Лавина чувств

— Что случилось? — Она пыталась заглянуть в глаза мужа. Только минуту назад он горел от нетерпения, а теперь выглядел таким вялым и холодным.

— Ничего, — хрипло проговорил он. — Я устал и выпил слишком много меда.

Линнет не сомневалась, что он лишь уходит от ответа, чего-то боясь. Она не верила, что муж вот так бы оставил ее, да еще в самый решительный момент. Она опять попыталась заглянуть ему в глаза, но Джослин упорно избегал ее взгляда и молча смотрел на голубой потолок с нанесенными на нем серебристыми звездами.

Ее сердце сжалось от боли. Чувствуя, что слезы вот-вот хлынут из глаз, Линнет встала с кровати и пошла за гребнем, чтобы расчесать волосы и заплести косы на ночь. Тем самым гребнем из полированного бука, который Джослин привез ей из Ноттингема. Перламутровая инкрустация засверкала, словно радуга, когда она подняла его и провела по волосам. Джослину когда-то нравилось самому расчесывать ее, но сейчас она просто боялась попросить его об этом.

Быстро подвязав косы лентой из мягкой кожи, Линнет вернулась к постели. Муж по-прежнему лежал на спине с закрытыми глазами.

— Я что-то не то сделала? — спросила она сдавленным голосом. — Ради бога, скажи. Лучше бы ты избил меня, чем это молчание!

Казалось, прошла целая вечность, и Линнет подумала, что он уже совсем не собирается отвечать. Видимо, то, что его беспокоило, настолько глубоко засело в его сердце, что он боялся открыть ей это, но, наконец повернувшись к Линнет, Джослин открыл глаза.

— Раймонд де Монсоррель, — устало произнес он. — В этой самой комнате, на этой кровати.

Линнет почувствовала, что ей не хватает воздуха, словно он действительно ударил ее чем-то тяжелым по голове, и на мгновение все в комнате закружилось. Ей почудилось, что она вот-вот упадет в обморок. Она закрыла лицо руками. В груди защемило.

— Кто тебе сказал? — ее голос еле звучал.

— Точнее, кто еще знает? Предполагаю, что это хорошо охраняемая тайна, раз в самом замке я ни разу не слышал таких слухов. — Джослин почувствовал, как возвращается его головная боль. — Ты сама себя выдала, когда бредила в лихорадке. Нет, не так, — мрачно поправил он себя, — ты мне все это показала, — голосом умоляя его ничего не делать, но одновременно резво предлагая ему свое тело. А потом ты сказала, что это очень опасно, и предложила удовлетворить его похоть как-то по-другому, как именно, ты не уточнила, но можно легко догадаться.

— Боже мой, — прошептала Линнет, потупив голову и дрожа всем телом. — Я думала, все закончилось, похоронено. Если бы я могла что-нибудь изменить, клянусь, я бы пошла на все.

— Значит, это правда? — Он стиснул зубы. — Я хотел спросить тебя об этом раньше, но пока ничего не знал, то по крайней мере мог держаться за надежду, что все это просто горячечный бред.

Линнет теребила в руках накидку, словно надеясь порвать ее от отчаяния.

— Да, я спала с ним, — сказала она, захлебываясь слезами. — Он вел себя так нежно со мной, в отличие от Джайлса. Я... я полагала, что действительно интересую его, но все, чего он желал, это доказать Джайлсу, что он лучше него во всем и может пользоваться даже его женой, лишь поманив ее пальцем.

— Ты любила его, потому что он казался тебе нежнее мужа?

Линнет не сразу смогла ответить.

— Да. То есть, нет... Я уже не помню. — По ее спине прокатилась волна озноба, когда она заметила, что на лице Джослина появилось отвращение. Это показалось ей намного ужаснее, чем она себе представляла, во всяком случае, гораздо хуже, чем те побои, которые ей приходилось выносить от мужа. — Джайлс тогда уехал, — рассказывала она. — Возможно, на рыцарский турнир во Франции, я не помню причину его отъезда, знаю только, что он отсутствовал в Рашклиффе. Раймонд хорошо со мной обходился — проводил со мной время, никогда не кричал и не выходил из себя. Разве я могла тогда предполагать, что он лишь расставляет мне ловушку? Мне тогда еще не исполнилось и четырнадцати. Как-то вечером он зашел ко мне в спальню поговорить о празднике, который собирался устроить в честь возвращения Джайлса. Так он мне заявил. — Линнет зажмурилась, словно ожидая удара. — Он принес с собой кувшин вина, но не обычного, которое держат в каждом доме, а бургундского со специями. Я до сих пор ощущаю его вкус. К тому времени, как я догадалась, что ему нужно, я не имела в себе достаточно сил его остановить, да я, честно говоря, уже и не хотела, да простит меня Бог. Когда я проснулась на следующее утро, у меня ужасно болела голова. Он тогда уже ушел, сделав свое дело. — Вся дрожа, молодая женщина бросила робкий взгляд на Джослина, но его лицо оставалось таким же непроницаемым, как раньше. — Я приказала прислуге приготовить ванну и чуть не сорвала с себя кожу, но это не помогло. Я даже не осмелилась признаться в своем грехе на исповеди, но, как оказалось, весь этот кошмар не закончился. — Она взволнованно принялась ходить взад-вперед по комнате, словно зверь, загнанный в клетку. Джослин, напротив, сидел неподвижно, как изваяние.

Линнет потерла ладони, чувствуя, что они слипаются от холодного пота. Если бы ей пришлось выбирать, она скорее перенесла бы физическую пытку, чем духовные муки своего позора перед Джослином. Проходя мимо зеркала, она уловила искаженное отражение своего лица, с глазами, похожими на глаза загнанного животного. Отвернувшись, Линнет подумала, что навсегда запомнит этот образ.

— Раймонд сказал, что отныне, когда бы ему ни захотелось провести со мной время, я обязана буду ему подчиниться, иначе он расскажет Джайлсу обо всем, что произошло в его отсутствие. Мне стало страшно. Я знала, что Джайлс убьет меня.

Лицо Джослина исказила болезненная гримаса.

— Как долго тебе пришлось выносить это?

— Немногим более года, пока у меня не появились первые признаки беременности. Тогда он оставил меня в покое. Гельвис, дочь де Корбетта, уже повзрослела, и он увязался за ней. Решил совратить новую невинность.

Лишь один невысказанный вопрос, как огромная извивающаяся змея, повис в воздухе и принялся душить, пока она уже едва могла дышать.

— Я почти уверена, что Роберт — сын Джайлса, — сказала она. — Раймонд отсутствовал около месяца, когда я зачала, а потом, когда он опять начал домогаться меня, мне удалось убедить его, что сейчас нельзя, а удовольствие можно получить другим способом.

Джослин снова поморщился.

— У меня не оставалось выхода, неужели ты не понимаешь?! — закричала она и в отчаянии отшвырнула покрывало. — Если бы самоубийство не являлось смертным грехом, я бы бросилась со стены замка! И ты смеешь осуждать меня! Ты ведь ничего не знаешь о том, что мне довелось от него вынести!

Он покачал головой.

— Я отдаю себе отчет в том, что ты стала жертвой Раймонда де Монсорреля. Проблема во мне самом. Я все время вижу тебя с этим подлым развратником. Как бы я хотел ослепнуть.

— Я тоже хочу ослепнуть, чтобы не видеть тебя с той женщиной, которую ты любил прежде! — ответила Линнет, собравшись с силами.