Страница 6 из 16
– Как мило, – сказала сестра Мэри. – А я-то думала, что вы ни в грош не ставите королевский титул после того, как ваши отцы-пионеры в Бостоне выбросили весь чай в реку.
И она продолжала болтать, следуя уставу Ордена, согласно которому его члены должны всегда говорить то, что у них на уме. Мистер Янг отдался на волю волн: он слишком устал, чтобы придавать этому значение. Возможно, в результате праведной жизни в поведении людей появляются определенные странности. Если бы миссис Янг сейчас проснулась, это была бы весьма кстати, подумал он. И тут одно понятное ему слово, мелькнувшее в болтовне сестры Мэри, отозвалось в его душе благодарным эхом.
– Скажите, не могу ли я где-нибудь, по возможности, выпить чашку чаю… если можно? – осведомился он.
– Ой, – сказала сестра Мэри, в ужасе закрыв рот ладонью, – как же мне это в голову не пришло?
Мистер Янг не стал высказывать предположений на этот счет.
– Минуточку, я сейчас сбегаю, – залепетала она. – Вы уверены насчет чая? Может быть, кофе? Этажом выше стоит этот… как его… кофематор.
– Чаю, пожалуйста, – сказал мистер Янг.
– Ну, вы действительно отуземились, скажу я вам, – радостно заявила сестра Мэри, и выбежала из палаты.
Мистер Янг, оставшись наедине с женой и двумя младенцами, которые крепко спали, опустился на стул. Да, видимо, когда рано встаешь, и молишься, и подолгу стоишь на коленях – это сказывается. Нет, они, конечно, добрые люди, но не совсем в трезвом уме и здравой памяти. Он однажды видел фильм Кена Рассела, так там монашки стали сатанистками. Не то чтобы здесь что-нибудь подобное, но нет дыма без огня и все такое…
Он тяжело вздохнул.
Именно в этот момент проснулось Дитя А, и разразилось добротным, отборным ревом.
Мистеру Янгу уже много лет не приходилось успокаивать ревущих детей. Честно говоря, ему это никогда и не удавалось. Он всегда питал огромное уважение к сэру Уинстону Черчиллю и похлопывать его уменьшенные копии по попке представлялось ему, мягко говоря, неподобающим.
– Добро пожаловать в наш мир, – устало сказал он. – Потерпи, привыкнешь.
Дитя закрыло рот и уставилось на мистера Янга так, словно тот был генералом, докладывающим о крупном поражении.
Сестра Мэри не могла найти более подходящего момента, чтобы вернуться с подносом в руках. Сатанистка она была или нет, но она даже разыскала блюдце, на котором разложила печенье с глазурью – такое всегда оказывается на самом дне пакета с надписью «К чаю» или «Бабушкина сдоба». Мистеру Янгу досталось печенье хирургически розового цвета, украшенное глазурованным снеговиком.
– У вас, наверно, таких почти нет, – сказала сестра Мэри. – Вы это называете печеньем. А мы – бисквитами.
Мистер Янг едва успел открыть рот, чтобы сказать, что он тоже использует второе из приведенных слов, и не только он, но и большинство жителей Лутона, как в комнату, задыхаясь, ворвалась другая монашка.
Она взглянула на сестру Мэри, сообразила, что мистер Янг никогда не заглядывал внутрь пентаграммы, начерченной мелом на полу, и ограничилась тем, что указала на Дитя А и подмигнула сестре Мэри.
Сестра Мэри кивнула и подмигнула в ответ.
И вторая монашка увезла младенца.
Подмигивание как метод общения между людьми – довольно универсальное средство. Многое можно сказать, просто подмигнув собеседнику. Например, в данном случае подмигивание второй монашки означало:
Ангел тебя раздери, ты где ходишь? Дитя Б родилось, мы готовы подменить младенцев, а ты тут не в той палате вместе с Врагом Рода Человеческого, Низвергателем Царей, Ангелом Преисподней, Великим Зверем, именуемым Дракон, Князем Мира, Отцом Лжи, Отродьем Сатаны и Повелителем Тьмы чаи распиваешь. До тебя не доходит, что меня только что чуть не пристрелили?
А ответное подмигивание сестры Мэри, с ее точки зрения, означало:
Вот он, Враг Рода Человеческого, Низвергатель Царей, Ангел Преисподней, Великий Зверь, именуемый Дракон, Князь Мира, Отец Лжи, Отродье Сатаны и Повелитель Тьмы, и я не могу с тобой говорить при посторонних.
Тогда как сестра Мэри решила, что подмигивание второй монашки означает скорее:
Отлично проделано, сестра Мэри – вы сами подменили младенцев. Теперь покажите мне лишнего, и я избавлю вас от него, и вы можете продолжать пить чай с его Королевским Превосходительством Американским Культуристом.
И, соответственно, ее ответное подмигивание означало:
Вот он, дорогая моя; это Дитя Б, забирайте его, и дайте мне поболтать с Его Превосходительством. Я всегда хотела спросить у него, зачем им эти высоченные дома, которые они обделывают зеркалами.
Все эти тонкости прошли на цыпочках мимо внимания мистера Янга, который был необычайно смущен вниманием, проявленным заговорщиками к его собственной персоне, и в данный момент думал о том, что мистер Рассел, похоже, знал, о чем снимал свое кино.
Вторая монашка могла бы заметить ошибку сестры Мэри, если бы ее не вывели из себя охранники в палате миссис Даулинг, которые смотрели на нее с нескрываемым и все возрастающим недоверием. Вызвано это было тем, что их специально обучали реагировать особым образом на людей в длинных балахонах и головных платках и теперь они страдали конфликтом сигнальных систем. Людям, страдающим конфликтом сигнальных систем, лучше бы не давать в руки оружие, особенно если они только что присутствовали при рождении ребенка естественным путем, что абсолютно не соответствует их представлениям об американском способе появления на свет новых граждан Соединенных Штатов. Кроме того, краем уха они слышали, что в здании курят фимиам.
Миссис Янг пошевелилась.
– Вы уже выбрали для него имя? – хитро прищурилась сестра Мэри.
– А? – отозвался мистер Янг. – Да. Нет. Нет, еще не выбрали. Если бы была девочка, мы бы назвали ее Люсиндой в честь моей мамы. Или Жерменой. Это Дейрдра так решила.
– Девочку можно было бы назвать Полынь, – сказала сестра Мэри, вспомнив школьный курс литературы. – А мальчика – Дамиан, или Дэмьен, если по-вашему. Очень модное нынче имя.
Анафема Деталь – ее мать была не слишком начитана в вопросах религии и, когда ей однажды встретилось красивое слово, она решила, что это прелестное имя для девочки – была восьми с половиной лет от роду, и она читала Книгу, спрятавшись под одеяло с фонариком.
Другие дети учатся читать по детским книжкам с цветными картинками, на которых изображены арбузы, белки, вараны и так далее. Но не в семье Анафемы Деталь. Анафема училась читать по Книге.
Там не было ни арбузов, ни белок. Хотя одна картинка была: неплохая гравюра на дереве восемнадцатого века, на которой была изображена Агнесса Псих, сжигаемая на костре, и, с виду, немало этим довольная.
Первое слово, которое прочла Анафема, было «прекрасныя». Очень немногие дети в возрасте восьми с половиной лет знают, что «прекрасные» может означать также «абсолютно правильные», но Анафема была именно из числа очень немногих.
Вторым словом было «точныя».
Первой фразой, которую оно прочла вслух, было следующее:
«Истинно говорю вамъ, и поручаю вамъ слова мои: Поскачутъ Четверо, и Четверо также поскачутъ, и Трое поскачутъ в Небесах промежъ, и Одинъ поскачетъ в пламене, и не остановитъ Их ни рыба, ни гроза, ни путь, ни Дiаволъ, ни Ангелъ. И ты будешь с ними, Дитя мое».
Анафеме нравилось читать про себя.
(Есть такие детские книги, которые могут заказать родители, читающие правильные воскресные газеты. В них можно впечатать имя их ребенка вместо имени главного героя или героини. Предполагается, что это будет способствовать поднятию интереса ребенка к книге. В этом конкретном случае в Книге рассказывалось не только про Анафему – причем без малейшей ошибки – но и про ее родителей, и бабушек с дедушками, и всех ее предков вплоть до семнадцатого века. На данный момент Анафема еще слишком мала, чтобы думать о ком-то, кроме себя, и придавать значение тому, что в книге не упоминаются ни ее дети, ни, если уж об этом зашла речь, какие-либо события после одного определенного момента, который наступит через одиннадцать лет. Когда тебе восемь с половиной, одиннадцать лет – это целая жизнь, и разумеется, если верить Книге, так оно и есть.)