Кассандра

Это напомнило статскому советнику о тех делах, которые он хотел обсудить с племянником. Старый дипломат вздохнул и сказал:

— Я должен рассказать тебе о том, что случилось с твоей мачехой и ее сыном. Как только я получил письмо Черкасского, я сразу собрался ехать в Пересветово, чтобы обвинить Саломею и ее любовника в покушении на тебя. Но накануне отъезда я должен был присутствовать на официальном приеме в министерстве, и там статс-секретарь Каподистрия представил мне молодого графа Печерского. Представь себе мое отвращение, когда я увидел на пальце Вано то кольцо, которое передал тебе в Вене. Граф Каподистрия явно покровительствовал молодому человеку. Поэтому я был вынужден предупредить его, что собираюсь встретиться с Вано и объяснить тому, что с тобой случилось и откуда взялось кольцо, которое он носит на пальце. Но еще до нашей с ним встречи молодой человек успел навлечь на себя большие неприятности.

Вольский, которому было неприятно вспоминать о разговоре с Вано, вздохнул, но продолжил:

— Я ушел с приема и сам не видел случившегося скандала, но потом множество людей рассказали мне историю пребывания этого юноши в столице. Вано каким-то образом понравился статс-секретарю, и тот стал ему покровительствовать. Каподистрия несколько раз пытался вывести молодого человека в свет, но тот отличался полным отсутствием понятия, как следует себя вести в светском обществе, пыжился, сам того не понимая, оскорблял людей, и статс-секретарь каждый раз отказывался от своей идеи. Как видно, на этом злосчастном приеме граф сделал последнюю попытку. Пока Каподистрия разговаривал со мной, Вано в группе молодых офицеров, походя, осудил поступки героя войны генерала Милорадовича, фактически назвав того слабохарактерным, а потом вызвал на дуэль графа Шувалова, будущего жениха царской дочери, осадившего его. Конечно, Шувалов в оскорбительной форме отказался с ним драться.

— Господи, и теперь нашу фамилию склоняют по всем гостиным? — расстроился Михаил.

— Да, шум пока не утих, хотя прошло уже полгода. Я не рекомендовал бы тебе сейчас представляться царской семье, несмотря на то, что твоя жена приглашена сюда.

— Я и не собирался. Вы знаете, что я вышел в отставку. Сейчас я хочу только одного: спокойной жизни в Москве с моей женой.

— Вот и хорошо. Пусть пройдет время, а там будет видно. Может быть, ты передумаешь, поправишь здоровье и вернешься на дипломатическую службу. Мне будет очень приятно.

— Давайте вернемся к этому разговору года через два, — улыбнулся граф, — но вы не закончили рассказ.

— Я встретился с Вано утром следующего дня. Он действительно производил впечатление человека, не тронутого ни образованием, ни воспитанием. Мальчишка был высокомерен и груб. Пришлось сказать ему о том, что сделали его мать и ее любовник с тобой, а потом о завещании твоего отца. Когда я уходил, он был совершенно раздавлен. На следующий день Вано уехал, и никто не знает, куда. С тех пор о нем нет никаких вестей.

— Господи, как все запуталось! Если бы Саломея не пыталась меня убить, я бы постарался обеспечить будущее Вано. Хотя отец этого не хотел, но у меня есть собственное состояние, полученное от матери. Я все равно не бросил бы его. А что делать теперь? — расстроился Михаил.

— Мишель, обстоятельства уже сложились, изменить ничего нельзя, — возразил Вольский, — к тому же молодой человек заслужил все, что с ним случилось. За все в жизни нужно платить. Он оказался самонадеянным, грубым и бессердечным, и получил от жизни хороший урок. Возможно, он сделает из него нужные выводы, изменится, станет достойным человеком, вот тогда и поможешь ему.

— Вы так говорите, как будто знаете Вано не хуже меня, ведь вы виделись с ним только один раз, — удивился граф.

— Я был в Пересветове, говорил со слугами и с Заирой, они многое рассказали мне о тех делах, что творились в поместье, — вздохнул Вольский. — Мальчишка сначала почти разорил мать, взявшись управлять тем, в чем ничего не понимал. Когда же Саломея рассказала о том, что старый граф Печерский умер, Вано заявил, что не собирается делиться с ней наследством, и уехал в столицу один, бросив мать в деревне.

— По крайней мере, Серафим отомщен, — заметил Печерский, — Саломея всегда пренебрегала им, а с Вано носилась, как с драгоценностью. Вот и получила. Сын, чью любовь она не ценила, обрел счастье вдали от нее, а тот, кого она обожала, отплатил ей черной неблагодарностью. Но я не хочу злорадствовать, все это очень печально.

— Ты еще не знаешь главного. После того, как я приехал в Пересветово и объявил Саломее, что ты жив, она пообещала, что покинет имение. Я не хотел скандала, и решил дать ей возможность уехать, заявив только на Косту. Пока я ждал отъезда Саломеи в Ярославле, она, оказывается, начала выяснять отношения со своим любовником, произошла ссора, и твоя мачеха заколола Косту кинжалом. Она покинула имение в тот же день, а я не стал ее преследовать. Человек, пытавшийся тебя убить, получил по заслугам. Доказательств против Саломеи нет, она уехала и больше не вернется. Я считаю, что так лучше.

— Почему вы думаете, что она больше не вернется? — удивился Михаил.

— Я знаю, куда она уехала. Заира сказала мне, что Саломея собиралась выкупить свое родное село, которое в голодный год купил абхазский князь. Мои коллеги, которые занимаются вопросами кавказского направления, недавно получили донесение о том, что князь Вахтанг, к которому ехала Саломея, погиб в стычке с черкесскими разбойниками, угонявшими скот. В донесении особенно подчеркивалось, что князь успел жениться на графине Печерской, и теперь она — его единственная наследница. Так что мечта твоей мачехи сбылась — она, наконец, богата.

— Дядя, наверное, все сложилось к лучшему. Наше имя больше не будут трепать, полоща грязное белье Саломеи. Да и она, может быть, успокоится, устроит свою жизнь так, как ей хочется. Когда Серафим рассказал мне о своих переживаниях, связанных с отношением матери, я много думал и понял, что Саломея не могла поступать по-другому. Хотя ее привезли сюда совсем девочкой, она все равно так и не приняла здешнего уклада жизни, здешних отношений, она все отторгала. Мачеха так и осталась в своих горах, пытаясь всю жизнь заставить всех окружающих жить по их полудиким законам. Поэтому единственным, кто ее понимал, был Коста. А теперь она будет жить среди таких же, как она, может быть, и Вано к ней вернется, и они снова найдут общий язык.

— Дай-то Бог, — согласился Вольский. — Ну что, не пора тебе вернуться к жене?

— Да, репетиция, наверное, закончилась. Давайте я вас провожу во дворец, и встретимся потом на концерте, — предложил Михаил.

Они поднялись и направились к Екатерининскому дворцу, где Вольский жил уже почти неделю вместе с графом Нессельроде, получившим должность управляющего иностранной коллегией, готовя доклад императору о положении дел в Европе. Когда мужчины удалились достаточно далеко, из искусственного грота, построенного над бассейном, куда стекала вода из нового фонтана, появились двое лицеистов. Свою заветную бутылку шампанского они уже выпили, поэтому были веселы и возбуждены.

— Представляешь, Жано, какой сюжет можно сделать из того, что мы подслушали? — радостно спросил невысокий черноволосый юноша своего рослого друга.

— Ох, Александр, зачем тебе сюжет, ты же пишешь стихи? — отмахнулся тот.

— Ну и что, может быть, я напишу целый роман в стихах, а там нужен сюжет, — не сдавался молодой поэт.

— Ну, что это за сюжет? — заинтересовался тот, кого назвали Жано.

— Это — мысль о том, что человек, который не ценит любовь к себе, обязательно будет наказан одиночеством. Только я бы сделал любящей женщину, а неблагодарным — мужчину. Так будет интереснее.

— А я думал, что тебя заинтересовал этот Вано, — хмыкнул высокий лицеист.

— Нет, хотя это тоже нужно запомнить. Самонадеянность и неблагодарность всегда плохо заканчиваются. Люди остаются ни с чем. Как говорила моя няня — «у разбитого корыта», — объяснил Александр. Потом, переменив тему разговора, предложил: — Давай, обойдем вокруг пруда, может быть, и услышим эту знаменитую певицу.