Страница 19 из 81
Но недолго пришлось пробыть вместе с Сергеевым. Вскоре Сергеева убили. Кто это сделал, так и осталось тайной. На другой день после убийства гестапо арестовало Михаила, молодого красивого парня, который до войны был неудачливым актером в городском театре, а теперь работал в депо подсобным рабочим. Кто-то распустил слух, что Сергеев и Михаил действовали заодно и что Михаил разоблачен как активный подпольщик.
История повторилась. Опять Геннадий Андреевич оказался в полной изоляции от подполья. Он даже стал думать, что о нем забыли. Идти на явку, которую следовало использовать в крайнем случае, он не решался. И снова вынужденная бездеятельность.
Но вот его вызвали на явку. Ранним утром, по пути в депо, он спустился в овраг; здесь, в старом карьере, его ждал представитель подпольного обкома. Он сообщил, что Геннадия Андреевича назначают руководителем подпольной организации города. Это назначение застало его врасплох. Он готов был пойти на любое задание, он готов был рисковать своей жизнью, но руководить всей организацией, держать в своих руках все ее нити, распоряжаться судьбами других людей... Справится ли он? Ведь ему никогда не приходилось занимать командные должности. Потом мелькнула мысль, что так рассуждать можно было раньше, до войны, а теперь слишком необычна жизнь, которой они все живут, и требует она от людей совсем иных действий, иных решений. И он молча принял приказ.
Подпольщикам предлагалось произвести разведку укрепленного района, который задумали создать гитлеровцы. Пока было известно только его примерное месторасположение, так как из нескольких близлежащих друг к другу деревень оккупанты выселили жителей. Требовалось выяснить самое главное: план укреплений, их мощность, оружие, которым они оснащаются.
В ту же ночь Стремянной встретился с тремя подпольщиками. Во время разговора Геннадий Андреевич понял, что у него есть надежная и верная опора.
Теперь, когда расстановка сил ему была известна во всех деталях, он смог по-настоящему разобраться и в людях. Он долго не мог прийти в себя от изумления после того, как узнал, что Никита Борзов сумел стать помощником бургомистра и завоевать доверие самого Блинова.
Если замыслы и действия Курта Мейера были ясны подпольщикам, то Блинов представлял для них некоторую загадку. Даже Никита Борзов не мог сказать о нем ничего определенного. Что это за человек? Чего он хочет? Тайный друг или хитрый враг? По многим признакам бургомистр Блинов находится в известной оппозиции к Курту Мейеру. Случалось, что бургомистр облегчал судьбу людей. Благодаря тому, что он назначил медицинскую комиссию, несколько десятков женщин были освобождены от угона в Германию. Чего хочет Блинов? Может быть, он ищет связи с подпольем, чтобы оказать ему еще более существенную помощь?
В дальнейшем Геннадий Андреевич не раз обсуждал этот вопрос с Борзовым. Казалось соблазнительным вдруг приоткрыть карты и окончательно установить, что за человек Блинов. Но всякий раз они решали, что надо выждать, проверить, накопить факты... Ошибка, неосмотрительность в таком деле гибельны. И подпольщики продолжали вести с бургомистром сложную игру, вынуждая его разыгрывать сочувствие, идти на уступки.
В тайной, полной внезапностей борьбе подполье добилось немалых успехов. При нападении на фельдъегеря были забраны важные документы, среди которых оказался и радиокод. Поэтому в течение нескольких дней, пока немцы не сменили код, партизаны расшифровывали их сообщения. На окраине города, невдалеке от склада с бомбами, заложенные в дорогу мины подняли на воздух четыре десятитонных «Круппа», везших ящики со взрывчаткой. Подпольщики следили за передвижениями немецких войск, подсчитывали количество машин, записывали номера полков и обо всем передавали по радио через линию фронта. Радиостанция, спрятанная в старой каменоломне, несколько раз пеленговалась немцами. Они окружали район, откуда велись передачи, но все их поиски оставались безрезультатными. Портативная радиостанция лежала на дне шурфа, прикрытого камнем, а гравий, которым было усеяно дно каменоломни, не сохранял следов радиста, исчезавшего раньше, чем машины с солдатами успевали добраться сюда из города.
И все же за последние недели произошло несколько провалов; после Сергеева – Екатерина Охотникова. Она даже и не успела по-настоящему развернуть свою работу. К нападению на Вернера она не имела решительно никакого отношения – у нее было совсем другое задание.
Однажды вечером, выйдя на высокий берег реки, Геннадий Андреевич вдруг остановился, озаренный давним воспоминанием. Он смотрел через подернутую ветром рябь голубоватой быстрины на широко раскинувшиеся поля, на белые домики дальней деревни, сбегающие по склону холма, и перед ним вставало его детство.
Когда-то, очень давно, отец повез его за город. Потом они долго шли какими-то рощами и оврагами. Геннадию нравилось, что они, словно играя, крадутся и прячутся от кого-то. Но вдруг из-за кустов вышел рабочий с черными усами. Он остановил отца и сердито сказал: «С ребенком нельзя, может проболтаться». И отец, почувствовав себя виноватым, потоптался на месте, а потом пошел назад. Он шел молча, и Геннадий понуро плелся за ним. Так они и вернулись в город.
Много-много лет прошло с тех пор. Память не удержала ни той рощи, ни того оврага. Но это было там, вдали за рекой. А потом, после революции, по этим полям, увязая в жирном черноземе, шли цепи – белые на красных, красные на белых, с гиком неслась кавалерия.
Эти широкие русские поля видели много битв...
Была у Геннадия Андреевича большая, хорошая семья. Но где теперь все? Где старший сын, Константин, и где Егор? Егор встретил войну на границе... Так и неизвестно, что с ним... Нет, нет, не нужно больше об этом думать!..
На фронте день считается за три, а в подполье час бывает равен году. Приходил опыт, а с ним уверенность. Уже многие нити Геннадий Андреевич твердо держал в руках.
Но вдруг темной сентябрьской ночью к нему прибыл связной с приказом подпольного обкома – немедленно явиться в партизанский отряд.
С большой осторожностью Геннадий Андреевич передал руководство заместителю и дождался ночи в роще, на краю города. Когда стемнело, он, держась за найденное на берегу бревно, переплыл Дон.
Насквозь промокший, иззябший, он пошел полевыми тропами к Малиновке, стараясь не выходить на дорогу.
В просветах туч то появлялась, то исчезала луна. Где-то вдалеке чертил небо яркий луч прожектора. Временами на горизонте вспыхивало пламя, несколько мгновений дрожало, озаряя тучи, а затем быстро гасло. И только потом ветер доносил отголосок дальнего взрыва.
Вдалеке показались очертания домов – наконец Геннадий Андреевич пришел к цели. Явка была назначена в три часа ночи, в заброшенной хате на краю Малиновки.
Когда-то в этом старом, заколоченном досками доме жила вдова Полознева. Но еще в первые дни войны она уехала к своей дочери, которая в прошлом году вышла замуж и переехала в Тамбов. Покосившуюся хату и избрали подпольщики местом встреч с партизанами. Время от времени они приходили сюда, чтобы обсудить совместные действия. Двери и окна так и оставались забитыми, в хату вползали сквозь небольшой пролом в глинобитной стене, замаскированный прошлогодним гнилым сеном.
Для еще большей предосторожности к хате приближались лишь в том случае, когда была полная уверенность, что убежище не раскрыто. Человек, который назначил здесь явку, приходил загодя и долго неподвижно лежал в кустах, высматривая, нет ли поблизости засады.
Если бы Коля и пробрался сюда, он наверняка никого бы не нашел – хата Полозневой была необитаемой и ни на какие пароли никто бы не отозвался.
Геннадий Андреевич долго вглядывался в маленький циферблат часов, стараясь понять, сколько же сейчас времени. Он видел перед собой белесоватый кружок и никак не мог разглядеть стрелки. Наконец помогла луна. Она на мгновение озарила опушку рощи, и ее холодный луч, скользнув между обнаженными ветвями, сверкнул на стекле. Половина третьего!.. Геннадий Андреевич облегченно вздохнул: не опоздал! До встречи еще целых полчаса.