Молчание сонного пригорода

Никто ничего не сказал. Бен и Солли вроде как избегали его, хотя Майра проявила любезность и спросила, как он. Кажется, она спрашивала от души, поэтому Тед ей ответил:

— Не знаю. — Он попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривоватая. — Я давно уже не в своей тарелке.

— Что ж, будем надеяться, что все наладится. — Она вдруг, совершенно неожиданно, обняла его, нежно и в то же время крепко. — Береги себя, Тед.

Род оставил ему записку на доске для записей: «Пока, партнер. Удачи на новом месте!»

Но самым странным образом отреагировал Дон, который подошел к его боксу еще до того, как он стал собирать вещи, чтобы перекинуться парой слов.

— Мне очень жаль, что так случилось, — тихо сказал он, положив свои узловатые руки на разделительную перегородку бокса. — Я чувствую, что ответственность лежит и на мне.

Почему-то это не приходило Теду в голову. Он так погрузился в свою депрессию, что практически забыл об исходных обстоятельствах. А что, если бы он не последовал совету Дона? Что, если бы он сделал по-своему, что, если… но ряд вероятностей не шел так далеко. Почему-то схема не сходилась.

— Спасибо, — помолчав, сказал он. — Но это же я устроил ЧП. Наверное, я… отвлекся, что ли.

— Хм. — Дон оглядел его с головы до ног своими ясными карими глазами, как будто собирая схемы, о которых Тед никому не рассказывал. — О чем же ты думал?

А поскольку Теду не хотелось говорить ни о маленьких мальчиках, ни о приступах, пусть даже Дон проявил бы исключительное понимание, он предпочел повторить то, что сказал Майре:

— Не знаю, — только на этот раз он отвел глаза, — просто в последнее время мне как-то не по себе.

После этих слов Дон шагнул вперед и положил большую ладонь на костлявое плечо Теда. Рука с толстыми, как карандаши, венами оказалась даже тяжелее, чем выглядела, и ее пожатие было крепким. Она удерживала Теда на месте, пока Дон произносил немногословную речь о том, что нужно чему-то радоваться в этом безрадостном мире.

— Ты знаешь, большинство людей ненормальные. И это нормально.

Он еще крепче сжал плечо Теда, почти до боли. Странно, но в его пожатии, сочетавшем силу, утешение и боль, чувствовалось что-то отеческое. Дыхание Дона пахло кофе и пончиками, их запах перебивал что-то безвкусное и несвежее. У него были морщины над верхней губой, где когда-то, возможно, росли усы, и, разговаривая, он почти не шевелил губами. Сейчас его ладонь слегка потирала плечо Теда.

Тед слушал его вполуха, он знал, что Дон хочет внушить ему, что он не такой простофиля, каким кажется. Он снова отвлекся, представляя, какой из Дона отец. Он одновременно казался и очень подходящим, и ужасно неподходящим для этой роли.

— Да, — сказал он Дону, когда воцарилась пауза, — наверное, ты прав.

— Конечно, я прав, — сказал Дон. — Я тебе скажу еще кое-что. Готов спорить, что ты моментально найдешь себе другое место. Вот увидишь.

Он протянул свободную руку и дважды тяжело похлопал Теда по другому плечу. На миг у Теда появилось чувство, что ему восемь лет и его держат и направляют. Как будто причинить ему боль больше не сможет ничто, кроме этих рук.

А потом ощущение прошло, и Дон ушел. Его крепкая спина и серые брюки скрылись за углом.

Через несколько дней Тед еще чувствовал его ладонь у себя на плече. А если встать совершенно неподвижно, он мог воскресить ощущение от мягкого объятия Майры. Оба ощущения были одного рода, но противоположные. А потом оба пропали. Жизнь — это куча несовпадающих схем. Он понимал, что должен что-то сделать с собой, хотя не знал, что именно. Тем временем он получил выходное пособие в 10 тысяч долларов и шанс устроиться на новую работу, как только будет готов сделать попытку. Он чувствовал, что он лишь часть самого себя, значит, он еще не дошел до этого этапа.

Тед отвернулся от окна. Работа предоставляла ему схему, которой он мог следовать, и без схемы жизнь была для него беспорядочной и бесцельной. Вчера у него в голове стоял такой туман, что он трижды засовывал в тостер один и тот же кусок хлеба. Желтая теплота кухни притягивала его, хотя сейчас он не мог точно вспомнить, зачем туда зашел. Недавно он стал разговаривать сам с собой, но получал в ответ уж слишком односторонние реплики. Зеркало сказало ему, что он подавлен. Может, поговорить с кем-нибудь, но с кем? Он вспомнил день, когда умерла его мать, а ему не с кем было поделиться. Его тетя превратилась в адрес в штате Айдахо.

С утра он так и не проснулся до конца. Каждую ночь он включал шум дождя и пытался отдаться на волю схемы. В последние дни ему несколько раз снились родители: отец прикован к креслу, а мать обслуживает клиенток, сидящих в ряд под сушилками, все происходило в сюрреалистической подводной тишине; еще ему снилось, как будто мать бесконечно долго пьет из бутылки, в которой сидит отец. Но от мыслей об отце у него всегда начинала кружиться голова. Может, ему надо поесть.

Он взял белый бумажный пакет из булочной Прайса, но вытряс одни крошки. С пустыми руками он прошел в Голубую комнату и сел за компьютер. Первые несколько дней дома он провел перед экраном, бродил по Сети. Как будто плавал в комнатной вселенной: доски объявлений, спутниковые новости, сайт «Дейли гардения», чаты, анимированная графика в шестьдесят цветов, которая заманивала его, домены с ограниченным доступом, которые не могли от него закрыться, база данных в виде огромного человеческого лица, онлайновые магазины, вопросники, которые он мог бы заполнять до конца своих дней. По какой-то причине в эти несколько дней обычные каналы, где он находил мальчиков, не работали — один из них заразился каким-то жутким вирусом, и Тед сам едва его не подхватил. С другой стороны, на веб-сайте Риджфилдской начальной школы царило настоящее раздолье для вуайериста. Когда Интернет ему надоел, он установил себе новую игрушку — «Карате-бой» — и до одурения в нее играл. Ему нравилось не столько бить противников наотмашь, сколько то, что главному герою было на вид лет десять и все в нем соответствовало этому возрасту, вплоть до голоска, которым он выкрикивал: «Ичи, ни, сан!»[10] Потом он переключился на видео и пересмотрел всю свою небольшую коллекцию, включая «Мальчика с астероида» и «Банду братьев». Еще он несколько раз прокрутил сцену купания из фильма «Течет река». Золотистый свет так освещал мальчишеские тела, что ему сначала захотелось стать мальчиком, потом водой, потом намокшими плавками, которые едва не соскальзывали у них с бедер, когда они всплывали наверх.

Еще он иногда пользовался Темницей, в основном просто пристегивался ради развлечения. Потом он какое-то время чувствовал себя живым, мощным, и если это не элементарная человеческая потребность, то что же тогда? Он вспомнил слова Дона, что большинство людей ненормальные, и это нормально. Мысленно он снял руку со своего плеча и заменил объятием Майры.

Но вдруг стены квартиры надвинулись на него, и реальности, как созданная им, так и виртуальная, перестали его удовлетворять. Может быть, так же чувствует себя парень из квартиры № 5, когда сидит все время дома? Он снова увидел, как тот мастурбирует — почему этот дурак не опускает жалюзи? — а тот увидел, как он смотрит, из-за чего у Теда только усилилась клаустрофобия. «Я должен выбраться отсюда», — заявил он про себя. Так или иначе, но у него кончилась еда. Он составил список нужных продуктов от макарон до кофе. Пункты назначения: супермаркет, парк, чтобы подсматривать, и, может быть, булочная Прайса. Он подошел к двери и высунул голову наружу. Для января погода стояла теплая, поэтому он решил рискнуть и пройти часть пути пешком. День скорее что-то обещал, чем угрожал. И когда Тед шагнул за порог, воздух охватил его лицо, будто венок. Отличный денек для прогулки в парке.

Он быстро, автоматически, отоварился в супермаркете. Потом была намечена булочная на Даглас-стрит, туда легко дойти пешком. Это был единственный шикарный магазин в Фэрчестере, который ему нравился, отчасти из-за глазированных булочек с корицей, а отчасти потому, что тамошние продавцы были с ним любезны. Вечно отсутствующая владелица нанимала на работу прихиппованных старшеклассников, из тех, кто может покрасить волосы в оранжевый цвет или приехать на работу на скейте. Одна девушка по имени Стеффи, у нее еще была серьга в носу, как только узнала, где он работает, стала болтать с ним про компьютеры. Она говорила про какую-то «душу машины», и это было глупо, но он не возражал. У нее на животе была жуткая татуировка в виде паутины, и она выглядывала из-под футболки, когда Стеффи тянулась за чем-нибудь, стоя за прилавком. Ее кожа имела бледный, неясный оттенок, как у восьмилетнего мальчика, и однажды он рискнул сказать ей об этом, хотя она смутилась от его слов.