Убежище

Не‑пара.

Мне хочется поцеловать Шодмер, но я сдерживаюсь. Она лежит на огромной, застеленной белыми простынями кровати, словно в центре ледника, и я думаю о том, что девочка слишком мала и хрупка для этого официально‑помпезного ложа. Во всяком случае — в этом маленьком и хрупком теле.

Я вздрагиваю, потом качаю головой. Что это — предчувствие или просто у меня начинается мигрень, которую я сама себе предсказывала? Я снова качаю головой, потом встаю, плотнее закрываю жалюзи и иду на доклад к та‑Гахаддам — моим хозяевам. В Убежище — этой древней крепости‑монастыре — я исполняю сразу две работы: наставницы Шодмер и агента Анн‑Шабха.

«Аднот — это не название».

«Если это не название, тогда что же? Тип космического корабля? Или, может быть, класс?..»

«Ни то, ни другое. Аднот — это просто аднот, и все!»

«Но что такое «просто аднот»? Какое‑то автоматическое устройство, робот? Или разумная машина?»

«Может быть. Аднот сам по себе».

«Значит, он не может использоваться для транспортировки живых существ между звездами или между мирами?..»

Детский голосок Шодмер чуть дрожит от напряжения; расплывчатые «взрослые» формулировки и идеи, которые насчитывают сотни, тысячи лет, даются девочке с ощутимым трудом. Невольно начинает дрожать и мой голос, пока я пересказываю та‑Гахаддам все, о чем говорилось на аудиенции. Впрочем, мой пересказ, как всегда, безупречен. Думаю, именно благодаря своему умению подслушивать, запоминать и воспроизводить чужие разговоры я и получила эту работу на далеком холодном юге.

«Конечно, не может! Ни одно живое существо не в состоянии пережить путешествие с такой скоростью, с какой способен двигаться аднот».

«Прошу прощения, Шодмер, но вы ведь пережили!»

«Не я. Это были мои воспоминания, чувства, все, что составляет индивидуальность, личность. Но не тело. Мое тело создали для меня вы. Клейд велик; он больше и старше, чем вы можете себе вообразить, но даже мы не умеем транспортировать человеческие тела с релятивистскими скоростями. Возможно, на это способны цивилизации Четвертого типа, хотя я и не представляю, зачем им это может понадобиться. На контакт с вами мы вышли через аднот. Если вам так удобнее, можете считать меня его рабочим органом — живым продолжением машины, которая вращается вокруг вашего мира».

Легкое замешательство. Трайнийские министры просят сделать небольшой перерыв и поспешно совещаются со своими атташе и советниками. Шодмер начинает раскачиваться на стуле; она явно ждет, когда аудиенция закончится. Я тоже не против, но сначала мне хочется спросить всех этих людей, почему их так интересует аднот, который может оказаться совершенно бесполезным для всех нас. Спросите лучше о Клейде, думаю я, об этом огромном сообществе людей, которое растет быстрее, чем успевают появляться на карте его границы, о его более чем пятисоттысячной истории. И — прах вас побери! — задавайте ваши вопросы как мужчины, чьи сердца сжигает жар звезд, а не как пресыщенные политики, которым нужны только голоса избирателей. За детским нетерпением Шодмер я улавливаю то же разочарование, и у меня невольно теплеет на душе.

— Похоже, они всерьез заинтересовались аднотом, — говорит Кларба и делает какие‑то заметки на портативном компьютере, который целиком умещается у него на ладони. — Может быть, их спутники получили новую информацию, которой они не сочли нужным поделиться с нами?

Кларриг едва уловимо кивает, и я замечаю признаки треммера. Это быстрое согласие, эта четкая скоординированность действий близнецов, их предельная сосредоточенность… Увы, мгновения моего единения с сестрой стали слишком редкими. Наш предпоследний (перед купанием в бассейне) контакт состоялся давно, но я помню его во всех деталях. Словно наяву я вижу сумерки, слышу громкую танцевальную музыку. Это праздник Молодого Вина. Фодла, Адмер и Адмола медленно едут по запруженным народом улицам, ищут место для парковки, и я до дрожи боюсь за беспечных пешеходов в карнавальных масках и костюмах: моя сестра никогда не умела прилично водить машину. Потом я вижу братьев Брейнт в костюмах бога Вина, пьяно покачивающихся в разукрашенном мишурой и виноградными лозами паланкине, который кругами носят по площади несколько молодых парней, чувствую запах шипящего на углях свиного сала и горячего масла, и ноздри мои щиплет дым жаровен и мангалов, в который вплетается тонкий аромат пряностей и молодых трав. Я ощущаю во рту терпкий аммиачный привкус только что зачерпнутого из бочки молодого вина, щурюсь от вспышек взрывающихся над Винной часовней шутих и фейерверков. Праздник Молодого Вина — нарраванский осенний фестиваль.

Целых полгода прошло с тех пор — трудных, тяжелых полгода. Треммер не знает физических границ, его ограничивает лишь сдержанность сердца и холод души.

— О чем еще шла речь? Было что‑нибудь важное? — спрашивает Кларба, настраивая компьютер на связь с Далит Талом, где сидят их руководители и хозяева.

— Нет. Обычная чушь о необходимости скорейшего присоединения к дружной семье всекосмического человечества, — говорю я. — И все такое прочее.

— Похоже, ты недолюбливаешь девочку, — замечает Кларриг.

Я пожимаю плечами.

— Вовсе нет, просто… Просто мне иногда становится не по себе. Вы этого не поймете, потому что не общаетесь с ней каждый день. Мне же приходится быть с Шодмер постоянно.

Кларриг встает и ставит на огонь чайник, чтобы приготовить очередную порцию мате. Братья потребляют этот напиток в таких количествах, что их желудки давно должны были превратиться в бурдюки из самой грубой и толстой кожи.

— Я знаю тебя, Фодаман. Тебе не по себе от того, что она не‑пара и что у нее нет сестры.

— Согласитесь, для ребенка это противоестественно.

— Это неестественно для каждого из нас, но для вас, психологов — особенно.

У меня давно готов ответ. Я долго говорю о необходимости создать обстановку, которая бы напоминала Шодмер ее родной дом, каким мы его себе представляем. Благодаря Монологу мы сумели получить кое‑какую информацию, и…

Кларриг терпеливо слушает, потом говорит:

— Ее дом здесь, Фод.

Он предлагает мне мате, но я отказываюсь. У меня еще есть дела, к тому же сейчас мне меньше всего хочется сидеть с коротышками та‑Гахаддами, пить огненный напиток и выслушивать подробности их матримониальных планов. Поднимаясь в Детскую по широкой лестнице, я в сотый раз задумываюсь над фрагментом информации, которую мы получили через Монолог еще до прибытия аднота и рождения Шодмер. Оказывается, во всей огромной Вселенной обнаружен единственный вид разумных существ — люди. Разные миры, а их тысячи и тысячи, могут сильно отличаться друг от друга, однако все они образуют одну большую семью — Клейд. Необъяснимо, странно, но среди бесконечного разнообразия человеческих рас и народов существует только один подвид людей (пошлый зоологический термин, но другого, наверное, не подберешь), для которого рождение близнецов является нормой.

Солнце только начинает клониться к закату. Мы бредем по узкой горной долине. Это любимое место Шодмер, маленькое убежище в Убежище. Посланница Наула может обладать знаниями и словарным запасом взрослого, но радости и забавы у нее именно такие, какие должны быть у шестилетней девочки. Бурная горная река, каменистые склоны, хрустально‑чистые заводи с белым галечным дном, стремительные ручьи, которые можно перейти только по блестящим мокрым камням, замшелые валуны, острые скальные обломки, кряжистые деревья, ветви которых нависают над дорогой, точно лапы сказочных великанов — все это глубоко трогает Шодмер. Когда она впервые увидела, как крошечная оляпка бесстрашно бросается в белый от пены бушующий поток и спустя минуту как ни в чем не бывало появляется на валуне у противоположного берега, она была так потрясена, что надолго замерла. Девочка стояла пораженная, а я готова была вызвать врачей, ибо мне показалось, будто с ней случилось что‑то вроде мозгового паралича, спровоцированного распаковкой слишком большого массива информации.