Молчание сонного пригорода

— Я тебе говорил, что на неделю запретил Саманте брать машину?

Кажется, за что-то такое вроде кражи, но нет, дело было в завтраках, которые ученики брали с собой в школу. У нее даже оказалась соучастница, еще одна девочка, она стояла на стреме, пока Саманта рыскала по сумкам. Она не съела взятое, но почему-то разбросала во время перемены. Многие ее боялись и решили не жаловаться. Но один мальчик все-таки пожаловался. Теперь Саманта должна была возвращаться домой сразу же после школы и каждый день печь печенье для тех школьников, с чьими завтраками она разделалась таким неуважительным образом.

Смешно? Я не стал углубляться. К тому же Джерри замучил меня своей книгой, у которой не было подходящей последней главы.

— Что ты думаешь насчет концовки? — беспокойно спросил он.

— Я за концовку. — Я посмотрел на бутерброд, которому до полного совершенства не хватало только кусочка помидора. — Слушай, мне пора идти.

— Да, мне тоже. Созвонимся потом.

Мы вместе повесили трубку. Может, надо было рассказать ему анекдот про маленькую девочку с фермы и коммивояжера?

Суп уже выкипал, и я вылил его в пластмассовую миску с нарисованными петухами. Уже половина первого. Я отнес миску в гостиную и крикнул:

— Горячий суп, горячий суп!

Еще я принес необычно разрезанное яблоко, каждый кусочек был похож на улыбающиеся губы.

— Это что?

— Это веселое яблоко. Если съешь его, у тебя на щеках появятся улыбки.

— Хм. Чепуха какая-то. — Но он все-таки взял кусочек, а когда я заглянул к нему через несколько минут, то увидел, как он с любопытством ощупывает щеки.

Я проглотил лепешку и выпил кофе и вернулся в кабинет. Послеобеденным пациентам я рассказал пару анекдотов, и они отреагировали так, как будто я устроил им настоящий праздник. Один сам пошутил. Отлично — сегодня я сделал нескольких человек чуть веселее. Между пациентами, за несколько минут до двух часов дня, я сбегал обратно в дом, чтобы проверить, как там Алекс. Он опять лежал на диване перед включенным телевизором. Почему-то он смотрел его вверх ногами.

— Ты как? — крикнул я по пути в туалет.

— Опять дос совсеб заложило.

— Если будешь так сидеть, станет еще хуже!

— Да? — Он не сдвинулся с места, но хотя бы не спорил.

Выйдя из кабинета в три часа, я заглянул в гостиную.

Никакого Алекса, только миска холодного супа и куча салфеток. В спальне его тоже не было.

«Попробуем обратить в шутку», — подумал я. На этот раз я сразу спустился в подвал и заметил, что одеяло вернулось в угол у топки. По обе стороны от него лежали коробка сырных крекеров и фонарик. Как будто поход в пределах дома. В середине одеяло сгорбилось, как будто под ним сидел маленький мальчик. Если он хочет здесь прятаться, пускай, может быть, он убегает сюда от родительских ссор. Однажды, когда мы с Джейн повздорили — из-за чего же? кажется, из-за того, какую туалетную бумагу покупать, однослойную или двухслойную, — я посмотрел на Алекса: он молча зажал уши руками и читал книгу. Вот так, пока мы растем, у нас формируются защитные механизмы. И если необходимость в них прошла, а они задержались, то тогда они превращаются в неврозы: если, скажем, твои тридцатилетние друзья затевают ссору в твоем присутствии, ты автоматически делаешь вид, что ничего не слышишь.

Но Алекса не было в подвале. Я тихонько толкнул бугор посередине, и он сдулся без слов. При дальнейшем расследовании обнаружилась подушка и серо-зеленый рюкзак, набитый вещами будто бы для похода с ночевкой. Внутри были складной нож и книжка «На дороге» с загнувшейся, как собачьи уши, обложкой. Если только Алекс не взялся за Керуака, у нас в доме бывает посторонний человек.

Сначала я почувствовал себя оскверненным, не могу подобрать иного слова. Черт возьми, кто-то влез в наш несчастливый дом. Что еще страннее, он приходил не один раз и оставался, словно какой-то загадочный постоялец. Окно в подвале явно было взломано, возможно, этим и объяснялись те ночные скрипы. И все ради чего — чтобы переночевать? Я поискал в рюкзаке каких-нибудь объяснений и вскоре нашел. На внутреннем клапане был пришит ярлычок с именем: Д. Шрамм. Так вот где периодически пропадает Долтон, на что жаловалась Мэвис. Видимо, это типичное поведение, хотя не каждый подросток заходит в своем отчуждении так далеко — а некоторые заходят гораздо дальше и приносят в школу оружие. Если посмотреть с этой точки зрения, то поведение Долтона вряд ли можно назвать преступным. Я вспомнил, когда видел его в последний раз: мрачная внешность, встает из-за обеденного стола и важно шагает прочь, тень подростковых усиков подчеркивает мрачное выражение на лице. Я подумал, интересно, если Эндовер узнает о его выходках, будет ли он их повторять. А Брирли? Обычно девочки так себя не ведут, едва ли ей это вообще придет в голову.

Еще в рюкзаке нашелся банан, карманный ножик, зажигалка, ручка и блокнот с каким-то верлибром, который он назвал «Против родителей». Конечно, нелегко иметь такую мачеху, как Мэвис Тэлент: она относится к семье как к испорченному произведению искусства и больше заботится о своих горшках, чем о том, чтобы накрыть на стол к обеду, пока Артур наблюдает за рынком акций. К этому времени я уже передумал звонить в полицию, как хотел вначале, и задумался, стоит ли вообще кому-нибудь рассказывать. Какого черта, разве от этого кому-нибудь плохо? «Пусть это будет нашим секретом», — услышал я свои же слова (или Сногза?), глядя в испуганное лицо Долтона, который до подбородка натягивал потрепанное зеленое одеяло. Я аккуратно сложил под одеяло подушку и рюкзак.

«А как же родители? — фыркнул Мартин. — Разве они не имеют права знать? Кстати сказать, а где твой собственный сын?»

— Алекс! — Я побежал по лестнице из подвала, прыгая через две ступеньки. — Ты где?

Я выбежал в гараж, ударившись голенью о «Ре-Флекс», точно тем местом, куда во время прошлого матча Алекса меня ударил неизвестный игрок «Жала». Я минуту прыгал от боли, и в конце концов у меня хватило ума проверить одно место, о котором я бы подумал в последнюю очередь.

Мой кабинет. Он сидел в приемной и читал журнал. Наверное, прошел, когда я вышел, вроде сюрприза из комедийного сериала.

Я вошел в комнату.

— Очень смешно. Что — ты — делаешь — в моем — кабинете?

Он поднял на меня глаза:

— Я болею.

— Я знаю, знаю. Но ты понимаешь, что я только что потратил… — я посмотрел на часы, — почти двадцать минут, пока тебя искал?

— Извини. — Он высморкался. — Но я плохо себя чувствую.

— И что?

— Ты разве не помогаешь больным людям?

Я вздохнул:

— Алекс, ты прекрасно знаешь…

— Я пошутил, папа.

— Понятно. А теперь иди. — Я показал на дверь. — Но не потеряйся.

Он встал.

— Я только хотел узнать, на что это похоже. Быть твоим пациентом. — Он понизил голос и отвернулся. — Ты больше заботишься о них, чем обо мне.

— Алекс!

— Что?

— Ты правда так думаешь?

Он шмыгнул носом. Трудно сказать, что это — насморк или всхлип. Я помню, как один раз, когда мой вечно занятой отец опять не обращал на меня внимания, мне захотелось спрятаться в сейфе того банка, где он работал. Я этого так и не сделал, а вот Алекс мог бы.

— Ладно, ложись на кушетку.

— Зачем?

— Я буду тебя лечить. Как своего пациента.

— Правда? — Он лег на живот и растянулся на кушетке в полный рост. — Мм, а это больно?

— Не должно быть. — Я сел в свое имсовское кресло, поглаживая левую ногу, потому что правая еще болела. — Ладно. Теперь расскажи мне, что тебе снилось прошлой ночью.

Я прошел через всю фрейдистскую рутину от свободных ассоциаций до толкования снов. В одном из снов, который Алекс вытянул из глубин сознания, он фигурировал в роли папы и проваливался в дыру, которая вела в офис, где его ждала мама. Я проигнорировал намеки на эдипов комплекс и сказал ему, что это похоже на «Алису в Стране чудес». Еще я расспросил его о школе и доме. Джеймс снова болеет, лежит в больнице. Это явно очень беспокоило Алекса, но он не хотел особенно распространяться. Так же уклончиво он отвечал, когда разговор зашел об отношениях с родителями. Откровенно говоря, по нему было видно, что ему очень неуютно, и я закончил беседу.