Страница 71 из 99
Ибо я проведала напоследок от живущих здесь девиц, что он ни одной из них не осмеливался учинить ни малейшего насилия, из чего мы и заключили, что само небо защитило нашу неповинность от сего ужасного чародея.
Сей мерзкий урод, не надеясь уговорить меня в первый раз, отложил сие до другого времени и провалился тогда же из замка. А я, оставшись на свободе и ходя по великолепным здешним комнатам, вошла наконец в одну украшенную больше всех прочих. Осматривая удивительные ее украшения, увидела я вдруг спящую на софе девицу; вид ее столько мне мил показался, что я с самой той минуты почувствовала к ней великую любовь и дружбу и вознамерилась искать всеми силами и с ее стороны к себе того же. Я остановилась, сколько желая на нее наглядеться, столько и для того, чтобы не потревожить приятного ее сна. Но я недолго ожидала ее пробуда: она вскоре проснулась сама и, усмотря меня, изумилась, видя во мне себе незнакомую. Я, желая ее вывесть из ее смущения, подошла к ней и, извиняя мой приход, просила ее простить меня в неумышленном нарушении ее сна. Она ответствовала мне на то весьма ласково и учтиво. По оказании же друг другу взаимных вежливостей, сели мы с нею и вскоре разговорились о наших приключениях. Я ей рассказала мои, а она о себе объявила, что она афинянка, именем Асияда, и происходит от древнего рода царей, коих колено от самых баснословных времен ведет свое начало. Похищение ее Карачуном случилося ей во время прогуливания в саду, и что и она испытала от сего гнусного карла множество любовных нападений, но всегда от него освобождалась ругательствами, или, лучше сказать, помощью всесильных небес. Она присовокупила к тому, что когда он осмеливался далее простирать любовные свои нахальства, то всякий раз становился недвижим или объемлем ужасным колотьем, что всегда принуждало его удаляться от нее того ж часа.
Таким образом разговаривая, познакомилась я с нею и наконец так подружилась, что не разлучалась уже с нею ни на минуту, что и сам ты, я чаю, приметил, любезный мой брат, — говорила княжна Светлосану, — когда застал нас здесь совокупно лишенных чувств; и сия любезная моя подруга есть самая эта особа, — продолжала она говорить, указывая на прелестную незнакомку. Восхищенный сим известием Светлосан, что возлюбленная его была приятельницею его сестре, получил оттого новую себе надежду. Он сделал ей при сем случае весьма учтивое приветствие, на которое Асияда отвечала равномерным образом. По окончании ж с обеих сторон взаимных вежливостей, Милослава продолжала свою повесть следующим порядком.
И так препровождали мы с нею вместе все время пребывания нашего здесь. Когда приходил к нам Карачун, то заставал нас всегда обеих совокупно; он старался нас разлучить, но только все его ухищрения были тщетны. И тогда пытался он склонять нас к соответствию на свою любовь, но мы, напротив того, старались его упрашивать о возвращении нас в наши домы, но завсегда как его, так и наши просьбы оставались бесплодными. Он не мог склонить ни одной здесь девицы к своей любви, а напротив того, ни одна из нас не могла испросить у него себе свободы. Но напоследок так мы ему наскучили, что он стал к нам весьма редко ездить, чему мы несказанно были рады.
Наконец, в некоторый день сидя, с прекрасною Асиядою и прогоняя нашу скуку разговорами, вдруг мы услышали в передних комнатах преогромную музыку; мы сему весьма удивились и пожелали узнать тому причину, которую и узнали мы немедленно, однако ж не к удовольствию нашему. Ибо коль скоро музыка сия дошла до нашей комнаты, то вдруг, почувствовав в себе чрезмерную слабость, обе мы обмерли и пробыли в сем состоянии до той поры, как ужасный гром возвратил нам всем прежнюю память. В сие самое время увидели мы перед собою незнакомого человека; мы подумали сперва, что это Карачун, приявший на себя другой вид, но он скоро вывел нас из сего мнения, объявя вкратце свою историю и что он освобожден от своего очарования Славенским князем, который пошел искать Карачуна, дабы его истребить. О, как мы сему обрадовались, любезный мой брат! — говорила Милослава Светлосану. — А особливо я, как ты сам можешь сие вообразить. Я начала тотчас расспрашивать Левсила о его избавителе и наконец уверилась совершенно, что сей Славенский князь есть самый ты. Вообрази себе, дражайший мой Светлосан, какое долженствовало быть мое восхищение! Я побежала по всем комнатам, чтоб созвать всех моих сообитательниц и рассказать им, что мой любезный брат пошел искать лютого Карачуна, чтоб истребить его и освободить нас всех от его тиранства. Сия ведомость привела их всех в несказанную радость; мы окружили все Левсила, чтоб расспросить у него о тебе подробнее, в чем он нас и удовольствовал, присовокупя еще к тому, что надеется уже и побежденна быть Карачуна, приводя в доказательство тому наше оживление и слышанный им сильный гром и бесчисленный блеск молний, что он приписывал помощи всесильных богов.
Обрадованы будучи сею вестью, воздали мы благодарение бессмертным и, надеясь твоего сюда прибытия, определили не спать всю нынешнюю ночь и, к дополнению совершенной нашей радости, дождались тебя действительно, дражайший наш избавитель. — Сказав сие, бросилась она паки его обнимать со всею нежностью сестры, приписывая ему тьму похвал и благодарений. Князь ответствовал ей со всеми знаками братней горячности, уверяя ее, что она одна была причиною его путешествий и всех понесенных им трудов.
В сих и подобных сим разговорах застал их восходящий Световид. Утомленные князья и девицы, поговоря еще несколько, согласились наконец разойтися для отдохновения, что и учинили немедленно. Девицы разошлись по своим спальням, а князья и Левсил легли в зале на софах, коими она была украшена, но Липоксай, яко дух, пребыл без сна и, вознамерясь учинить Светлосану новую услугу, вышел вон из комнат во время их спанья.
Светлосан, Вельдюзь и Левсил проспали почти до самого вечера, по приближении коего были они разбужены
Милославою. Сделав им обыкновенное приветствие, предложила она им прогуляться в саду, на что они с охотою и согласились. Прошед великое число комнат, украшенных наивеликолепнейшим образом, пришли они напоследок в одну, установленную подле стен покоевыми широкими креслами. Милослава просила своих последователей сесть на оные и стукнуть в пол ногою. Лишь только они сие учинили, то и поднялись все наверх и очутились вдруг в прекраснейшем саде, который находился на поверхности покоев. Удивленные сим славяне спрашивали княжну, каким образом сие учинилось.
— Самым простейшим, — отвечала она, — как вы сами это видели; что же касается до устроения сих машин, то это не мое, а Карачуново дело, который, не хотя выпустить нас из замка, устроил все сии великолепия и гульбищи для нас, и нам стоит только ударить в пол, чтоб быть в саду, а как мы получаем там пищу, это вы теперь же увидите.
После чего просила их следовать за собою; они ей повиновались и, прошед несколько накрытых древесами дорог, пришли напоследок в пространную беседку, коей стены украшены были благовонными и прелестнейшими цветками. Последователи Милос лавины нашли в ней всех девиц, которые находилися в замке. Сии красавицы, поздравя их наивежливейшим образом, просили их сесть за стол, который находился уже в готовности, однако ж не было еще на нем ни одного кушанья. Как скоро сели все за оный, то девицы захлопали в ладоши, и вдруг превеликое множество явилось на столе разного наивкуснейшего кушанья и напитков.
— Вот как потчевал нас всегда Карачун, — сказала Милослава своим гостям. — Нам стоило только захлопать в ладони и пожелать, то все то представлялось нам в ту же минуту. Таким образом, — продолжала она, — получали мы и другие всякие потребности.
Сказав сие, просила она своего брата, Вельдюзя и Левсила отведать, чем их потчевал Карачун. При воспоминании имени сего волхва зашла у них речь о всех его злодейных делах; все из сопирствующих старались наперерыв его ругать и клясть, причем каждая из красавиц рассказала, как была похищена сим лютым чародеем. Напоследок в числе похищенных сыскалась и Чердана; она не могла без слез вспомнить о своей разлуке с любезным своим Селином, но Светлосан вскоре ее утешил, обещав отослать ее немедленно в ее отечество. Сие обещание подало ему мысль вспомнить о Липоксае; он начал о нем спрашивать у всех, но никто не мог его в том удовольствовать. Славенский князь весьма сим опечалился, но в самое то время увидел его вошедшего в беседку с Бориполком; Светлосан закричал от радости и удивления и бросился к ним навстречу. Он обнял дружески своего любимца и просил его сказать, какое неожидаемое счастье возвратило его к нему. Бориполк, по оказании ему со своей стороны равномерной радости, увидев паки благодетеля своего и государя, начал так говорить.