Мориарти. Последняя глава

— То есть, по-вашему, она не станет делать все для того, чтобы не допустить публикации этих снимков?

— Я вам уже это сказал. Более того, она даже в них не поверит. Альберт пользовался ее безоговорочным доверием. Да, ей были не чужды, как вы только что выразились, плотские утехи. И вместе с тем она не знала, как объяснить собственной дочери — принцессе Алисе — откуда берутся дети. И даже поручила это сделать Альберту. Эта та самая женщина, которая заявила, что ей известно о похождениях собственного сына с женщиной по имени Нелли Клифден.[53] Правда, при этом она добавила, что ей неизвестны «омерзительные подробности». Надеюсь, вам понятно, к чему я клоню?

Мориарти был в отчаянии.

— Столько времени! — прошептал он. — Столько денег! Неужели я потратил их впустую?

— Профессор, я бы посоветовал сосредоточить вашу неиссякаемую энергию на Беспечном Джеке. У вас редкий талант. Вы столь не похожи на представителей того класса, к которому мы оба принадлежим. Вы способны на гораздо большее. Умоляю вас сосредоточить усилия на негодяе, которого должно призвать к порядку.

Мориарти вышел из кабинета на Грейз-Инн-Роуд минут через двадцать, после того как взбодрился чашкой индийского чая, который заварил Эббот, главный клерк Гуайзера. По словам Перри, в том, что касалось приготовления этого напитка, Эбботу не было равных.

Хотя Профессор и ощутил прилив бодрости, гнев, что сжигал его изнутри, никуда не делся, если не разгорелся еще сильнее.

— Отвезешь завтра австрийца домой, — приказал Мориарти, садясь в кабриолет.

— В Вену? — переспросил Карбонардо.

Мориарти покачал головой.

— Нет, Дэниел. Нет. Просто отправь его домой.

На следующий день Карбонардо сопровождал фон Херцендорфа, когда тот сел на пакетбот, отправлявшийся из Дувра в Кале. Через двадцать четыре часа Дэниел, уже один, вернулся в Лондон. Занятый делами, Мориарти даже не спросил, как все прошло. О фон Херцендорфе больше никто не слышал.

Ночью — примерно, в три часа — Мориарти разбудил Джои Кокса, чтобы сказать, что его ждет особое, но весьма опасное поручение, после чего он сполна с ним рассчитается. Взяв в руки кучерский хлыст, Профессор лично доставил фотографа в тихий домик на Рэтклиффской дороге, где передал спутника в руки своих самых умелых экзекуторов. Спустя год дом этот, расположенный между Уоппингом и Степни, был уничтожен пожаром. Потом на его месте построили другой дом. Не исключено, что Джои Кокс по-прежнему там, спит вечным сном в земле из красной глины, которая дала когда-то название этой местности — Редклифф, красный холм, — и лишь позднее превратилась в Рэтклифф, то есть в крысиный холм. История эта служит хорошим примером того, насколько опасно ввязываться в аферы профессора Джеймса Мориарти, особенно тем, у кого имеются некие исключительные способности, коими Профессор может пожелать воспользоваться. Не в привычках Профессора оставлять в живых свидетелей, которые в один прекрасный день захотят поведать миру о том, что случилось когда-то в прошлом.

Ранним утром того же дня барк «Колин из Корка» возвращался в Плимут. Барк входил в пролив, чтобы потом направиться дальше, в Девонпорт. До этого корабль сделал однодневную остановку в Гавре, где его тихонько покинули два члена команды, оба китайцы. Затем на судне неожиданно воспламенилась коробка с хлопушками, а от нее каким-то чудом загорелась бочка с порохом, хотя ее и держали под замком. В свою очередь от бочки загорелся другой легковоспламеняющийся материал. Грянул взрыв, который был слышен на расстоянии нескольких миль, даже в Польперро. Позднее, к берегу прибило тела погибших моряков, в том числе тело капитана Марка Тревинара и его старшего помощника Бернарда Карпентера. В Сент-Остелле обоих опознали родственники.

Холодный январь незаметно сменился февралем, который сполна оправдал свою дурную репутацию; затем столь же незаметно подкрался март, и дни сделались заметно длиннее и немного теплее. После чего, наконец, пришел апрель с его дождями. Было первое апреля. День дураков, когда в Хэмпстеде — там, где когда-то в местных лесах обитало несметное количество волков и где в правление Генриха VIII прачки стирали аристократам белье, — произошло ограбление века. Из одного дома украли подчистую все — как драгоценности, так и меблировку. Никто и не предполагал, что объектом основного интереса воров была ручной работы швейцарская кровать в виде саней, изготовленная из сосны, с причудливым гнутым изголовьем и изножьем. К кровати прилагалась ступенчатая скамеечка, которую Мориарти позднее назвал «ступеньками к блаженству». Эмбер привез эту огромную кровать в качестве подарка к новоселью, вместе с коврами, шторами и другой мебелью. В конечном итоге Вестминстерский дом Профессора был обставлен и приведен в идеальный порядок, и вскоре настало время Артуру вернуться домой из Рагби на пасхальные каникулы.

Ворочаясь во сне, Сэл Ходжес просыпалась в новой постели, а вместе с ней просыпался и страх в ее сердце, ибо она хранила один страшный секрет и намеревалась хранить его до конца своих дней. Мучимая сомнениями, она частенько задавалась вопросом, возможно ли это. Страшно было даже подумать о том, каковы могут быть последствия, если секрет сей вдруг станет известен ее господину и повелителю.

Информация, поступавшая все это время из дома Беспечного Джека от Сэма Брока, позволяла судить о том, что между Джеком и европейскими криминальными лидерами налажена более или менее постоянная связь. Однако по мере приближения Пасхи сообщения становились все более тревожными.

«Я слышел их снова прошлой ночью, — писал Джорджи-Порджи в письме от 5 апреля. — Похоже они замышляют вас свергнуть. Мне кажится им нужна ваша жызнь. Вам грозить страшная опасность».

Вечером того же самого дня, то есть в четверг перед Вербным воскресеньем, в Вестминстерском доме состоялось воссоединение семьи. Артур Мориарти — больше известный как Артур Джеймс — вернулся на пасхальные каникулы домой, где его уже ждала любящая мать, Сэл Ходжес, и отец, Джеймс Мориарти.

Глядя на сына, Профессор чувствовал, как сердце переполняется гордостью. На лондонском вокзале Юстон Артура встретил Дэниел Карбонардо, а Харкнесс доставил его домой в профессорской карете. В огромном вестибюле огромного дома мальчик обнял мать и крепко пожал руку отцу.

Мориарти, казалось, что он вот-вот лопнет от гордости за сына, который за год пребывания в школе Рагби незаметно превратился в статного, симпатичного, уверенного в себе молодого человека. Говорил он четко, хорошо поставленным голосом, в котором не было и следа ирландского акцента. Согласные произносил отрывисто, а вот гласные — слегка протяжно, что свойственно представителям высшего общества. Держался он как настоящий лидер, пришедший в мир за тем, чтобы повести за собой других, причем в любой избранной им в будущем профессии. Вложения, сделанные Мориарти в школу Рагби, уже оправдывали себя стократно.

В тот вечер, после ужина, Сэл оставила отца с сыном наедине за стаканом портвейна, и Артур впервые поделился мыслями по поводу своего места в семье.

— Отец мальчика, с которым я делю кабинет, важная фигура в городе, и он говорит что ты, папа, что-то вроде темной лошадки.

— Откуда ему это известно?

— Я просто передаю тебе его слова. Мне так сказал Питер. Мой друг Питер Александер. По его словам, тебе принадлежит огромная собственность. Я никогда не задумывался о том, чем вообще ты занимаешься. Или чем я буду заниматься, когда окончу школу.

— Я, как выражаются французы, антрепренер. Тебе знакомо это слово?

Артур пристально посмотрел отцу в глаза.

— Да, сэр, оно мне известно. — Губы Артура скривились в легкой улыбке, а сам еле заметно подмигнул отцу. — За этим словом могут скрываться самые разные грешки. Верно я говорю?

53

В 1860 году, когда Берти, принц Уэльский (будущий король Эдуард VII) проходил военную службу в гренадерском полку, расквартированном неподалеку от Дублина, адъютант младшего брата познакомил принца на прощальной вечеринке с молодой женщиной, Нелли Клифден, которая вскоре оказалась в его постели. По словам Стенли Уайнтрауба, автора книги «Некоронованный король, жизнь принца Альберта» (1997), она «обладала талантом развлекать». Нелли с успехом развлекала принца Уэльского, причем довольно долго. — Примеч. автора.