Перс

Погруженный в эти мысли, он открыл дверь в квартиру; Викуся спала, и Марина вышла его встретить.

- Привет, дорогуша, - поцеловал он жену.

- Устал? - от заботливого глаза Марины не укрылось его неровное состояние, и она взяла у него из рук сумку. - Давай помогу.

- Да день сегодня какой-то... безумный, - вздохнул Алексей. - Много кого видел. Колю из Первоуральска встретил на вокзале, потом однокурсников...

Не договорив, Алексей махнул рукой и стал раздеваться. Марина понимающе кивнула и сказала:

- И мне тоже сегодня половина подружек звонила, словно с цепи сорвались, одна за другой. Руки будешь мыть - обрати внимание, я в бутылочку с удобным носиком нового жидкого мыла налила. Оказывается, нашего заведующего отделением собираются переводить в замдиректора, а вместо него будет временно Антонина Ивановна. У Ольги Ивановой Женька получил срочный контракт на Балтыме, а Светик устраивает в субботу небольшую вечеринку - хочет познакомить всех с Игорем. Ты кушать сразу будешь или отдохнешь сначала? Люда Когтева опять расходится со своим Овечкиным - ну, он всех уже достал своими закидонами. Там в холодильнике в тарелке под крышкой домашний холодец, попробуй, очень вкусный...

Вполуха слушая щебетание супруги и время от времени хмыкая, обозначая тем самым активное участие в слушании последних новостей, Алексей приступил к ужину. Забеспокоилась в своей кроватке Вика; родители примолкли, решив, что разбудили дочку громкими разговорами, и подкрались к ней с убаюкивающими песенками. Снова засыпать малышка не захотела, и Марина занялась дочуркой, предоставив папе возможность спокойно закончить еду. И надо сказать, что для морально вымотавшегося главы небольшого семейства это было весьма кстати перед новой рабочей неделей.

В понедельник, едва Бронников успел войти в свою комнату за номером двадцать три, расположенную в дальнем конце второго этажа, и повесить потрепанную куртку на блестящую напольную многорогую вешалку, как к нему заглянул непосредственный начальник, - Геннадий Николаевич Крохин. Человеком он был весьма примечательным, однако вовсе не в плане внешности, которую можно смело назвать заурядной: средний рост, массивная комплекция, намечающийся животик, высокий (благодаря большой залысине) лоб, обрамленный редкими, слегка вьющимися волосами с обильной проседью. И вместе с тем - живые цепкие глаза, порой сверкавшие сталью из-под тонкой оправы немного затемненных очков, четкие, даже точеные черты всегда гладко выбритого лица, застенчивая и вместе с тем ироничная полуулыбка ясно очерченных тонких губ. Геннадий Николаевич, был, что называется, широко известен в узких кругах благодаря своей неординарности, удачно сочетавшейся с бескорыстной коммуникабельностью и искренней отзывчивостью.

В свои неполные сорок пять лет он, будучи старшим научным сотрудником и не имея никакой ученой степени, руководил рабочей группой из четырех сотрудников. Ее создали специально под Крохина потому, что назначить его заведующим лабораторией не позволяли нормативные положения Российской Академии Наук. Его фантастическая работоспособность и широчайшие познания снискали легендарную славу среди сотрудников, к нему обращались с любым вопросом и по любому поводу, и он всегда и всем мог дать ответ или совет. Сам директор, академик Меньшиков, здоровался с Крохиным за руку, и частенько, пригласив в свой кабинет, спрашивал его мнение по поводу... впрочем, о чем именно они беседовали наедине, ни тот, ни другой не распространялись. Геннадий Николаевич успел поработать практически во всех подразделениях Института, со всеми завлабами был на "ты", но нигде не задерживался надолго - такая яркая и одиозная фигура просто органически не выдерживала черепашьего хода планомерных исследований. Крохин генерировал сногсшибательные идеи по нескольку штук на дню, и, загоревшись, тратил все свое время и силы на их реализацию, - что, разумеется, никоим образом не радовало его руководителей, озабоченных работой подчиненных над общим проектом. Однако ценность его как сотрудника была столь неоспорима, что администрация предпочла создать ему особую структуру, чем убила сразу нескольких зайцев. В отдаленной перспективе, после согласования многочисленных бюрократических моментов, отделу Крохина предстояло стать музеем академического типа, призванного упорядочивать и сохранять многочисленные сборы материалов, захламивших весь Институт. И именно педантичный и аккуратный Геннадий Николаевич, пребывавший в отличных отношениях практически со всеми сотрудниками, как нельзя более кстати подходил на роль главного систематизатора и хранителя этих коллекций.

- Алексей, - в общении с подчиненными Крохин, бывший по натуре волком-одиночкой, не привыкшим использовать в своих целях сторонний труд, всегда проявлял деликатность и даже робость, - вы не хотели бы заняться материалами, которые Володя Комаров привез из Уфы?

- Займусь, конечно, Геннадий Николаевич, - бодро ответил Бронников. - Что с ними надо сделать?

- Разберитесь с пробами, что там и откуда, где нужно - замените старую негодную упаковку на более приличную, и разложите их по своим местам. Возьмите себе в помощь Леночку... Я должен буду уехать в Челябинск на несколько дней, вернусь в четверг, скорее всего, или в пятницу. Если вы к тому времени успеете с ними закончить, то там и обсудим, что с ними делать.

Леночка, полненькая светловолосая студентка Горного Колледжа, работавшая в группе Крохина на полставки, появлялась на полдня по вторникам и средам, и иногда по пятницам. Особым умом она не блистала, нужным опытом в геологии почти не обладала, но в качестве помощницы в непыльной рутинной работе наподобие переупаковки материалов и переписывании этикеток вполне годилась.

- Да, чуть не забыл, - уже в дверях обернулся Крохин. - Материалы лежат на большом столе в подвале, в лабораторной.

- Все понятно, Геннадий Николаевич, - кивнул Бронников. - К четвергу постараемся успеть.

Когда успокоенный этим заверением начальник ушел, Алексей включил компьютер и проверил электронную почту. Два письма от бывших одноклассников из Первоуральска, Коли Черных и Алика Махкамова, одно письмо от кузины из подмосковного Коврова, три коротеньких записки от коллег из других городов, да неизбежный спам - вот и вся корреспонденция, скопившаяся за выходные.

"Надо бы уже, наконец, дома Интернет подключить, - в который раз подумал Алексей. - Почти у всех знакомых уже есть, вон, даже Алик, а не только Коля, недвусмысленно намекает на мою отсталость в этом плане... И ведь верно, стоит он теперь копейки, не то, что раньше".

Попив чайку во время просмотра ленты новостей, Бронников, наконец, собрался с силами для трудовых свершений и, потянувшись, усилием воли вытащил себя из уютного кресла. Облачившись в свой черный халат (в Институте исторически так сложилось, что женщины выбирали себе на складе белые халаты, а мужчины - разнообразные темные тона; Алексей неизменно игнорировал все оттенки синего и серого), он спустился в подвал и окинул взглядом солидную кучу мешочков, сверточков и пакетиков, занявшую добрую треть большого лабораторного стола. Объем предстоящей работы не внушал оптимизма; подспудно стремясь из последних сил оттянуть неминуемое, Алексей поразмыслил и пошел искать Комарова, - под предлогом разузнать, что это может быть за материал и у кого конкретно в уфимском Институте Геодезии взято. Не закрывая лабораторную комнату на ключ и даже не выключая свет, Бронников поднялся по лестнице в торце подвального коридора на первый этаж и оказался прямо напротив комнаты номер шесть, в которой обитали два Володи - Комаров и Годин. Среди друзей, дабы избежать путаницы и вместе с тем не фамильярничать, принято было в пределах шестой комнаты обращаться друг к другу исключительно по отчеству, что с непривычки звучало, конечно, порой довольно комично.

- Привет, Ильич! - не дожидаясь ответа на краткий стук в дверь, Леша вошел в комнату, в которой Владимир Годин сосредоточенно приник к экрану компьютера. - Что это у тебя?