Форпост

— Красавицы, какими судьбами к нам? — спросил вышедший навстречу прапорщик с автоматом на плече. И тут же скомандовал: — Магометов, что стоишь, как истукан, отнеси чемоданы.

Иру и Валю, после того как они смыли с себя дорожную «косметику», накормили рисовым супом и гречневой кашей с тушенкой, подробно за обедом расспросив о новостях и жизни в Союзе, кем и в какую часть прибыли.

Услышав, что одна из девчонок будет работать продавцом в их военторговском магазине при штабе дивизии, на витринах которого стоит немало дефицитного товара, дальновидный прапорщик «на всякий случай» пометил в блокноте ее имя и фамилию. Медсестра из агитотряда его не интересовала.

Под вечер на попутном бронетранспортере заботливый прапорщик отправил их в военный городок, находившийся в нескольких километрах от «точки».

В отделе кадров формально-сухо спросили, как добрались, посмотрели документы и велели прийти завтра.

— А пока обустраивайтесь в женском модуле. — С этими словами офицер вызвал посыльного солдата, и в его сопровождении Кузнецова направилась к своему новому месту жительства.

Показавшееся впереди на фоне величавых гор приземистое длинное здание, своими контурами напоминавшее колхозную ферму, оказалось гарнизонной женской обителью. Неприятно скрипнув, хлипкая деревянная дверь легко отворилась, открыв Ириному взору скромное убранство комнаты с двумя застеленными кроватями. Со стены напротив какой-то удивительно теплой улыбкой с журнальной цветной обложки встречал певец и композитор Юрий Антонов. «Вот и обрела ты, Ирка, крышу дома своего, как поется в популярной песне. На два ближайших года».

Заняв свободную койку у окна, Ира кое-как распихала извлеченную из чемодана одежду. Затем принялась за уборку комнаты, показавшейся ей, любящей чистоту и порядок, грязной.

— О, у нас никак домработница появилась, — эта грубая шутка, прозвучавшая с порога, Ире не понравилась. Оторвавшись от мытья пола, Кузнецова увидела перед собой упитанную тетку лет тридцати пяти.

— Новенькая? Ну, давай знакомиться. Я — Зоя, не Космодемьянская, конечно, а Пригожина, повариха из офицерской столовой.

— Кузнецова Ира, медсестра.

— А родом откуда?

— Из Ленинграда.

— О, из самой колыбели революции?!

— Из нее.

Уже вместе закончив уборку, сели пить чай с привезенными Ирой конфетами и печеньем.

— У нас это почти деликатес, — на правах старшей по возрасту и времени пребывания в Афгане пояснила Зоя. — Так что жизнь здесь несладкая. Одно хорошо: мужиков много, а нас, баб, мало. Спрос на женскую ласку и тело необычайно велик. И этим дефицитом нужно уметь пользоваться.

Дальше Пригожина поделилась своим секретом привораживания мужчин. Будучи незамужней, она извлекает пользу из своего свободного статуса. Как призналась, крутит любовь с тремя мужиками сразу и не считает это постыдным. Не сама же она в любовницы набивалась, к тому же никому не жена, чтобы верность хранить. На войне совсем другая шкала нравственных ценностей. То, что в Союзе считается аморальным, постыдным, здесь, в боевой обстановке, прощается и не подлежит осуждению.

Ира слушала старшую подругу, не перебивая, в чем-то даже восхищаясь ею, а где-то внутренне протестуя. Ей только не нравился этот грубоватый разговор об интиме, зачем-то затеянный Зоей, мало интересовали досужие сплетни о том, с кем спит комдив и что у начальника штаба новая пассия… Казалось, не было в гарнизоне офицера, о котором ничего бы не знала словоохотливая повариха. Из ее рассказов получалось, что все мужики, независимо от звания и должности, настоящие кобели, у которых только одно на уме: уложить женщину в койку. А добившись своего, они быстро забывают о красивых обещаниях вечной любви и по сторонам зыркают, как изголодавшиеся хищники, высматривают новую добычу. И эта гонка за удачей ради удовлетворения основного природного инстинкта у многих затягивается на десятилетия, а то и на целую жизнь.

Вдоволь наслушавшись Зойкиных советов, Ире, столько пережившей за этот суматошный день, показалось, что она проваливается в какую-то бездонную яму. Ее, смертельно уставшую, быстро сморил сон.

— Ты зачем, неверная, осквернила своим присутствием нашу землю? Кто звал тебя сюда?

Ира увидела перед собой пылавшее ненавистью, перекосившееся от злости, помеченное шрамом лицо главаря банды, которое налилось кровью, а острый, словно кинжал, взгляд пронзил ее до мозга костей.

— Если будешь молчать, мы, как барашка, зарежем и зажарим на огне твое сочное молодое мясо. Отвечай же!

Она едва успела уклониться от наповал разящего удара и, закричав в страхе, проснулась.

В комнате никого не было. За окном — непроглядная темень. Зоя, наверное, заночевала у одного из своих кавалеров. Свернувшись калачиком и натянув на себя простыню, гоня прочь дурное привидение, Ира вновь сомкнула веки. Но сон куда-то испарился.

А тут еще за стенкой послышался скрип кровати, продолжавшийся минут десять, затем ее слух уловил чьи-то приглушенные стоны, голоса — мужской и женский. Так вместе с соседями и не смогла уже уснуть, тем более что за окном уже светлело.

— Проходите, Ирина… э… э…

— Сергеевна.

Начальник политотдела дивизии, решивший лично побеседовать с новой медсестрой агитотряда, был сама любезность. Стройный, поджарый подполковник лет сорока чем-то напоминал Алена Делона, по которому сходили с ума не только французские поклонницы великого актерского таланта, но и советские женщины. Начпо, похоже, любил в дружеской, неторопливой беседе, по только ему одному известной психологической методике узнавать людей. А еще подполковник Сазонов получал, видимо, истинное удовольствие от инструктирования подчиненных — военных и гражданских.

— Вы не просто медсестра, а в какой-то мере еще и политический работник, так как служить будете на передовой невидимого фронта, — объясняя, напустил он высокопарного туману. — Ведь подчас вооруженные до зубов батальоны не могут добиться того, что способен сделать один агитационно-пропагандистский отряд. Я вам не буду сейчас рассказывать о его штатном расписании, специфике работы, сами скоро узнаете. Кстати, через десять минут ко мне на доклад прибудет командир агитотряда майор Михайленко. Посидите, внимательно послушайте, а потом я вас представлю командиру.

Вскоре в дверь постучали, и на пороге кабинета появился высокий, худощавый мужчина лет тридцати.

— Проходите, Анатолий Иванович, и давайте сразу к делу. Что у нас там с клубной машиной? — спросил начпо.

— Стуканул движок, товарищ подполковник. Я в техническую службу уже сделал заявку, но, боюсь, до нас очередь дойдет не скоро.

— Я позвоню, потороплю их. Что наш рафик Сулейман сообщает? Может, есть смысл агитотряду вновь поработать в кишлаках его уезда? Взять с собой побольше муки, риса, сахара, чтобы получилось солидно и красиво. Надо показать афганцам, что «шурави» не мелочатся, когда речь идет о помощи друзьям. Тем самым мы поддержим Сулеймана как представителя центральной власти, председателя местного комитета НДПА (Народно-демократической партии Афганистана. — Авт.). Нам крайне важно, чтобы за ним, а не за муллой, пошли люди. Ну и квалифицированное медицинское обслуживание населения провести само собой… Кстати, знакомьтесь: Ирина Сергеевна — новый медицинский и политический(!), — начпо сделал акцент на этом слове, устремив вверх указательный палец, — работник. Прошу любить и жаловать.

Ира, слегка смутившись, поднялась с места. Она ощутила на себе строгий мужской взгляд майора Михайленко.

Из кабинета они вышли вместе.

— Вам придется еще и частично за врача поработать. Нина Викторовна, наш штатный терапевт, на днях уезжает в отпуск, — «обрадовал» командир.

Узнав, что у его новой подчиненной за спиной никакой практики, только диплом медучилища, не на шутку расстроился. Отпустив крепкое словцо по поводу вечного бардака в военкоматах, уже более миролюбиво молвил: