, — сказал Степан, — только накрылась она.

— Часть накрылась, оружие осталось. Здесь десантные автоматы, «ингремы», «хеклеры», «аграны», стоят диких денег, но для своих не жалко. Контрабанда — все до единого.

— Постой, — сказал вдруг Дивер, продвигаясь вперед и отстраняя Стрыя.

Еще одно полотнище брезента обреталось в середине помещения, накрывая собой что-то очень массивное и высотой почти до низкого, нависающего потолка.

— Что у них там, танк что ли? — произнес Белоспицын.

— С него станется… нет, ну сейчас по городу — лучшее средство передвижения, без дураков! — Степан подтолкнул ногой аккуратно прислоненные к стене огнестрелы.

— Нет, — медленно произнес Севрюк, — не танк…

Потянул брезент на себя, и полотнище сползло на грязный истоптанный чужими ногами пол. Очередной набор ящиков никому ничего не говорил, за исключением самого Дивера. А он, вскрыв один из них, отступил на шаг и оглядел пирамиду в целом.

— Пластид, — произнес он.

— Что? — не понял Белоспицын.

— Пластид. Пластиковая взрывчатка. Модная, с детонаторами.

— Да ты что… — Влад подошел, глянул на темные, похожие на некачественное мыло бруски, они выглядели так… безобидно.

— Куда мощнее тротила, — сказал Дивер, — и его тут до черта. Полтонны, не меньше!

— Да этим же можно полгорода подкинуть! — сказал Степан уважительно.

Дивер наклонился, взял сталкера за плечи, сказал доверительно:

— Не пол… Весь город.

— Вот, Босх! Да зачем ему столько!? — сказал Владислав, вдруг ощутив, что близость такого количества взрывчатки его нервирует. — Что он собирался взрывать!?

— Это неважно! — сказал Дивер с каким-то непонятным воодушевлением, снова подходя к полной взрывчатки пирамиде. — Босх мертв. Я сам его шлепнул, так что теперь это наше. А вот зачем нам…

— Михаил, ты чего, себе что ли ее захотел? — спросил Сергеев, — целая куча взрывчатки, что ты с ней будешь делать?

Севрюк помотал головой, медленно, словно во сне. Слова Влада вряд ли добрели до буйной головы бывшего солдата.

— И вправду, Севрюк, к чему тебе этот пластид. Жрать его все равно нельзя. Тут другое. — Качнул головой Степан.

— Нет! — сказал Дивер, — не другое. Экая здесь силища! Только и ждет, чтобы ее применили. Босх — психопат, а какое сокровище припас. Взорву я этот город, ясно, совсем взорву!

— Ну и куда это сокровище заложишь? На Арену в центр? В КПЗ по старой памяти, или на Степину набережную, за собачку отомстить, — ядовито спросил Влад, — чтобы еще Мелочевка из берегов вышла. Большой бум, да?

— Я знаю, куда… — вдруг сказал Никита Трифонов.

Все повернулись к нему.

— Изрек… наш маленький оракул, — пробормотал Мельников, а Дивер уставился на Трифонова с немой надеждой. В глазах Севрюка прыгали нехорошие искры.

— Пироман… — вполголоса шепнул Влад.

— Все это надо вниз, — продолжил Никита, казавшийся совсем маленьким возле смертоносной пирамиды, — там пещеры, много пещер. Вся земля изъедена пещерами как сыр! Все прогнило, источилось и упадет, если сделать большой взрыв! Тут, — он погладил один из ящиков, — много. А под пещерами живут они. Если взорвать, то… и они пропадут!

Рот Дивера расползся в кривую уродливую усмешку.

— Ну, смотри, пацан, — сказал он, — никто тебя за язык не тянул!

Под молчание окружающих он стянул пару ящиков с самой вершины, из одного извлек футуристического вида приборы на тонкой грибовидной ножке, и что-то вроде переносных раций.

— Это, — Севрюк качнул «рацией», — микроволновый передатчик. А это, — в свою очередь тряхнув псевдогрибом, — сам детонатор. Втыкаем его сюда, в пластид и с километрового расстояния подрываем его. Сказка!



Остальные переглянулись, видимо не находили это сказкой.

— Втыкаем сюда, сюда и сюда, — три бруска приняли в себя детонаторы, после чего отправились обратно в ящики, — подрываются эти, а все остальное детонирует. Почти атомная бомба! — закончил он, глядя на Влада глазами счастливого ребенка.

— Вот, подержи.

И он передал Сергееву «рацию». Тот подержал в руках холодный пластиковый корпус с одной единственной кнопкой под прозрачным щитком. Не верилось, что одно лишь нажатие этой кнопки может отправить в преждевременный Исход все в районе пяти километров от места подрыва, да еще как следует потрепать тех, кто имел счастье оказаться дальше.

— Дивер, — сказал Влад, глядя на Севрюка в упор, — ты мне лучше скажи, ты действительно хочешь пустить это в ход? Пойти в пещеры?

— И пойду! — запальчиво ответил тот, отбирая передатчик. Он поднял голову и с вызовом обозрел притихших соратников, — а что, есть возражающие?

Все молчали.

— Что есть те, кто хотят ничего не менять. Хотят дождаться конца, сдохнуть здесь, разложиться еще при жизни, а? Вы что, не видите!? Тут же все разваливается, расползается по швам!

— Он прав, — поддержал его Никита, и на него тут же посмотрели с неодобрением.

— Это сметет всю плесень! — крикнул Севрюк в запале, — и достанет ИХ!

— Троллей… — тихо сказал Хоноров, и все посмотрели на него с суеверным ужасом.

Большую часть ночи разбирали взрывчатку, устанавливали детонаторы. С уважением смотрели на споро работающего Севрюка, что активировал запалы, настраивая их на одну волну, дабы можно было взорвать с одного единственного пульта. Ребром поднялся вопрос о пещерах, и Степан, помявшись, сказал, что может послужить проводником. А Трифонов предложил указать место, где установить пластид. На вопрос, откуда он знает про пещеры, маленький прорицатель просто ответил:

— Приснилось.

— Мне бы твои сны, парень! — вздохнул Степан.

— Нет, — серьезно сказал Трифонов, — лучше не надо.

— Вход в пещеры знаешь? — спросил Дивер у Приходских.

Тот кивнул, но Никита снова перебил. Он явно был самым осведомленным в их группе:

— Он теперь только один. На заводе. В центре монастыря.

— Я знал, — вздохнул Василий Мельников, — я так и знал.

— Знал, знал, — буркнул Степан, — скажи уж, знали…

И все посмотрели друг на друга. И вправду знали, только признаться никто не мог.

7

Анатолий Скреблов был «чумным». Он покинул родные пенаты в пятнадцатых числах сентября, оставив позади рыдающую жену и двоих детей, а так же пустую, покрытую пылью комнату. Его звал ветер перемен, приятно дующий в лицо и освежающий голову.

А в конце сентября на Анатолия пал выбор, и это было очень, очень неприятно.

Еще вчера, когда он работал на страде, к нему подошел Семен Поддувало, бывший горький пьяница и вообще антиобщественный элемент, и, страшно кривя пропитую рожу, сказал Анатолию страшным шепотом:

— Слышь, а грят, завтра на Выборе-то, тебя выберут.

— Окстись! — рявкнул Скреблов, отталкивая дурного вестника, — типун тебе на язык, ворон черный!

Поддувало от толчка чуть не упал, но ухмылки своей не утратил, сказал:

— Крепись, Толян, труба зовет, — и заковылял прочь, вниз по покрытому синеватой растительностью холму.

Анатолий смотрел ему вслед и думал, когда ж его приберут, прорицателя мерзкого? Поддувало, скособочась, топал вниз, к деревеньке, что сейчас в самом начале страды выглядела идиллически. Светились желтым свежие бревна, из труб курился сизый дымок, который быстро смешивался с вездесущим туманом. Было жарко, так что от интенсивной работы вышибало пот. Хотя никакого солнца в этой стране вечного сумрака не было. Туман что ли тепло излучает? Скреблов не знал, хотя по виду эта зеленоватая, напевающая отважившимся послушать странные бормочущие сказки, хмарь выглядела холодной и мокрой.

Анатолий тяжело вздохнул и принялся сеять. Взбороненное поле уходило вниз, к подножию холма, где шумел бурный горный поток с изумительно вкусной водой. Синеватые злаки буйно колосились справа и слева от поля, то и дело стремились заронить свои семена, так что раз в неделю их приходилось выпалывать, а они снова росли как на дрожжах, здесь все так росло.