Красное платье

Пока Иисус одинок, но движение уже началось, люди уже надеются и начинают верить, каждый по-своему, и в своем индивидуальном открытии по-разному приходят к Богу.

Прекрасная картина, не так ли?

Восхищение было написано на лице у Рона, он что-то быстро-быстро заговорил. Я уже полностью отключилась и ничего не понимала. Денис перевел:

— Он цитирует Библию: «Царствие Божие подобно пастуху, у которого сто овец. Одна из них заблудилась. Он оставил девяносто девять и стал искать одну, пока не нашел ее». Он говорит, что восхищен Россией, Москвой, Ивановым и… тобой. Сейчас мы еще посмотрим картины, потом он приглашает нас обедать в отель «Президентский».

— Нет, я не смогу, спасибо. У меня очень много дел.

— Ну, как знаешь. А я пойду, пожру с ним на халяву, — цинично улыбнулся Денис, похлопывая себя по животу.

Мы еще походили по залам, я кое-что рассказала Рону о картинах, особенно о моем любимом Сурикове. Видимо, Рон устал от многочисленных впечатлений, его глаза покраснели, он выглядел ошарашенным. Мы завершили экскурсию и вышли в Лаврушинский переулок. Падал снег, было красиво, от красоты щемило сердце.

Рон, воодушевленно размахивая длинными руками, напоследок произнес небольшую восторженную речь о том, какая прекрасная страна — Россия, он будет всегда молиться за ее процветание, и мы тоже должны всегда ею гордиться, несмотря ни на что. В устах американца это звучало удивительно, ведь обычно они помешаны на своих кетчупах, бейсболе, кока-коле. Значит, не все американцы одинаковы…

Рон вложил мне в руку пятьдесят долларов. Денис перевел:

— Он очень благодарен за экскурсию и смущен, потому что у него оказалось мало наличных. Но он очень хочет помочь тебе и просит дать адрес и телефон для дальнейших коммуникаций.

Я дала свой телефон, попрощалась и побежала домой. Мое сердце радостно колотилось, я чувствовала себя богачкой! Все вокруг оставалось по-прежнему: грязные улицы, присыпанные поверху белым снегом, множество бомжей и нищих, концентрирующихся к Третьяковской галерее, возле которой можно поживиться жалостью иностранцев… Но я летела как на крыльях, мне казалось, что впереди — светлая полоса, счастье и чудеса. Можно покупать швейную машинку, надеюсь, что денег хватит! Спасибо! «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя, грешную».

Вечером я с восторгом рассказывала все, что случилось, маме и бабушке. Мама заплакала:

— Неужели в нашей жизни наконец начнется светлая полоса?

— Да, да! Уже началась! Теперь пойдет совсем другая жизнь, я обещаю! Мы больше не будем вести полуголодное существование!

— А этот американец, он ничего? Может быть, выйдешь за него замуж? — мечтательно произнесла мама.

— Мамочка! Как ты можешь?! Я люблю только Хорхе, я буду любить и ждать его! — возмутилась я. — Даже не говори мне такие ужасные вещи. Ты что, уже предала его? Он вернется. Просто… у Хорхе какое-то секретное задание…

— Нет, он не вернется, — вздохнула мама.

— Ты что-то знаешь?! Скажи!

— Я видела сон. Он не вернется, ты же знаешь, я все вижу во сне заранее…

— Я не верю в твои сны! Нет, нет, он вернется! У Богдана будет отец!

— Девочка моя, прости, но просто… не ставь на себе крест. А вдруг этот американец — твоя судьба?

— Мама, но почему ты сразу меня женишь? Он просто сходил со мной в Третьяковскую галерею. Может быть, он женат. А может, я ему и не особенно понравилась…

Мама вздохнула:

— Да ты не можешь не понравиться, доченька… поверь…

Я легла спать и очень долго не могла заснуть от волнения. Обычно я засыпаю еще до того, как кладу голову на подушку. В выходные обязательно поеду в магазин и куплю швейную машинку. Если они продаются. Я перебирала впечатления этого дня, как перебирают драгоценности в шкатулке, и благодарила, благодарила…

…На следующий день вышла на работу. Все было как всегда. Я тихонько напевала себе под нос немудрящие мотивчики, летала по офису с пылесосом и тряпкой. Сегодня мой улов бутылок был большим после вчерашней вечеринки в офисе. Ни один из шоферов довезти меня не мог, поэтому я собрала тяжелый груз в большие пакеты и планировала в две ходки дотащить добычу до пункта приема стеклотары, расположенного через две улицы. Я умылась, причесалась, привела себя в порядок после работы, облегченно вздохнула: еще один рабочий день завершен и прошел благополучно. Надела куртку — и… увидела Рона. Он стоял около лестницы и оживленно разговаривал с нашими офисными красотками, широко размахивая руками, как ветряная мельница. Узкого пространства офиса было явно маловато для его широких движений. Сегодня он был одет в длинное черное пальто и выглядел настоящим заморским принцем. Я тихо поздоровалась, пытаясь проскользнуть мимо него с тяжелым грузом стеклотары, но он бросил своих собеседниц и пошел за мной вверх по лестнице.

— Привет! Я приехал, чтобы тебя увидеть и еще раз высказать свое восхищение нашим вчерашним мероприятием. Я могу тебя куда-то пригласить? — Он сиял своей белозубой улыбкой и пах на три метра волшебным одеколоном.

— Нет! Я не могу… Мне надо… — я чувствовала, что заливаюсь краской от неудобства, — сдать бутылки. Тебе в таком виде лучше туда не ходить.

Рон как ни в чем не бывало подхватил мои пакеты и даже присвистнул от их тяжести:

— Ого! И часто ты носишь такие грузы? Сильная русская женщина. Тебе не надо после таких тренировок посещать фитнес и аэробику. А зачем ты сдаешь бутылки: это экологическое движение или из-за денег?

— Конечно из-за денег, — вздохнула я.

— Сколько ты получишь за них?

— Около пятидесяти рублей, — усмехнулась я.

— Я дам тебе сто, давай пойдем попьем кофе в «Айриш-хаусе». Плиз, плиз.

Я была очень плохо одета, и мне совершенно не хотелось, чтобы Рон снова давал мне деньги. Это выглядело неудобно.

— Нет, тогда считай, что это — экологическое движение. Я убираю кусочек планеты. С твоей помощью, — упрямо сказала я, увлекая Рона к пункту стеклотары. Только бы там не было очереди!

— Хорошо, так и быть. Убираем планету. Я хотел попросить у тебя помощи. Мне очень нужно поехать в Измайлово, на вернисаж. Но меня предупредили, что я являюсь «лох», не знаю, правда, такого слова в словаре не нашел, помоги мне, а? Завтра поедем, сможешь? Мне очень нужно.

— Ну хорошо, я согласна. Только совсем ненадолго, — почему-то согласилась я.

— Я заплачу тебе деньги за экскурсию.

— Нет! Я не какая-нибудь проститутка, чтобы ты все время давал мне деньги, — вдруг выпалила я возмущенно. У советских, а теперь — российских людей — собственная гордость.

— Но мне казалось, проститутка — это женщина, которая продает свое тело и сексуальные услуги за деньги, — хитро улыбнулся Рон, — мне казалось, я до тебя пальцем не дотронулся, верно?

— Да, это так, — растерянно согласилась я.

— Это просто оплата переводчика. Ты ведь говоришь со мной на английском языке, тратишь свое время. Я могу даже составить тариф твоей почасовой оплаты. О'кей?

— Но сейчас ты мне помогаешь как грузчик.

— Это очень интересный опыт. У нас сдают банки из-под пива и кока-колы только совсем опустившиеся афроамериканцы. Потом, я изучаю Россию изнутри, а не по фасадам. Это забавно, поэтому используй меня. Хотя, если честно, мне куда приятнее было бы провести с тобой время в чистом ресторане, в кафе или музее, но ты же не согласна на мои предложения, поэтому я следую за тобой.

— Мы уже пришли, Рон…

…Пункт приема стеклотары представлял собой дощатую пристройку, примыкающую к продовольственному магазину, спрятанному во дворах Арбата. Там принимали стеклотару, можно было сразу купить дешевую и плохую водку, портвейн, консервы. Это был своеобразный «клуб по интересам» местных алкашей, бомжей и прочих маргинальных личностей. Очереди, как правило, там были большие, но шли бойко.

Сегодня нам с Роном повезло: в очереди стояло всего пять человек. Явно опустившийся интеллигент с красным опухшим лицом и «Огоньком», свернутым в трубочку, настоящий кривоносый бомж с расстегнутой ширинкой и соответствующим амбре, пара толстых теток в вязаных растянутых шапках и аккуратненькая старушка, похожая на графиню-мышку. Честно сказать, я — дура, зря потащила сюда Рона. Зачем ему это все видеть?