Страница 3 из 20
Если бы социологу средней руки Александру Каймакову сказали, что к его скромной персоне будет привлечено внимание такого количества людей из столь серьезных ведомств, с затратой денежных сумм, о которых он не мог и мечтать, а одно его слово заставит встрепенуться четырех офицеров спецслужб, он бы, конечно, этому не поверил.
Но когда, входя на кухню, он в сердцах выматерился, два чутких микрофона включились и четко передали нецензурное слово на два пульта контроля, оторвав от кофе с бутербродами двух лейтенантов, одного старшего лейтенанта и капитана.
После того как Межуев доложил результат прослушивания начальнику отдела Дронову, тот придвинул телефонный справочник МВД и набрал нужный номер.
Через полчаса на пульте дежурной части тридцать второго отделения милиции загорелся огонек прямого соединения с дежурным Главного управления внутренних дел Москвы. Майор Дятлов щелкнул тумблером.
– Что сделано по заявлению о нападении на гражданина Каймакова? – сухо спросил дежурный по городу. Тон его не предвещал ничего хорошего.
Дятлов заглянул в журнал регистрации заявлений и сообщений, провел пальцем по строчкам, не найдя нужной записи, принялся шуршать страницами.
– Небось не зарегистрировали, долбачи! – почти ласково сказал дежурный. – А этим делом безопасность интересуется. Думаете, я за вас свою жопу подставлю? Не-е... Через час доложить результаты!
– Тут Перцов оставался, – пытался оправдаться Дятлов, но огонек на пульте уже погас.
– Где Перцов?! – рявкнул он на всю дежурку. – Живо за ним! Видно, в гараже жрет да водку хлещет!
Через пять минут, потеющий и старающийся не выдыхать ртом воздух, сержант копался в мусорной корзине.
– Вот, нашел! – радостно закричал он, разглаживая смятый клочок бумажки. – Каймаков Александр Иванович, Ленинский, 152! А вот и номер машины!
– Идиот! – перевел дух дежурный. – В журнал надо записывать, а не в урну бросать!
– Кто же знал, что оно так обернется... – К Перцову возвращалось обычное спокойствие. – Сейчас все оформим в лучшем виде!
Дятлов прозвонил по дежурным больницам, потом – в картотеку ГАИ.
Гражданин с колотым ранением в приемные отделения не поступал. Санитарного фургона с номером «43-23» в природе не существовало, да и вообще такой номер в ГАИ зарегистрирован не был.
В журнал аккуратно вписали сообщение Каймакова, тут же указали результаты проверки и сделали вывод: не подтвердилось.
Дежурный даже послал Перцова на место. Тот бегло осмотрел подъезд, позвонил в квартиру. Отупевший от седуксена Каймаков разговаривал через цепочку: продувная физиономия сержанта и отчетливый запах алкоголя не способствовали доверию к милицейской форме.
– Да вы не волнуйтесь, – успокаивал сержант. – Тут просто недоразумение... В больницы никого не доставляли, номера такого в природе нет... Может, что-то показалось, а может, пьяный какой чудил... В общем, ничего страшного...
Оставшись один. Каймаков еще раз осмотрел зловещие следы на шиле. Недоразумение? Но с чего это вдруг милиция так зашевелилась? На кражи, грабежи, разбои не выезжают, на письменные заявления по полгода ответа не добьешься... А тут за час все проверили да еще домой приехали отчитаться и успокоить. Что-то здесь не так... Ему стало еще страшнее.
Глава вторая
Василий Зонтиков, известный в уголовном мире под кличкой Клык, был вором в законе и «держал» Юго-Западный сектор столицы.
За неимением знакомых судей, прокуроров и, на худой конец, адвокатов Каймаков отправился за советом к нему – бывшему однокашнику и товарищу по детским играм.
С год назад он уже обращался к Клыку. Тогда у Вовчика отобрали зарплату и поставили фингал под глазом, в милиции развели руками: примет не запомнил, свидетелей нет, вроде как сам и виноват. А Клыку свидетели не понадобились: пошептал что-то на ухо своему подручному, вроде как адъютанту, и все. К вечеру оба грабителя пришли к Вовчику домой, принесли все до копейки деньги да еще две бутылки водки в знак примирения. Вовчик вначале мириться не хотел, а стал охаживать главного обидчика по морде, причем здоровенный хмурый урка сносил побои как должное – ни уклониться не пытался, ни руку поднять. Вовчик отмяк, плюнул, достал свою бутылку, и примирение состоялось, расстались друзьями.
Клык жил на пятом этаже панельной пятиэтажки. У входа в подъезд и на предпоследней площадке дежурили попарно молодые люди с отталкивающими физиономиями.
В квартире обстановка была еще более спартанской, чем у самого Каймакова. Клык сидел за круглым массивным столом, упершись локтями в изрядно пожженную и исцарапанную столешницу, и сквозь составленные трубочкой татуированные кулаки всасывал дым догорающей «беломорины». Сладковато-пряный запах анаши наполнял комнату.
– Что, опять кого-то накноцали? – не здороваясь, спросил Клык, и было заметно, что он чемто недоволен. – А как моим людям жить? Им зарплату не повышают, профсоюза нету... Если я у них буду хабар изо рта вырывать, то мне надо в ментовку оформляться!
Он нехорошо улыбнулся, и новый «адъютант» ощерился такой же скверной улыбкой.
– Да я не за тем... – Каймаков на миг пожалел, что пришел сюда. – Вот... Он вытащил из продранного «дипломата» пакеты с кастетом и шилом.
Клык слушал внимательно, потом очень внимательно осмотрел содержимое пакетов.
– Вот это отдай Лепиле, пусть сделает анализ. – Клык двинул по столу пакет с шилом. – А это передай сам знаешь кому – на отпечатки.
«Адъютант» схватил оба пакета, сунул в сумку и выбежал из комнаты.
– А где прежний? – спросил Каймаков, чтобы заполнить паузу.
– Кто «прежний»? А-а-а... В десант пошел.
– В армию, что ли? – удивился Каймаков. – Ему ж под сорок небось...
– В зону я его послал. Передать кое-что и споры ненужные прекратить.
– Как же он попал в зону? – продолжал удивляться Каймаков. – Туда же просто так не пускают.
Клык снова ощерился.
– Как, как! Очень просто: взял три года – и пошел по этапу.
– Ясно... А обратно как же?
– Через три года – обратно. Можно и раньше вытащить, но зачем? Там тоже дел много, а ему авторитет зарабатывать надо... Чифир пить будешь?
Каймаков не успел отказаться, как с силой распахнулась входная дверь.
– Вернулись! – крикнул кто-то, и в комнату ворвались три здоровенных лба, радостных и сильно возбужденных.
– Все отдали, козлы! – Здоровяк с бритвенным шрамом на щеке бросил на стол чемодан и осекся, упершись взглядом в Каймакова. Клык небрежно махнул рукой.
Чемодан распахнулся. Он был набит туго обтянутыми полиэтиленом блоками пятидесятитысячных купюр.
– Все! Здесь арбуз с лихуем!
Человек со шрамом сбросил пальто и сдернул с плеча короткий автомат.
– Куда «дуры» девать?
– Брось пока на кушетку, Федька вернется – уберет.
Рядом с автоматом легли потертый «ТТ» и обрез крупнокалиберной двустволки.
– Напустили в штаны, гады, – процедил рыжий, заросший трехдневной щетиной парень.
Третий вошедший угрюмо молчал, не сводя тяжелого взгляда с Каймакова. Тому стало неуютно, и он заерзал на жестком стуле.
– Сходки испугались. – Клык добил косяк и находился в благодушном настроении. – Но через год-два наберут силу, и тогда не знаю... Пить будете?
– Жрать охота, – человек со шрамом гулко сглотнул. – В шашлычную сходим – и обратно.
Боевики ушли.
– Что, Сашко, никогда таких бабок не видел? – Клык ковырнул розовые блоки, вытащил один, взвесил на ладони. – Видишь, десять пачек. Считать умеешь?
– Все твое? – Голос у Каймакова почему-то был сиплым.
– Зачем оно мне? – Клык бросил пакет обратно и закрыл крышку. – Это благо воровское: на подогрев зоны, братве на помощь, на дела наши общие. Настоящему вору много денег не надо, он скромным быть обязан... Клык вздохнул.
– Однако забываются законы наши, не нравятся многим молодым, особенно тем, кто на этих рогометов кожаных, зоны не нюхавших, заглядывается.