Возвращение в летний домик

Фэйт и Зои просто смотрели на неё, не отрываясь.

— Так и быть, — сдалась Эми. — Я сегодня ходила в дом мадам Зои.

И она начала рассказывать им то, что ей хотелось, чтобы они знали. Эми опустила детали, которые как она опасалась, могли бы их расстроить.

Ни Зои, ни Фэйт не поверили ни единому её слову.

— Это невозможно, — произнесла Фэйт. — Никто не может изменить прошлое. Ты не можешь вернуться назад.

— А мне бы не хотелось, — заявила Зои.

Эми уставилась на неё в изумлении.

— Тебе бы не хотелось вернуться на три недели назад до несчастного случая и остановить то, что произошло?

— Нет, — ответила Зои. — Тот несчастный случай был самой большой моей удачей. Я выяснила, кто действительно меня любит и начала рисовать. Доктора считают, что мой мозг был поражён таким образом, что я частично утратила память, и в то же время расширились мои возможности в новой области. Лучше я буду рисовать, чем иметь дело с людьми, которые, если уж на то пошло, никогда на самом деле не заботились обо мне.

Эми представления не имела, что можно противопоставить такой логике.

— И, кроме того, — добавила Фэйт, — у нас нет визиток, значит, мы не приглашены. Почему бы тебе не пойти самой?

— По-моему, если мы не пойдём все вместе, втроём, то ничего не получится. Или все вместе, или же ни одна из нас не сможет изменить свою судьбу, — эту ложь она придумала по дороге домой. Если бы она смогла вернуться назад в прошлое, что, конечно же, невозможно, и забрала бы с собой Зои, то почему бы не прихватить и Фэйт?

Но ничто из сказанного Эми не меняло их мнения. Их не интересовала, как они назвали её, «шарлатанка», и они не собирались с ней встречаться. Они не хотели разговаривать с этой женщиной и тем более платить деньги за её смехотворные заявления.

После ужина Фэйт и Зои, практически, сбежали в гостиную, оставив Эми прибираться.

— Если так будет продолжаться и дальше, мы ничего не добьемся, — проворчала Эми, наполняя посудомоечную машину. У неё было чувство, что завтра они заговорят о возвращении домой. Эми знала, что жди её дома семья, а не будь они все в турпоходе, ей бы тоже захотелось вернуться.

Но Эми также понимала, что только у неё одной настолько реальные сны, что они преследуют её даже наяву. Это она сидела в лучах солнца, в то время как на улице шёл дождь. Это она разговаривала с маленькой старой леди и уехала от неё с чувством, что перемены в судьбе, произошедшие из-за сбившегося направления, совершенно реальная мысль. И более того, это ей совершенно различные время и место предстают настолько явственно, что порою она просто запутывалась в том, где именно находится. Но не имеет значения, что она им говорила, ей всё равно не удалось переубедить Зои и Фэйт.

Но с другой стороны, Эми было показано всё, но не Зои и Фэйт. И как она могла надеяться, что они захотят в этом участвовать?

Закончив с уборкой Эми направилась в гостиную, но Фэйт не отвлеклась от телешоу, которое она смотрела, а взгляд Зои всё время оставался прикованным к холсту. Эми заметила, что Зои рисовала Фэйт. Ей не хотелось рисовать мужчину на коне.

— Я, наверное, пойду спать, — сказала Эми. Они даже не посмотрели на неё, когда пожелали спокойной ночи.

Она пошла в свою комнату, долго стояла под душем, затем, надев ночную рубашку, залезла под одеяло. Ещё было слишком рано, но она очень устала ото всего, что ей пришлось пережить за сегодня. Слишком тяжело сначала всю ночь страдать от побоев, а потом весь день мучиться вопросами о судьбе. Но самым ужасным для неё оказался разговор с Фэйт и Зои.

Подруги, подумала она, выключая свет. Она действительно начала считать их своими подругами. Но когда Эми заговорила о перемещении во времени и о судьбе, они смотрели на неё совсем как люди с улицы — словно она страдала слабоумием.

Засыпая, Эми думала о том, что, видимо, она начала терять если не разум, то уж точно связь с реальностью. У неё было всё, чего человек может пожелать в жизни, так почему она совершенно по-дурацки зациклилась на этом? Почему пытается изменить что-то? Не то, чтобы она могла что-то изменить, но…

Погружённая в эти мысли и будто укачанная их течением, она уснула.

Сновидение возникло незамедлительно. Мужчина был мёртв, и все вокруг плакали. Эми, одетая в платье с набивным[13] бело-синим рисунком, была слишком ошеломлена, чтобы понять, что она делает. В руках она держала связку ключей, хотя не знала, какие двери ими отпирают. Казалось, люди вокруг спрашивали её, что делать, но она не могла в достаточной мере сосредоточиться, чтобы понять их. Он был мёртв. Убит ночью ударом ножа в сердце.

По всему дому слышался плач. Какая-то женщина плакала очень громко. Когда Эми поднималась по деревянным лестницам, до неё донеслись мужские рыдания. Она открыла дверь и, заглянув внутрь, увидела седовласого мужчину в постели. Он был худ, словно его истощила какая-то болезнь, и лицо его покраснело от рыданий.

— Уходи! Оставь меня! — приказал он.

Она увидела двух молоденьких девушек, должно быть служанок, с покрасневшими глазами. Дверь позади них была открыта, и Эми прошла в эту открытую дверь. Она чувствовала нереальность происходящего, как если бы она находилась не в своём теле.

В комнате было трое мужчин, одетых в форменные чёрные камзолы, белые рубашки и плотные чёрные штаны. Двое из них носили парики. Они спокойно что-то обсуждали между собой, бросая частые взгляды на мужчину на кровати.

Эми подошла к нему. Он выглядел спящим, его лицо — спокойным и умиротворённым и таким же прекрасным как всегда. Он был одет в свою одежду и, казалось, просто прилёг вздремнуть. Если бы не тёмное пятно в области сердца, она бы не поняла, что он мёртв.

— Кто это сделал? — спросила она мужчин.

— Мы не знаем, — ответил один из них. — Его нашли в таком виде сегодня утром. Судя по холодному телу, это случилось вчера. Вы никого не видели?

Эми смогла только покачать головой. Правда была в том, что она ничего не помнила с тех пор, как села в повозку. Как давно это случилось? Судя по её одежде и по связке ключей в руках, она получила работу домоправительницы. Всё, что она знала, могло происходить и год назад.

Вытянув руку, она пригладила его волосы, откинув их назад с бровей, затем поцеловала в холодную щеку. Мужчины наблюдали за нею, но её это не беспокоило. У неё потекли слёзы, падая на его лицо. Она больше никогда не увидит его смеющимся. Никогда больше не будет спорить с ним. Она никогда больше не скажет ему, что он не прав и не понимает, о чём говорит.

Глядя на него, она поняла, что воспоминания приходят к ней. Она никогда не сгибалась перед ним. Она всегда противостояла ему и высказывала ему прямо то, что думает. Часто он говорил ей, что теперь понимает, почему отец продал её.

— А я заплатил слишком высокую цену! — кричал он на неё.

Но несмотря на все их споры, несмотря на постоянную борьбу характеров, он высоко поднял её статус и не отослал.

Пока она стояла там, в комнату вошла девушка. Судя по одежде, она принадлежала к тому же сословию, что и убитый. Ей потребовалось всего мгновение, чтобы вспомнить, что это девушка его сестра. Он её очень любил.

Девушка наклонилась над ним с другой стороны кровати.

— Что мне делать без тебя, Тристан? — прошептала она. — Как я смогу жить без тебя? — Она взглянула на Эми. — Как нам жить? Как мы сможем жить без него?

Эми смогла только покачать головой. Её горло сдавили рыдания, слёзы так и хлынули из глаз.

— Эми! — говорила Фэйт, держа её за плечи. — Просыпайся! Это всего лишь сон. Ты в безопасности. Просыпайся!

Открыв глаза, Эми увидела склонившихся над нею обеих женщин, но сознание её никак не отпускало из того места во сне.

— Он умер, — плакала она, — кто-то убил его. — Она закрыла лицо руками и продолжала рыдать.

Зои стояла позади Фэйт, и они обе были полностью одеты, значит, ещё не слишком поздно.

13

Возможно, у особо любознательных возникнет вопрос по поводу существования набивных тканей в средневековье. Но не сомневайтесь, это искусство довольно древнее, и если в Западной Европе оно известно примерно с 14 века (до того времени набивные ткани доставлялись сюда с Востока), то на Руси сиё искусство было широко распространено уже в 10 веке. Более того, ткани эти были настолько хороши, что в Европе их именовали просто «русскими», хотя, разумеется, у наших предков были свои названия. Так, в московском царстве особенно ценилось искусство московских мастеров и, например, в Расходной книге денежной казны 1613–1614 г.г. упоминается «Выбойка московская».