Страница 41 из 55
Однако вопреки принятому разумному решению он подошел к Весне Закатовой и не нашел ничего лучшего, как процитировать Пушкина:
— «Люблю тебя, Петра творенье…»
Она обернулась и с улыбкой, в свою очередь, произнесла:
— «Невы державное теченье, Береговой ее гранит!..» Смотрите, смотрите! — перегнувшись через реллинги, стремясь к открывшейся красоте, продолжала: — «…по оживленным берегам Громады стройные теснятся Дворцов и башен…» Вы любите стихи?
— Не только Пушкина.
— Вот как? И что–нибудь помните? И чье? Есенина, Блока. Ахматовой? — заинтересовалась поэтесса.
— Например, ваше.
— Тогда прочтите. Любопытно, что вы читали?
— «Ты не помнишь, ничего не помнишь?»
— Как, как? — удивилась поэтесса. — У меня нет таких стихов.
— Ну как нет! На музыку Скрябина, его пятую прелюдию одиннадцатого сочинения.
— Скрябина? Я очень его люблю. Вернемся, непременно сразу сыграю эту прелюдию. И стихи напишу. Первую строчку вы подсказали.
И только теперь Муромцев спохватился, что стихи эти он слышал в параллельном мире (или во сне!) и сочинит их, а потом прочитает на крыше во время наводнения Весна Закатова через полвека! Он смутился, но решил выйти из положения.
— Может быть, я спутал. Я хотел напомнить вам ваши стихи о первой любви.
— И тоже, скажете, на музыку? — лукаво спросила Закатова.
— Да, на прелюдию Шопена, кажется. Восьмую.
— Ну, ну! Даже интересно.
Муромцев посмотрел на смеющиеся глаза Весны и теперь, словно на что–то надеясь, прочитал как бы от самого себя:
— Откуда вы это знаете? Это из первых моих стихов. Я боялась их даже в свои сборники включать.
— Так они же на музыку, и их пели. Вот я и запомнил, когда это совпадало с моими чувствами.
— Вот за это спасибо! Если мои полудетские чувства могли вызвать такое отношение столь былинного мужчины, я счастлива!
— Хочется вам позавидовать.
— Скоро мы пройдем старую дамбу и выйдем в открытое море. В нем поднимается уровень. Ведь не сразу покончат с этим «парниковым эффектом», если даже и будут строить волновые станции и наращивать дамбы, как в Голландии. Я с интересом и горечью смотрела.
— Как смотрели? — удивился Муромцев. — И видели, как там засыпают землей статую рыбачки, смотрящей в море?
— И вы тоже видели?
— Я–то видел. Но как вы могли видеть?
— Как и вы, на видеоэкране.
— Ах, да! — обрадовался Муромцев. — Может быть, и он по видео это видел, а потом во сне добавил невесть что. Вот, правда, этот старинный гульден!..
— Мне было очень горько.
— Горько? Почему?
— Я пару лет назад была в Голландии и простояла у этой рыбачки несколько часов. Смотрела, как и она, в далекое море. И, как и она, кого–то ждала.
— Ждали? Кого?
— Нет, не я. Я просто думала о ней, о ее чувствах. И написала балладу. Хотите, прочту. Вот видна старая питерская дамба. Представьте себе, что на ней стоит молодая женщина и смотрит, смотрит. И ощущает, что превращается в камень.
— Прочтите, пожалуйста.
— Это тоже пели и даже с оркестром. Я сама написала музыку к этой балладе.
— Не перестаю вами восхищаться!
— Ну что вы! Я просто закончила музыкальную школу, прежде чем начать писать стихи. И поэзия у меня вырастает из музыки. И наоборот.
— И что же вы почувствовали, глядя на море, как и каменная рыбачка? — Весна Закатова, задумчиво глядя в морскую даль, раскинувшуюся за старой дамбой, мягким грустным голосом начала тихо читать, словно для одного только Муромцева, как тому показалось:
Не удивляйтесь меняющейся ритмике и некоторой свободе строк. Это обусловлено музыкой, которую стихи отражают. Женское горе…
— И этот символ женского горя бездумно засыпают землей, — возмущенно сказал Муромцев.
— Вы знаете, Платон Никандрович, я плакала перед видеоэкраном, смотря на это варварство.
— Это так и просится на музыку. И для этой баллады о рыбачке вы сами написали партитуру?
— О, нет! Я только исполняла на синтезаторе, имитирующем все инструменты. А один мой поклонник, видный музыкант, написал партитуру.
— Поклонник? — не сдержался Муромцев. — И много их у вас?
— Почему это вас интересует?
— Хочу знать, с кем вместе стою в одном ряду. С первого взгляда…
Весна Закатова расхохоталась:
— Вы шутник, генерал!
— Ничуть. Вина не моя, а ваша.
— Вот как? Тогда мне придется вас вознаградить еще одним своим сонетом:
— Как вы догадались?
— И кто же он, если не секрет?
— Тот самый музыкант, о котором я говорила.
— Все так, все так, как я и видел.
— Когда вы видели, где?
— Представьте себе, я видел вас во сне, раньше, чем наяву…
— Ну, знаете ли, генерал! Вы превзошли меня в воображении.
— Ничуть. Я просто вам признался.
— Так в чем же? В чем? — лукаво спросила Закатова.
— Я приехал разочаровывать других, а очарован сам.
— Вы говорите загадками. А я не умею их разгадывать.
— Разгадка — в оценке вашим назойливым спутником того, что мы увидим.
— Напротив, вы — прекрасный собеседник. Я с удовольствием читала вам стихи и видела, что они понятны вам.