Страница 6 из 38
Алексей всегда думал, что ни за какие пряники не согласился на полугодичное таежное одиночество, но, что называется, созрел. Он был непоколебимо уверен, что настоящий писатель должен первые десять лет писать о поисках смысла жизни, следующие десять – о найденном, а все оставшиеся годы потратить на размышления о наивности и неимоверной глупости некогда обретенной цели существования. В творчестве Алексея как раз начинался второй этап. Поэтому когда представилась возможность столь продолжительного уединения, он ею воспользовался не раздумывая. И пока не пожалел – за три месяца написано с десяток рассказов и почти окончен роман. Правда без революционных идей и лозунгов, но расписаться Алексей расписался и готов приступить к сокровенному. Вот только воспоминания о человеческом обществе успели притупиться и все сложнее даются образы героев. Как когда-то Алексей, сидя в городской квартире, поймал себя на мысли, что не может, в век цифровых технологий, вспомнить как звучит дребезжание старинного телефона с дисковым наборником, так и через три месяца одиночества не получается представить лицо, подходящее для главного героя. Он уже совсем отчаялся, когда его посетила спасительная мысль – Александр, помнится, упоминал про какого-то старика, живущего выше по течению. Почему бы не проведать соседа, тем более если можно «на халяву» разжиться яркими образами. А что они будут «яркими», Алексей ничуть не сомневался – армейский друг упоминал о каких-то дедовых странностях. А что для вояк странно, то для пишущего про смысл жизни писателя – самое то!
Десять километров по русской тайге незаметно превращались в десять заморских миль. Алексей и хотел бы сказать, что, погруженный в высокие думы, преодолел их незаметно, да не мог. Ноги так и норовили угодить в сырые щели меж камнями, быстрый речной поток, разбиваясь о валуны, то и дело швырял в лицо мелкую пыль, а окружающий лес оставался мечтой белорусского партизана и не подавал никаких признаков человеческого присутствия… Надежда дойти до отвратительного уже старикашки жалобно квакнув, испарилась – Алексей совсем выбился из сил, в голову закралась и оккупировала ту ее часть, что отвечает за сиюминутные желания, мысль повернуть назад. Но повернуть писатель не успел – река игриво вильнула, расплескалась об обрывистый берег и открыла удивительный вид: на горе, забравшись на огромный плоский камень, сидел сухонький старик. Рука опиралась на поджатые под себя колени, другой ее конец терялся в седых лохмотьях бороды. Дед блаженно щурился, подставляя морщинистое лицо под солнце. Алексей застыл, боясь спугнуть старика, смотрел на эту картину, запоминая мельчайшие детали и стараясь не упустить ни одного фрагмента редчайшего зрелища – именно так, по его мнению, должен выглядеть человек познавший смысл жизни. Острая зависть кольнула писателя в сердце, захотелось подойти к камню и со словами "Подвиньтесь, пожалуйста!" усесться рядом, сидеть так целую вечность просто думая… Но тут всколыхнулась надежда: а вдруг этот счастливец поделиться сокровенным, вдруг не придется тратить годы и переводить березовые рощи изобретая очередной велосипед! Вдруг достаточно просто подойти, спросить "Отец, а в чем смысл-то жизни, а?" и этот мудрец ответит: "Да, сынок, вот в ентом и ентом!" И все!!! И счастье, всем и даром!
Алексей, дрожа от нетерпения, сорвался с места, побежал, перепрыгивая камни, и откуда только силы взялись, карабкаясь вверх по крутому склону. Подлетел к камню, и не переводя дыхания выпалил:
– Здравствуй отец!
Старик и глазом не повел: как сидел, так и сидит, словно к нему каждый день в этой глуши подходят с приветствиями. Алексей постоял в нерешительности, не удержался и окинул взглядом окружающее пространство – вдруг промелькнет среди деревьев краешек оживленной магистрали, чем черт не шутит. Но ничего не увидев, кроме просевшей крыши полуземлянки – жилища старика, произнес еще требовательнее:
– Я говорю ЗДРАСТВУЙТЕ!!
И не дождавшись ответа, решительно развернулся и побрел прочь – не хочет говорить, ну и бог с ним. Цели Алексей достиг: яркий образ прочно засел в голове, а что смысла жизни не узнал… Ну так он, по идее, у каждого свой!
А старик посмотрел вслед гостю и улыбнулся в бороду чему-то своему…
Писатель судорожно выделял в ворде целые страницы и спешно жал на «делит». Выделял и удалял, выделял и удалял. Хотелось плакать – раньше была боязнь чистого листа, а теперь наоборот: написанного! Боже, ну что за мысли в голову лезут, одна другой страшнее – напишешь, прочитаешь и понимаешь, что нечто страшное из проклятых букавок складывается, самое ужасное: правда. Вся правда про человека… Раньше жил не замечая мерзости человеческого общества, а стоило на полгода покинуть его, как черте что в мозгу рождается. Осознаешь, что раньше не думал вовсе, а жил стереотипами поведения… Каждый день на мозг обрушивались миллионы инфоатак: на работе, на улице, в интернете, по жвачнику – все лезло в мозг, выдавливая всей массой способность мыслить, вырубая на корню ростки понимания происходящего вокруг. И ты как одноклеточное реагировал на внешние раздражители, как простейшая амеба греб своими волосинками, или что там у них, туда, где еды побольше и опасности поменьше… Алексей взвыл, в бешенстве захлопнул ноутбук. Человек – венец творения!
– Аааааа… – слепая ярость поглощала разум писателя, – Простейшие! Одноклеточные! Жрете, гадите и трахаетесь. Чтоб вы все здохли! Чтоб МЫ все здохли!
Он стал крушить все, что попадалось под руку. На короткое время ярость удесятерила его силы – он схватил за ствол ружье и как дубиной размахивал, сшибая стулья, ломая стол, вдребезги разлетелся ноутбук… Наконец, человек выдохся и забился в угол…
– Одноклеточные… – рыдания сотрясали Алексея. Он с болью понимал, что это конец… Что уже не сможет жить среди людей… Да и не нужно… Он вжался в угол, теряя рассудок от осознания собственной ничтожности, сравниваясь размерами с амебой. Разум терял ориентацию в пространстве, ему стало все равно – человек он, или кусочек коры на бревне избушки. Мгновенье и Алексей почувствовал себя клеткой сосновой перидермы. Сжился с осознанием того, что является всего лишь жалкой клеткой, давно умершей и одеревеневшей. Он оказался зажатым со всех сторон феллогеном, чувство беспомощности заставило взвыть, судорожно рвануться куда-нибудь, неважно куда – лишь бы не чувствовать этого давления. Но вырваться на свободу не удалось, разум протолкался еще глубже – теперь Алексей был молекулой целлюлозы. Длинный ряд атомов разрывал на части, он чувствовал каждого из них, его валентность, силу притяжения. То, что было писателем, забилось в конвульсиях, пытаясь порвать межатомные связи, ставшие оковами. "Я молекула… Я молекула… Я атом… Нет, я человек… Человек…". "А что такое человек? " – спросило что-то. "Человек- это… Это…" "Вот видишь – что человек, что атом – все едино!" – довольно заключило нечто. "Нет, человек не атом!" – Алексей не сдавался."Не атом, не атом!" "Ну и в чем же разница?" – ехидно поинтересовалось что-то. "Человек… Он мыслит!!!" "Кто мыслит? Это простейшее? " – в голосе чего-то сквозило удивление. "Да! Мыслит!"
Мыслит… Алексей цеплялся за это слово, медленно выбираясь из ловушки разума. Мыслит… Мыслит… Мыслит… Шаг за шагом, опираясь на веру в способность человека мыслить, выкарабкивался из плена. И лишь осознав себя в собственном теле, он позволил себе лишиться сознания.
За небольшим, полузасыпаным снегом, окном на землю медленно опускались сумерки. Груда костей и мяса в углу, еще недавно бывшее человеком, медленно зашевелилось приходя в сознание. То, что осталось от писателя привстало, окинуло пустым взглядом последствия вчерашнего разгрома. Взгляд зацепился на раскиданных внутренностях ноутбука, откуда-то из глубин памяти выбралась одинокая мыслишка, что надо бы жесткий диск вытянуть – там полугодовая работа. Мысль всплыла, потеряно озираясь, и, испугавшись окружающей пустоты, хотела уже было юркнуть назад, но Алексей вцепился в нее мертвой хваткой. "Винчестер… Работа… Образы… Старик-молчун… Надо к старику! Уж он-то знает, что со мною происходит. Если не он то кто? Если не он, то дурка! Как те генералы… Что они там бормотали?… Снежная королева? Точно! Снежная королева! Это все она. Она…" Человек встал, раскручивая в голове эту мысль, стараясь придать ей объем, расширить, заполнив весь вакуум мозга. Руки автоматом накинули на плечи тулуп, берцы уже на ногах, плечом в дверь, вывалился на крыльцо. На ходу загребая ладонями снег, втирал его в лицо и брел к реке, утопая по колено в наст. "Снежная королева! Это все она, сука… Лед в сердце… Лед… Это я такой, а не человечество! Я…"