Страница 1 из 4
Из древних марсианских записей дошла до нас мрачная песнь создания, само существование которого было надолго забыто.
Джеймс Далтон быстро шагал через главный выставочный зал Нью-Йоркского Марсианского музея, лишь мельком поглядывая по сторонам, хотя со времён его последнего визита появилось немало нового. Ракеты теперь возвращались домой регулярно, и их самым ценным грузом, по крайней мере с точки зрения учёного, были реликты инопланетной цивилизации, извлечённые на свет археологами, раскапывающими великие мёртвые города.
Одна из новых экспозиций привлекла внимание Далтона. Он остановился и с интересом прочёл табличку:
ЧЕЛОВЕК С МАРСА:
Представленное здесь тело было найдено 12 декабря 2001 года исследовательской партией космического корабля «Невада» в марсианском городе, обозначенном как E-3. Оно сохранялось в витрине, подобной этой, в здании, которое, по всей видимости, являлось муниципальным музеем. В соседних витринах, чей покой не тревожили в течение приблизительно пятидесяти тысяч лет, находились земные артефакты. Эти находки доказали безо всякого сомнения, что на заре нашей истории Землю посетила марсианская научная экспедиция.
На табличку были тщательно скопированы марсианские глифы, найденные на первоначальном саркофаге мумии. Глаза Далтона проследовали прихотливым извивам линий – он был одним из очень немногих людей, потративших годы труда на умение читать марсианские надписи – и он улыбнулся, оценив шутку, которая вызревала пятьдесят тысяч лет – надпись гласила просто «Человек с Земли».
Мумия, лежащая на украшенном скульптурой помосте под стеклом, на удивление хорошо сохранилась – куда «живее» и невероятно старше любой египетской. Давно умершие марсианские бальзамировщики хорошо потрудились, несмотря на то, что имели дело с трупом инопланетного монстра.
Он был маленьким тощим мужчиной. Его кожа была тёмной, хотя её цвет мог объясняться мумификацией. Чертами лица он напоминал лесных индейцев. Рядом с ним лежали каменный топор, копьё с костяным наконечником и копьеметалка, сохранившиеся столь же хорошо благодаря чудесной химии.
Глядя на древнего безымянного предка Далтона предался возвышенным мыслям. Это создание стало первым человеком, совершившим грандиозный скачок на Марс, увидевшим его потерянную расу в расцвете славы, умершим там и сделавшимся музейным экспонатом для многочисленных глаз мудрых серых паукообразных чужаков.
- Интересуетесь Освальдом, сэр?
Далтон поднял глаза и увидел служителя.
- Я как раз подумал – если бы он только мог говорить! Так он получил имя?
Сторож улыбнулся.
- Ну, мы зовём его Освальдом. Без имени как-то неудобно. Когда я работал в Метрополитен-музее, мы звали всех фараонов и ассирийских царей по имени.
Далтон мысленно отметил ещё один пример глубокой человеческой потребности в вербальных инструментах овладения реальностью. Профессиональная мысль вернула его к текущим делам, и он взглянул на часы.
- У меня здесь на утро назначена встреча с доктором Оливером Туэйтом. Он уже пришёл?
- Археолог? Когда он на Земле, он здесь с утра до ночи. Сейчас он должен быть наверху в отделе каталогизации. Позвольте, я покажу…
- Я знаю, как пройти, - сказал Далтон. – Но всё равно спасибо.
Он поднялся на лифте на четвёртый этаж и нетерпеливо толкнул застеклённую дверь в главный каталогизационный зал.
В шкафах и на широких столах скучало множество странных артефактов, частью ещё покрытых коркой красного марсианского песка. В глубине комнаты мужчина с подстриженными усами в грубой рубашке с открытым воротом оторвался от объекта, который он очищал мягкой кистью.
- Доктор Туэйт? Я – Джим Далтон.
- Рад познакомиться с вами, профессор, - Туэйт бережно положил артефакт, затем поднялся, чтобы крепко пожать руку посетителя. – Вы не теряете времени.
- После того, как вы позвонили вчера вечером, мне удалось получить место на утренней ракете из Чикаго. Надеюсь, я вам не помешал?
- Вовсе нет. Мои ассистенты придут около девяти. Я тут занимался кое-какой работой, которую не доверяю их кривым ручонкам.
Далтон взглянул на предмет, который очищал археолог. Это была тростниковая флейта, свирель Пана античности.
- Этот образец выглядит не особо по-марсиански, - прокомментировал он.
- Марсиане, не имея губ, вряд ли могли извлечь из неё много пользы, - сказал Туэйт. – Это предмет земного происхождения – один из марсианских образцов с Земли, сохранённый неизменным в течение всего этого времени, способом, который и нам не мешало бы узнать. Чудесная находка, первый из известных человеческих музыкальных инструментов – почти такая же интересная, как и запись.
Глаза Далтона загорелись.
- Вы уже прослушали запись?
- Нет. Вчера вечером нам удалось запустить машину и прогнать некоторые марсианские записи. Чисто, как колокольчик. Но главное блюдо я оставил для вас, - Туэйт повернулся к боковой двери, выуживая ключ из кармана. – Проигрыватель здесь.
Аппарат, занимавший крепкий стол в маленькой комнате за дверью, имел вид экспериментальной модели, собранной на скорую руку. Но он был почти что чудом для тех, кто понимал, как его создали – на основе радиосхем разрушенных устройств, откопанных на Марсе.
Однако ещё более интригующим выглядел ряд аккуратно подписанных ящичков на полке. Там в мягких гнёздах покоились маленькие цилиндры из потускневшего от времени металла, на которых, если приблизиться вплотную, можно было разглядеть слабо выделяющиеся линии и завитки марсианских письмен. Это были наиболее сохранные из всех найденных образцов марсианских записей.
Звуки и рисунки, оттиснутые на них, свидетельства победоносной науки, столь давние, что кодекс Хаммурапи или иероглифы Хуфу выглядели по сравнению с ними вчерашней газетой. Теперь люди Земли были готовы вызвать из небытия древние голоса, но воспроизвести стереоскопические изображения человеческой технологии было ещё не по силам.
Далтон внимательно присмотрелся к одной из этикеток.
- Странно, - сказал он. – Я прекрасно представляю себе, как много смогут предоставить нам марсианские архивы, когда мы овладеем их разговорным языком, но, несмотря на это, я больше всего хочу услышать именно эту запись, ту, что марсиане сделали здесь – на Земле.
Туэйт понимающе закивал.
- Человеческая раса подобна больному амнезией, который проснулся в возрасте сорока лет и обнаружил у себя весьма процветающий бизнес, жену, детей и ипотеку, но никаких воспоминаний юности или детства, и никого вокруг, кто мог мы рассказать ему, как он стал тем, кто он есть. Мы чертовски поздно изобрели письменность. А теперь мы достигли Марса и обнаружили там людей, которые узнали нас до того, как мы сами узнали себя, но они умерли, или, может быть, просто ушли отсюда, - он использовал обе руки, чтобы достать драгоценный серый цилиндр из ящичка. – И, конечно, в том числе и для вас, лингвистов, это открытие – большой шаг вперёд.
- Если это запись человеческой речи, она будет старейшей из когда-либо найденных. Для сравнительно-исторической лингвистики это может стать тем же, чем стал Розеттский камень для египтологии, - Далтон улыбнулся мальчишеской улыбкой. – Некоторые из нас даже лелеют надежду сделать что-нибудь с нашей старой головной болью – проблемой происхождения языка. Это был один из важнейших, может быть самый важный шаг в развитии человека, а мы не знаем как, или когда, или почему!
- Я слышал про боу-воу-теорию и про динь-дон-теорию, - сказал Туэйт, пока его руки занимались машиной.
- Чистая спекуляция. Факт в том, что мы не можем даже сделать обоснованного предположения, поскольку то, на что мы можем полагаться – письменные записи уходят вглубь только на примерно шесть тысяч лет. Расовая амнезия, как вы сказали. Лично я питаю слабость к магической теории – что люди изобрели язык в поисках магической формулы, слова силы. В отличие от других теорий, эта предполагает мотивирующую силу, не только пассивную подражательность, но и исходящую от человека волю. Даже бессловесный предчеловек должен был заметить, что он может влиять на поведение животных своего или других видов, производя определённые шумы – брачный призыв или крик устрашения, например. Отсюда твёрдое убеждение, что можно получить то, что хочешь, если просто правильно управлять своими губами и знать должные мольбы или проклятия.