Наследница трона

— Зачем мне делать это?

— Потому что я со своими мандридами пойду в такое место, куда ты за нами не сможешь пойти.

Люк вопросительно глядел на короля.

— Проклятье, ты что, не понимаешь? Мы сразимся в последнем бою. Мы пойдем в Златые Чертоги. И было бы здорово, если бы остался кто-то, кто смог бы рассказать об этой битве.

Рыцарь посмотрел на скалу.

— Не думаю, что я способен карабкаться, словно коза.

— Тогда садись на перевал и жди, пока твои братья-рыцари поднимутся наверх!

— И что потом? Думаешь, что потом произойдет? Они примут меня с распростертыми объятиями, потому что я так храбро сражался против своих же людей? Они передадут меня палачу. Если не прямо здесь, то позже в Фирнстайне.

— Я тебя не понимаю. Ты странный человек. Когда я посылал тебя к разведчикам в Гонтабу, то думал, что ты воспользуешься шансом, чтобы вернуться к своим. А когда мы уходили из Фирнстайна, то могли тебя спокойно где-нибудь запереть. Ты мог бы сказать, что был нашим пленником. Объясни!

— Мои братья-рыцари не глупы. Они наверняка уже слышали об эльфийском рыцаре. И вообще — меня выдали бы оставшиеся в городе крестьяне. Кроме того, я никогда не увидел бы сына Гисхильды, если бы выбрал другую сторону. Уже только ради этого стоило остаться.

— Не думай, что из-за этого я полюблю тебя! Вчера я весь день желал, чтобы тебя настиг клинок и сегодня я вернулся к Гисхильде один.

Люк улыбнулся.

— Странно. Я хотел того же. Только вот клинок должен был настичь тебя.

— Мерзавец! — прошипел король.

— Мужлан.

Эрек улыбнулся.

— Ну вот и выяснили. Поскольку ты семь лет учился в школе тому, как нужно вести сражения, то предложи, пожалуйста, как нам отсюда выбраться.

Люк бросил взгляд в долину.

— Мы спустимся вниз и притворимся, будто не заметили их. Они будут ждать, пока мы подойдем по меньшей мере шагов на пятьдесят. По крайней мере если станут соблюдать регламент. Как только они поднимут аркебузы, мы бросимся в снег. Тогда большинство пуль пролетят мимо цели.

— А потом?

— А потом мы атакуем их. И если снег не слишком глубок, то мы доберемся до них прежде, чем они успеют перезарядить оружие.

Эрек схватился за голову.

— И ради этого ты семь лет сидел в школе? Как ты думаешь, что случится, если тридцать раненых и полузамерзших жалких вояк нападут на сотню аркебузиров?

— Мы найдем путь в Златые Чертоги. И я надеюсь, что ты замолвишь за меня словечко перед своими богами. Мой, вероятно, меня уже не примет.

— Я вот спрашиваю себя, как подобные тебе рыцари сумели завоевать весь мир.

— Наверное, они были умнее меня. А теперь решай! Как мы поступим?

Король бросил взгляд в долину.

— Я сделаю то, что всегда делают мужланы, когда встречают рыцаря или ярла, который рассказывает им всякие штуки по поводу бессмертной славы и Златых Чертогов. Я побегу вниз, крича «ура».

— Тогда все ясно. — Люк отряхнул снег с одежды.

От того, чтобы наточить клинок, он отказался. Он не рассчитывал, что они дойдут до аркебузиров.

Пока Эрек собирал вокруг себя мандридов, Люк расстегнул плащ. Потом сбросил его с плеч. Больше он ему не понадобится. И он не хотел скрывать маленький герб на своей кирасе. Он провел рукой по эмали.

— Звездочка моя Полярная, — тихо произнес он. — Желаю тебе прожить эту жизнь хорошо. Увидимся в Златых Чертогах, если твои боги будут милостивы.

Король махнул ему рукой, подзывая к себе. Люк затесался в строй мандридов и посмотрел на небо. Оно было ясным и безоблачным. Воздух уже казался не ледяным, а освежающим. Рыцарь споткнулся. Снег был покрыт корочкой. Под настом он был глубоким. Солдаты медленно спускались по склону. Люк посматривал в туман. Вспыхивало все больше и больше светлячков. Внезапно они пустились в пляс. Поднимались фитили. Люк колебался еще один удар сердца. Он представил себе, как фитили касаются пороховых зарядов.

— Ложись! — закричал он что было сил.

В тот же миг грохнули выстрелы сотни аркебуз. Люк упал лицом в снег. Мимо свистели пули. Он слышал, как вскрикивали мужчины. А потом на залп аркебуз ответило низкое рычание.

Рыцарь обернулся. Над ними от скалы отделился каскад из снега, льда и камней. С неописуемым грохотом он понесся вниз, в долину. Под ним дрожала земля.

Люк вскочил и побежал. Наперерез к склону. Прочь от лавины. Но она расходилась все шире и шире. Уйти было невозможно.

Он в изнеможении остановился и отвернулся, чтобы не видеть этого ужаса. Раскинул руки и принялся молиться. А потом его окружило что-то белое. Сбило с ног. В рот набился снег. Он закашлялся, его стошнило. Его кружило, словно перо на ветру. А потом он нырнул в воду. Она была приятно теплой. Быстро напитала его одежду. Это объятие было очень нежным. Озеро было глубоким.

Наконец его рот опять был свободен. Вокруг был снег. Мимо скользнула тень. Другой человек? Кусок дерева? Он не разобрал. Не стал сопротивляться воде, уносившей его на дно. Он выдохнул и почувствовал, как тепло наполняет легкие.

Лейб-гвардеец

Брандакс с силой провел камнем по слишком короткому клинку. Он делал это по меньшей мере в тысячный раз. Лезвие пересекали острые зубцы. Они должны были стать такими, как у пилы. Но клинок был слишком коротким. Кобольд выругался. Почему никто из остальных не сделает этого? Даже будь она тысячу раз королевой! Она уже не ведает, что творит!

Теперь она устроила привал. Наконец-то! Несколько часов не присела. Ее шатающаяся, непрочная походка была сама по себе знаком. Это было не только истощение! Почему никто ничего не предпримет? Хотят просто посмотреть, как она умрет?

Брандакс бросил взгляд на горизонт. Еще час дневного света, может быть, немногим больше. В темноте он этого сделать не сможет.

Он проклял богов детей человеческих. Зачем нужно было это делать? Почему пошел град? А потом — ледяная ночь с метелью? Никто из маленьких детей не пережил той ночи. Холод вытянул из них свет жизни. То же самое было со стариками и больными. На следующее утро треть беженцев не поднялась со снега. С тех пор не проходило и часа, чтобы по меньшей мере кто-то один не упал без сил. У живых уже не оставалось сил помогать. Да и что они могли сделать? Нести умирающих? Большинство сами с трудом держались на ногах. У них не было сил даже на то, чтобы плакать. Они просто продолжали идти дальше, тупо глядя вперед.

Брандакс взобрался на обломок скалы, на который опустилась королева. Он заглянул ей через плечо, бросив взгляд в лицо маленького Снорри. Его губы были темно-синими, почти черными, лицо — ужасно бледным. С неба сыпался мелкий, словно порох, снег. Он собирался в широко распахнутых глазах и складочке приоткрытого ротика. Иногда Гисхильда склонялась к нему и нежно сдувала снег.

У Брандакса едва не разорвалось сердце. Вот уже три дня несет она на руках мертвого ребенка. Почему никто ничего не предпримет? Неужели все сошли с ума? И ему теперь приходится принимать решения.

Он заглянул в ее горящие лихорадкой глаза. Лоб был покрыт испариной. Все признаки налицо! Но нужно было последнее доказательство.

Брандакс снова слез со скалы. Королева даже не обратила на него внимания. Он встал рядом с ней, чтобы никто не видел, что он делает. Ему очень хотелось ошибиться.

Кобольд посмотрел на зазубренный клинок. Если он ошибается, это может стоить ему головы. И тем не менее ему хотелось, чтобы получилось именно так. Он вонзил клинок ей в ногу. Женщина не издала ни звука. Даже не вздрогнула. Она больше не чувствовала ног.

Он вынул нож и пошел к Беорну. Знаменосец королевы был очень высоким мужчиной. Одним из немногих, кто еще хорошо держался на ногах.

— Ты ее лейб-гвардеец, не так ли?

Беорн окинул его злобным взглядом. Глаза его налились кровью.

— Я не заберу у нее ребенка! И мне все равно, что ты скажешь.

— О, мы заберем у нее кое-что побольше. — Он сказал человеку о том, чего опасался, и гигант заплакал.