Страница 17 из 81
А Степан Лукич шептал Коле на ухо:
– Если увидишь Геннадия Андреевича, передай ему, что мы попали в засаду...
– А как я его увижу? – тихо спросил Коля.
– Не знаю. Но если когда-нибудь увидишь!.. Нас предали.
– Передам, – сказал Коля.
– А теперь так. На Спартаковской, в доме шесть, живет Клавдия Федоровна. До войны она в детдоме работала. Когда вырвешься отсюда, проберись с Маей к ней, она вас спрячет. Но помни, это секретный адрес!.. – Степан Лукич поднял руку кверху: – Теперь поклянись мне пионерской клятвой, что никогда и никому, кроме Геннадия Андреевича, не скажешь о том, что я тебе сейчас сообщил. Поклянись!..
– Клянусь! – прошептал Коля.
– Будешь на краю смерти – все равно никому не говори. Пусть умрет с тобой!..
– Клянусь! – повторил Коля.
Было слышно, как за стеной заскрипели железные ворота, а потом, тихо пофыркивая, во двор въехала автомашина.
– Обед привезли! – сказал Тимофей.
За дверью послышались голоса полицаев и громыхание больших термосов, которые они тащили наверх, в столовую. Затем по лестнице загремели шаги. Полицаи топали, присвистывали, переругивались. А затем все вновь стихло.
Дверь, ведущая в подвал, на короткое время осталась без охраны. У выхода из коридора стоял часовой, наблюдавший и за подвалом и за лестницей, ведшей наверх, где в комнатах сидели следователи; на время обеда этот пост снимался. Арестованные надежно заперты. Часовой, постоянно находившийся у внешней стены, в случае необходимости входил в подъезд и спускался по крутой темной лестнице в подвал. На две-три минуты на улице никого из полицаев не оставалось.
На это-то и рассчитывали старики. Разбить стекло – дело одной секунды, минута-полторы нужны ребятам, чтобы выбраться в проулок. Значит, когда часовой окажется у двери подвала, они уже будут на воле.
Конечно, в этом побеге есть риск. Но на самый худой конец ребят вновь запрут в подвал. Какая кара постигнет их, стариков, за то, что они способствовали побегу? Об этом они сейчас не думали.
Из разговора следователя с начальником полиции они поняли, что завтра увидят человека, который их предал. После очной ставки их обязательно уничтожат. Их должны убить, чтобы предатель и дальше мог действовать спокойно, не боясь разоблачения...
Степан Лукич нервно теребил свою рыжую бороду. Он оглядел еще раз Колю. Мальчик сидел на нарах, весь подобравшийся, серьезный, с обострившимся личиком. Мая стояла рядом и пристально глядела в окно.
– Ну, – сказал старик, – приготовиться!.. Сейчас я буду стучать в дверь. Следите за ногами часового. Как только он бросится направо, ты, Тимоша, считай до трех и бей по стеклу котелком... Высади его совсем... А вы, ребята, вылезайте спокойно, не суетитесь...
Тимофей взял алюминиевый котелок, в который им наливали суп, и прижался к стене рядом с окошком. Коля и Мая застыли на месте.
Степан Лукич подошел к двери и стал бить в нее кулаками, ногами, потом схватил табуретку и стукнул ею так, что она разлетелась на куски.
– Побежал, побежал! – крикнул Тимофей с серым от волнения лицом и, выждав несколько мгновений, наотмашь ударил котелком по стеклу. Брызнули осколки.
– Пошел! – скомандовал, обернувшись, Степан Лукич.
Коля встал, оперся коленом о выступ стены и ловко пролез в окошко.
– Не беги! Не беги! – шептал ему Тимофей. – Подожди Маю!..
Часовой уже спустился вниз и кричал:
– Чего стучишь? Стрелять буду!..
Он смотрел в глазок, проделанный в двери, но Степан Лукич заслонял его своей головой.
– Позови начальника! – кричал он. – Начальника сюда!..
Тимофей подсадил Маю к окошку, и она, легкая, как перышко, в одно мгновение оказалась рядом с Колей. Он крепко сжал ее руку, и они вышли из проулка на улицу.
День был тусклый, дождливый. По улице шли люди. Шли, как обычно, в разных направлениях. На большой скорости промчались две машины. Из-за угла вышли полицаи, очевидно сменившиеся с поста. Но могли ли они предположить, что этот мальчик в обтрепанном костюмчике и худенькая девочка с косичками только что совершили отчаянный побег. Они прошли мимо, не обратив на ребят внимания.
Коля старался идти спокойно, но сердце его отчаянно колотилось. Увидев полицаев, он рванулся было, чтобы бежать, но Мая удержала его.
– Иди тихо, – шепнула она, – и слушайся меня! – и сжала его ладонь с такой неожиданной силой, что он невольно покорился.
Они завернули за угол. У молочного магазина стояла большая очередь. Они медленно прошли мимо нее, вошли в ворота проходного двора, и тут, словно кто-то ударил их в спину, рванулись вперед.
Они бежали хорошо им знакомыми переулками, садами, перелезали через заборы. Теперь в городе, где Коля родился, где все казалось ему таким родным, он чувствовал себя затравленным зверьком, которому надо прятаться, прислушиваться к каждому шагу, шарахаться при виде каждой тени.
Остановились они, только когда достигли оврага на краю города. Здесь, в густых кустах, в сравнительном отдалении от ближайших домов, они могли передохнуть.
– Ты же хотел идти к какому-то фотографу, – сказала Мая, когда они немного отдышались.
Коля подумал.
– Нельзя туда. Нас сразу накроют. Ведь первым долгом дядя Никита будет искать меня там...
Порыв ветра принес дождевые капли. Ребята сели рядом на большой, обросший мхом камень, прижались друг к другу, чтобы было теплее, и стали думать, что же им делать дальше...
Глава десятая
ТАЙНАЯ ЯВКА
Клавдия Федоровна Шухова принадлежала к числу тех людей, которые стойко выдерживают удары судьбы. Ее энергии могли бы позавидовать молодые. «Упасть легко, – говорила она, – а подняться трудно». И в самые тяжелые времена она не теряла присутствия духа.
Ей было уже под пятьдесят. Высокая, статная женщина с гладко зачесанными седыми волосами, она заставляла относиться к себе с уважением даже врагов. В первые дни войны детский дом, которым она заведовала, эвакуировался, а сама она осталась из-за одного больного мальчика. Этого мальчика нужно было отправлять на санитарной машине. Но случилось так, что шофер в спешке перепутал адрес, ждал на другой улице. Пока Шухова металась в поисках транспорта, вражеские танки ворвались в город. Гитлеровцы сразу же выбросили мальчика из больницы. Шухова взяла его к себе домой и стала ухаживать за ним, как за родным сыном. Она во всем себе отказывала, продавала вещи, вязала платки, чтобы поддержать его...
В эту ночь ей долго не спалось. Ветер стучал ставнями, во дворе выла собака. Плотно занавесив окна, Клавдия Федоровна вязала носки для Вити, который безмятежно спал.
Поблескивали длинные железные спицы, послушно укладывая петли. В углу мерно тикали часы.
Что это?.. Собака перестала выть и хрипло, надрывно залаяла. Клавдия Федоровна опустила вязанье и прислушалась. Кто-то тихо крался под окном, стараясь ступать бесшумно, но шорох гравия выдавал его.
Женщина взглянула на часы: половина третьего. Может быть, кого-нибудь из полицаев привлек свет в ее комнате? Нет, толстое суконное одеяло наглухо прикрывает окно, не оставляя ни одной щели. Соседи?.. Но ведь ни у кого из них нет ночного пропуска.
Шорох под окном затих, словно человек притаился и чего-то ждет. Клавдия Федоровна прикрутила коптилку, бесшумно подошла к окну и, приоткрыв одеяло, глянула во двор. В лунном свете чья-то тень мелькнула на дорожке и исчезла за выступом дома. Тихо заскрипели ступени крыльца, и кто-то три раза негромко стукнул костяшками пальцев: тук-тук-тук! Каждый удар словно молотком ударял ей в висок.
– Кто там? – спросила она.
– Комнаты есть? – тихо спросил мужской голос.
– Все комнаты заняты, – ответила она.
– Пустите погреться!
Щелкнул замок, и Клавдия Федоровна отступила в глубину комнаты. Человек в черном пальто быстро прикрыл за собой дверь и, тяжело переводя дыхание, подошел к столу.