Последний алхимик

Для Франциско Брауна они были просто “джири”. Ему и раньше случалось покупать у них головы. Это были бессовестные и лживые дикари, к тому же жестокие. Но золото они любили. Им нравилось его расплавлять, а потом обливать им свои любимые вещи для красоты. Иногда такими любимыми вещами оказывались пленники, которых они обращали в рабство.

Джири были всегда рады миссионерам. Им нравился вкус их печени. Однажды бригаде дорожных строителей пришлось тянуть шоссе по земле джири. Для охраны им было придано подразделение бразильской армии. Кончилось все тем, что из их отбеленных косточек женщины племени наделали себе украшений в волосы.

Франциско Браун не сомневался, что придет день, когда ему понадобится помощь этого злобного и вероломного племени. Он вспомнил о нем в тот день в калифорнийском местечке Ла-Джолле, когда обнаружил, что людей, за которыми он охотился, нельзя застать врасплох, даже ведя за ними наблюдение из далекой точки в океане.

Франциско понимал, что необходим отвлекающий маневр. А в этом смысле лучшего, чем воин джири, и придумать было нельзя. Пока парочка будет отражать отравленные стрелы и копья джири, он сумеет с ними разделаться.

Весь вопрос состоял в том, как заманить этих двоих и дамочку в глубь джунглей.

Наживкой стал Джеймс Брустер — Франциско знал, что за ним они последуют непременно. А средством передвижения будет гоняющаяся за ним женщина — Консуэло Боннер. Она поверила Франциско. А если бы даже и не поверила, Франциско было достаточно знать, что желание, которое он в ней возбудил, сильней всякой осмотрительности.

Именно таким образом он обычно и использовал женщин.

Итак, ни в малейшей степени не сомневаясь, что троица клюнет на приманку, он приехал сюда днем раньше и проделал тошнотворную процедуру подкупа джири. От мошки его прекрасная белая кожа покрылась красными волдырями. Теперь даже репеллент вызывал у него жжение.

Он осторожно выложил на опушке тропического леса небольшую кучку золота и сел рядом. Это означало, что джири легко могут его убить. Это также было знаком того, что золото предназначено им в подарок. На первый взгляд, ничто не помешало бы низкорослым уродцам с прическами под горшок убить его с легкостью необычайной. Но Браун хорошо знал их строй мыслей. Не прошло и получаса, как дикари с луками в руках и костяными украшениями в носу стали вынюхивать вокруг поляны, на которой он сидел. Первый взял золото, но у него отобрал его второй, у второго — третий, у третьего — четвертый. Прежде чем кто-нибудь из них решился заговорить с Франциско, все четверо лежали замертво.

Он заговорил по-португальски и сказал, что они получат очень много золота. Гораздо больше, чем небольшая горстка, которую он принес сегодня. Он сказал, что очень скоро вверх по ручью поедут три человека и за все их имущество воины получат столько золота, сколько они смогут унести. Они прибудут на лодке. Это будут азиат, белый и белая женщина.

На ломаном португальском его спросили, кому же достанется печень и головы этих троих. Он сказал, что и это они смогут взять себе. Его интересует только их поклажа, а наградой будет в десять раз большее количество золота, чем он принес им сегодня.

Франциско знал ход их рассуждений. Сначала они решат, что он круглый дурак, раз готов отдать лучшую часть добычи. Потом — что у тройки с собой будет гораздо больше золота, чем обещает им этот беловолосый человек, иначе зачем вообще платить? И наконец они примут решение убить этих троих, оставить себе лучшие части, забрать их золото, после чего взять и то золото, что принесет Франциско.

С точки зрения джири это была самая беспроигрышная схема.

С точки зрения Франциско это был верный способ устранить парочку, обладающую невероятными способностями. В то время как сто дикарей будут осыпать их градом отравленных стрел, Франциско сделает три прицельных выстрела. И тогда он с чистой совестью уберется из этой подмышечной впадины планеты и с триумфом вернется к Харрисону Колдуэллу.

И вот Франциско услышал кашляющий рокот мотора. Через несколько минут все будет решено. Лес зашевелился и, как тараканами, закишел коричневыми телами дикарей. Все племя было в курсе обещанной награды, а также неплохой поживы, которая прибудет по воде. Воины затаились в узкой полоске джунглей, примыкающей к реке, которая в этом месте делала изгиб. Кое-кто из женщин явился с горшками для приготовления пищи — старинными железными горшками, которые когда-то в незапамятные времена были захвачены у португальских купцов, давно уже пропущенных через кишечник предков джири.

— Анкситл-джири — невинное племя, — заявил Чиун, когда пароходик с пыхтением подошел по грязной протоке к такой глухой чаще, что сюда не проникал ни один луч света. — Сами они не знают зла, но легко поддаются на льстивые речи более испорченных людей. Империи древности знали джири как охотников и проводников. Трудно сказать, что сталось с ними теперь, но когда-то они были прекрасными охотниками.

— Ага, должно быть, охотились за грудными младенцами, — хмыкнул Римо.

— Вы когда-нибудь прекратите? — возмутилась Консуэло.

— Я знаю его дольше, чем вы, — ответил Римо. — Вы никогда не слышали о таком царе — Иване Благостном?

Матросы не могли разглядеть листву, но Римо видел, что ветки совсем не колышутся на ветру, а листья движутся как-то странно. Он учуял впереди большое скопление людей. Что-то назревало. Он подумал, что Консуэло надо бы спрятаться за каютой и оставаться лицом к дальнему берегу.

Но у Чиуна был свой план. Он поднял палец и жестом приказал направить катер прямо к берегу.

— Папочка, что ты делаешь? — по-корейски воскликнул Римо.

— Ш-ш, — зашипел Чиун.

Суденышко скользило к тому месту, где засели в чаще дикари. Чиун прошествовал на нос, и его желтое кимоно развевалось на ветру, так что весь он был похож на флаг на поле брани.

На берегу джири не могли поверить в свою удачу. Порой лодкам случалось прорываться сквозь град стрел, и тогда им приходилось преследовать их на каноэ и брать на абордаж. Иногда это оборачивалось для них немалыми потерями. Но эта лодка сама подрулила к берегу. Кое-кто из женщин уже спрашивал, не пора ли разводить костер. Джири видели, как на ветру развеваются седые волосы и парусом вздымается красивая желтая материя. Мужчины уже стали мечтать о том, как разрежут эту материю на набедренные повязки, но тут желтолицый человек на корме поднял руки. И тогда джири услышали странные звуки, древние звуки, звуки, которые они слышали только у большого костра во время великих ритуалов.

Это был древний язык их предков. Маленький желтолицый человечек называл их не джири, он называл их полным, гордым именем анкситл-джири. На их древнем языке он стыдил их. Стыдил мужчин и женщин, стыдил их детей.

— Вы движетесь по лесу как чурбаны, как белые. Что случилось с охотниками, служившими великим империям? Что случилось с мужчинами анкситл-джири, которые умели передвигаться по лесу с легкостью ветра, целующего листву? И с женщинами, такими нежными и чистыми, что они прятали свои лица от солнца? Где они все? Я вижу только глупых увальней.

Услышав обращенные к ним слова на их древнем наречии, анкситл-джири пришли в такое изумление, что повылезали из укрытия и выступили вперед. Было слышно, как на траву мягко упали несколько горшков.

— Кто ты такой? — спросил старейшина.

— Я — человек, который помнит, какими были праотцы анкситл-джири.

— Нам теперь нет надобности делать черную работу, как нашим предкам. Теперь у нас достаточно людей, на которых охотиться, и выращенного белыми жирного скота, который мы легко можем красть. Нам не нужны больше прежние навыки, — сказал молодой охотник.

— История наших предков — это только сказки, — сказал другой.

Чиун по-корейски велел Римо слушать, о чем идет разговор. Римо ответил, что не может слушать, потому что не знает языка. Тогда Чиун сказал, что если бы Римо учил хроники Мастеров, тогда он знал бы язык анкситл-джири.