Форпост

Кинжальным огнем на поражение, как скошенные серпом колосья, легли десять моджахедов, шедших впереди. Остальные, спасаясь от верной смерти, бросились врассыпную, кто куда. Немногим посчастливилось уцелеть: разведчики — не пехота, своего шанса так просто не упустят.

Сверкович интуитивно рысью кинулся назад, в сторону, как ему казалось, спасительных гор. Но отход отрезали какие-то тени. Мозг лихорадочно соображал: «Свои, чужие?» Впрочем, что значит — «свои»? Сверкович, обезумев от страха, как тот заяц, не знал, куда бежать: к русским или от них. Невесть откуда взявшийся камень-валун точно спас от чьей-то автоматной очереди. Сквозь свист пуль, пронесшихся над головой, Сергей услышал сопровождавший их отборный русский мат и ненавистно-восторженный крик: «Получайте, гады!» Что-то невидимое больно обожгло правую руку чуть выше локтя, и липкая струйка крови уже добралась до тыльной стороны ладони. В суматохе боя, точнее сказать, методичного расстрела группы, Сверкович не сразу понял, что ранен. Ноги в панике вынесли его куда-то к дувалу, затем во двор. Заскочив туда, он сделал несколько шагов и… провалился в подземелье.

Очнулся с мыслью, что уже на том свете. Почему-то терзало сомнение: в раю он или в пекле? Если в пекле, то где же тогда черт? Правая рука напомнила о себе тупой болью, обескровленная, она плохо слушалась. Бровь была рассечена, видимо, при падении.

Приподняв голову, увидел кусочек серого неба. В феврале оно облачное, неприветливое, холодное, не то, что летом. Оглядевшись, понял, что он угодил, скорее всего, в пересохший колодец глубиной более трех метров. Самостоятельно выбраться из этой западни ему, обессиленному, да еще с раненой рукой вряд ли удастся. Но и звать неизвестно кого на помощь не решался. Да и услышит ли кто-нибудь его слабый голос из-под земли?

В нелегких раздумьях о том, что делать дальше, прошло, наверное, больше часа. Давно все стихло вокруг, и установилась странная тишина, которая настораживала еще больше. Сверкович решил зря не рисковать и дождаться сумерек, чтобы под их покровом, собравшись с последними силами, попытаться выбраться наверх. А помогут ему в этом походный нож и автомат.

Спустя некоторое время он отчетливо услышал чьи-то шаги у колодца и внутренне напрягся, интуитивно приподняв левой рукой автомат с последним снаряженным магазином.

В круглую чашу колодца заглянуло немолодое бородатое лицо с чалмой на голове и тут же резко отринуло с гортанным криком на чужом языке. «Все, это конец! Сейчас „дух“ бросит в колодец гранату и — прощай, Родина, — безнадежно подумал Сергей, но тут же встрепенулся. — Надо что-то срочно предпринять, глупо так бестолково погибать. Как говорил старшина Василенко, если есть хоть один шанс из тысячи, настоящий боец не сдается, а всячески цепляется за него». И он, с трудом вспоминая свой скудный словарный запас и коверкая заимствованные с дари и пушту слова, что было сил отозвался.

Не сразу, но Сергей дождался реакции. Чья-то невидимая рука скинула вниз плетеную веревку, и он, цепко ухватившись за край, повис на ней всем телом.

Трое крепких афганцев, один из которых оказался хозяином дома, обезоружив Сверковича, ничуть не сомневались, что перед ними русский, а не какой-то там Адам. Они уже прикидывали, что выгоднее: оставить «шурави» себе как рабсилу или перепродать. Но за раненого много «афгани» не выручишь. Перевязав рану и дав кое-что поесть, заперли связанного пленника в сарае вместе с коровой. Решили, что утром определятся, что с ним делать дальше.

Сергей проснулся с восходом солнца. Рука по-прежнему болела, правда, уже не кровоточила. Похоже, что кость не перебита, а лишь по касательной задета пулей. Повезло. Ведь в той сумасшедшей ночи запросто мог лишиться жизни. Но, видать, прав Рахмон, когда частенько произносит свое любимое «иншалах», что означает «на все воля Аллаха».

Дверь со скрипом отворилась, впустив внутрь изрядную порцию солнечного света. На пороге стоял хозяин дома и трое сурового вида бородачей с оружием. Крепко взяв Сергея под руки, они молча вывели его из сарая. О чем-то спросив хозяина, один из моджахедов сунул ему в руку несколько денежных купюр. «Купил как какую-то вещь. Интересно, за сколько афгани меня продали этим бородачам? Впрочем, какая разница, во сколько оценили твою жизнь, если она висит на волоске. Наверное, сразу не пустят в расход, иначе зачем было платить деньги. Потребуют выкуп у русских или предложат обмен на кого-то из своих? Неужели такое возможно?» От этой мысли он оживился, правда, ненадолго. Наверняка, в особом отделе уже заведено на него личное дело, в котором хранятся данные о том, что бывший рядовой Сверкович несколько месяцев находился в банде, участвовал в боевых действиях против советских войск, принял ислам. Разве этого недостаточно, чтобы привлечь его к суду военного трибунала и лишить свободы лет на десять?

От невеселых мыслей Сверковича отвлек гул приближающегося реактивного самолета. Он внезапно вынырнул из-за горной вершины со стороны Кабула и стремительно несся навстречу. «Духи» среагировали молниеносно, распластавшись на земле, уложив рядом и свой живой «товар». «Не хватало еще под авиабомбы угодить», — машинально отметил про себя Сергей. Но «сушка» пронеслась мимо в направлении Панджшерского ущелья. Видать, там срочно какому-то подразделению потребовалась огневая поддержка с воздуха. Полное господство в небе — было одним из стратегических преимуществ ограниченного контингента советских войск в Афганистане. И с этим моджахеды ничего не могли поделать.

Изрядно попетляв по Чарикарской долине, они оказались у подножия гор на окраине кишлака. Зашли в двухэтажный каменный дом: с виду нежилой, запущенный, чего не скажешь о его интерьере. Здесь и состоялась встреча Сверковича с человеком, от которого зависела дальнейшая его судьба. Когда Кариму, контролировавшему со своим отрядом баграмско-чарикарскую зону, доложили о плененном «шурави», назвавшемся мусульманским именем Адам, он решил лично побеседовать с незнакомцем. Уже первого взгляда Кариму хватило, чтобы удостовериться: перед ним стоял настоящий русский. Сохранять ему жизнь не было никакого резона. Кажется, это понял и пленник, поспешно, кое-как объяснившийся на дари. «Неужели он действительно служил в отряде одноглазого Саида? И про Ахмад Шаха правдоподобно рассказал, многие детали совпадали. Но перепроверить не помешает. А вдруг это засланный агент военной разведки русских?» — Карим от рождения был подозрительным, на слово никому не верил. Потому и велел до выяснения всех обстоятельств держать Сверковича под охраной.

Оставшуюся часть дня и ночью его не беспокоили. Проснулся рано утром от голода и холода: в подвале глинобитного дома было сухо, но весьма прохладно: стоял слякотный февраль. Хорошо хоть старое полушерстяное одеяло «духи» дали, а то точно околел бы.

Сергей громко несколько раз окликнул часового, но ответа не услышал. «Тоже мне, охранник, наверное, спит как сурок. Дисциплины здесь, похоже, никакой. Саид за сон на посту мог, если не убить, то покалечить. Все это знали, поэтому судьбу не испытывали».

Не без труда взгромоздившись на валявшуюся в углу пластмассовую бочку, Сверкович здоровой левой рукой и плечом изо всех сил уперся в старую дощатую дверь люка, одновременно поддев ее какой-то ржавой кочергой. Недолго сопротивляясь, дверь хрустнула, сорвавшись с петель. Выбравшись наружу, Сергей удивился еще больше. Ни во дворе, ни в самом доме никого не было. Куда подевались «духи», еще вчера по-хозяйски чувствовавшие себя здесь, неизвестно. Он обратил внимание на беспорядок в доме, на то, что печь еще не успела полностью остыть, и сделал вывод: какая-то опасность заставила их спешно уйти.

Вдруг, будто из-под земли, вмиг содрогнувшейся и даже слегка закачавшейся под ногами, он услышал неимоверный гул, перешедший в громогласное эхо стремительно приближающихся мощных взрывов. Страх парализовал волю. Казалось, наступил конец света: столь оглушительный рев стоял вокруг. Это работал по кишлаку «Град» — реактивное оружие, которого «духи» больше всего боялись, а некоторые сходили с ума, оказавшись в эпицентре его действия. Накрывая большие площади, «Град» буквально перепахивал землю, оставляя после себя глубокие воронки и мертвую пустыню. Уцелеть в таком море огня считалось невероятной удачей.