Пионер Советского Союза

Или лучше на метро не ехать, а такси взять? Мы ведь богатые теперь. Но таксист может нас запомнить и, если полиция будет искать (а вдруг?), расскажет, где мы сели и где вылезли. А в метро видеокамеры всё пишут. Чёрт, даже и не знаю, как правильно сделать. А это ещё что такое?

Огороженный железной оградой двор, на въезде опущенный шлагбаум, рядом будка охраны. В глубине двора два высоченных и явно дорогих дома. Новодел, не сталинской постройки. Стекло, гранит. Красивые дома, прямо дворцы! Действительно, Москва — город контрастов. Бомжи возле помойки и такие дворцы. И около одного из них на улице собралась толпа, человек из тридцати. Какая-то растрёпанная черноволосая женщина подпрыгивает, орёт, машет руками. Кажется, у неё истерика. И эта женщина, да и все остальные в толпе, смотрят куда-то вверх. Наверху же… а наверху, на шестом этаже, два разбитых окна рядом.

Вот из одного из этих окон что-то вылетело, полетело к земле и там со звоном приземлилось. Ещё что-то вылетело. А вот стул вылетел. Чего там происходит-то?

Мне было так любопытно, что я нисколько не возражала, когда фашисты по своей инициативе свернули в этот двор, благо охраны в будке возле шлагбаума не было. Наверное, они тоже пошли смотреть на цирк с выбрасыванием вещей в окна.

Подошли поближе. Ого, да там целая куча уже на земле навалена. Осколки посуды, мебели, два телевизора (естественно, разбитые в хлам), бывший ноутбук, несколько шуб (все — измазанные в зелёной краске), ещё какие-то вещи. Растрёпанная женщина орёт какие-то совершенно непристойные слова, грозиться кого-то убить, содрать кожу, сварить заживо и утопить в канализации. Временами она даже на какой-то неизвестный мне язык переходит и ругается уже на нём. Да что происходит?

Дзянн!! Ещё одно оконное стекло разлетается осколками от удара откуда-то изнутри дома. Дзянн!! Дзянн!! Ещё два окна. Кажется, мне кончик молотка удалось увидеть. Там что, какой-то псих молотком бьёт окна?

Ууух!! В разбитое последним окно вылетает целый ворох разноцветных журналов. Ещё, ещё! Теперь из дома журналы выбрасывают, они разлетаются на ветру и падают вниз, причём некоторые не слишком далеко от нас. Руди не поленился, подошёл к ближайшему журналу, поднял его и начал листать.

Все выброшенные из дома журналы называются одинаково: «SiegessДule», только номера у них разные. Журналы с красивыми яркими обложками, на превосходной бумаге. Руди начал просматривать поднятый им номер а я, заглянув фашисту через плечо, с удивлением обнаружила, что журнал-то немецкий. А может, швейцарский или австрийский, но Руди явно понимает, что там написано. Он быстро листает журнал, иногда останавливаясь в наиболее интересных, с его точки зрения, местах. И, кажется, ему не слишком нравится, содержание.

Посмотрев на некоторые иллюстрации в журнале, который Руди держит в руках, я начала догадываться, что его огорчает. Так это же… Смотрю по сторонам в поисках других номеров (из окна в облаке перьев вылетает распоротая подушка). Журналы тут и там разбросаны по грязному мартовскому снегу, некоторые из них при падении раскрылись. И на обложках как минимум двух номеров я вижу пары обнимающихся мужиков, причём в одном случае они ещё и целуются. А ещё на одной обложке изображены несколько женщин (кажется), одетых в обтягивающее трико цвета флага пидо… гм… в цвета «ЛГБТ-сообщества» нужно написать.

К закрывающему въезд во двор шлагбауму подъехала машина МЧС, просят жестами пропустить. Один из глазевших на спектакль охранников шустро потрусил в сторону своей будки. Откуда-то издалека, не пойму откуда, на пределе слышимости до меня доносится девчоночий голос, который распевает песню о Стеньке Разине.

А Руди тем временем… о, нет! Он в своём журнале нашёл фотографию четверых танцующих мужиков. И ладно бы те ещё просто так танцевали, но они танцуют, одетые в эсэсовские мундиры. Только не целиком они так одеты, а лишь выше пояса. Ниже пояса же на них одежда балерин, коротенькие беленькие юбочки. И все четверо танцуют, взявшись за руки.

Ррраз!!

Журнал в руках у Руди разрывается на две половины, которые фашист тут же бросает на землю и принимается остервенело топтать. А лицо у него такое… фашистское у него лицо, вот-вот дым из ушей и ноздрей повалит. Кажется, он хочет кого-то убить. Ой, что сейчас будет!..

То, что Света умерла, она поняла, едва прочитав ту слащавую статью в газете. Света умерла. Она даже и плакать не стала, ведь покойники не плачут. Конечно, в газете была сплошная ложь, но основные факты там хоть и извратили до неузнаваемости, но не скрыли. А факты были таковы: баба Лена умерла, мама лишена родительских прав и находится в тюрьме, квартиру бабушки и комнату в коммуналке, где Света прожила всю свою жизнь, у них отобрали.

Бежать из золотой клетки было бессмысленно. Бежать Свете стало некуда и не к кому. Она теперь одна, совсем одна. И что же ей делать? Вариант остаться с Занирой и покорно исполнять её извращённые прихоти Света даже и не рассматривала. Смерть казалась ей не в пример более предпочтительным выходом из положения.

Повеситься? Это Света может, верёвку из простыни сделать она способна.

Нет!! А Занира, эта тварь? Она ведь не огорчится ничуть, а просто купит себе новую девочку. Значит, Свете нужно сделать так, чтобы та огорчилась. Лучше всего, конечно, было бы убить её. Но Света понимала, что физически Занира гораздо сильнее её, а никакого оружия страшнее столового ножа Света в квартире не нашла. А что ещё, как ещё Света может посильнее нагадить Занире? Что, кроме собственного тела, любит эта сволочь? Ответ — деньги. Конечно, деньги. Деньги и вещи. Угу.

Подходящего момента Света ждала два дня. Второго шанса ей никто не даст, это она понимала, а потому бить нужно сразу, сильно и без предупреждения. Все эти два дня Света готовилась, проводя в квартире Заниры осторожную разведку, аккуратно узнавая, что и где у неё лежит. Наконец, момент показался Свете подходящим.

Три часа дня. Утренняя смена прислуги разошлась по домам, а вечерняя ещё не пришла, и Света на время осталась с Занирой в квартире вдвоём. И тут Света подошла к ней, показала каталог одежды, и сказала нежным голоском, что хочет вот это себе. «Вот это» было абсолютно прозрачной ночной рубашкой и чулками в тон к ней. Всё — розового цвета.

Света до этого с Занирой почти не разговаривала, ограничиваясь односложными ответами на её вопросы. И то, что Света сама заговорила, первой, Заниру искренне порадовало. А когда она увидела, что именно просит у неё Света…

Словом, двадцать минут спустя Занира уже ехала на своём джипе к ближайшему, круглосуточно работающему, секс-шопу. Больше всего её волновал вопрос, удастся ли там найти комплект, подходящей Свете по размеру. А то Света не крупной вовсе была девочкой.

Света же улыбнулась, проводила Заниру, и удовлетворённо послушала, как та закрыла за собой дверь. Ключей от двери у Светы не было, сбежать она никуда не могла. Да, открыть дверь Света не могла, зато могла закрыть её. Что девочка немедленно и сделала, она закрыла входную дверь на щеколду, теперь открыть её снаружи стало невозможно, даже с ключами. Не существует ключей от щеколды. А дверь входная у Заниры была хорошая, толстая и тяжёлая, открывалась наружу. Наверное, грабителей опасалась. И снаружи открыть такую дверь ой как не просто. Её, наверное, и гранатомёт не возьмёт, бронированная дверь-то.

А потом Света прошла в кладовку и достала из угла заранее припасённый ею молоток. Очень хороший молоток, советского производства, с чёрной от старости, но ещё прочной деревянной ручкой. Даже не молоток, а, скорее, небольшая кувалда.

Света подошла к работающему в зале телевизору с огромным экраном. Там какое-то длинноволосое существо среднего пола, в очень яркой маечке с цветочками, распевало похабную песню. Света плотоядно так улыбнулась и с огромным наслаждением с размаха врезала старой советской кувалдой в центр экрана. Существо исчезло в облаке осколков, вой прекратился.