Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 42 из 81

— А когда узнаете, что будет?

— Посмотрим. В любом случае, твой вариант совершенно точно неосуществим. Штурмовать отделение полиции в центре Москвы нам никто не позволит, такая попытка непременно выльется в полномасштабное сражение, возможно, с применением бронетехники.

— Тогда выкуп?

— Это реальнее. Сейчас посмотрим, насколько безопасен твой метод получения денег. Куда дальше? Веди.

— Ладно, пошли. Не отставайте.

Мы специально тут вылезли из поезда, на станции «Комсомольская-кольцевая». На мой взгляд, это самая красивая станция московского метрополитена. Некоторые, правда, считают самой красивой станцию «Новослободская», но мне «Комсомольская-кольцевая» больше нравится, она какая-то более торжественная.

Вылезли, погуляли по залу, на лестницу поднялись. Мои спутники мозаику на потолке внимательно рассматривали. Особенно заинтересовала их последняя картина, где Родина идёт по валяющимся на земле знамёнам со свастикой. Ну, посмотрите-посмотрите, вам полезно.

Под этой картиной фашисты (ну да, это фашисты самые настоящие, я их из 1940 года сюда притащила) принялись о чём-то спорить. Кажется, старший обвинял в чём-то младшего, а тот оправдывался. Общалась я с ними всегда только через старшего, так как младший не знал русского языка. Старшего же я, по его просьбе, называла профессором. Каких наук он профессор, не имею понятия. Про младшего тоже ничего не знаю, кроме того, что зовут его Руди, так к нему профессор обращался.

Вообще-то, когда меня сцапали в доме у Лотара, то я жутко перетрусила (чуть не обоссалась, честное слово). И все эти людоеды вокруг меня такие вежливые, добрые, заботливые. «Битте, фройляйн, битте». Даже пальцем не тронули меня, улыбаются постоянно. А от этого только страшнее делалось.

Правда, меня ни о чём не спрашивали. Нет, то есть спрашивали, но вопросы были примерно уровня «что бы ты хотела на ужин?» и «не нужно ли ещё чего?». То есть, бытовые вопросы. Про войну, про атомную бомбу, про ракеты никто и не вянкул.





Сначала я удивлялась этому, а потом немного успокоилась и попыталась подумать. А что, собственно, могу я рассказать фашистам? После того, как Сашка отправил товарищу Сталину распечатку карты с диспозицией по состоянию на 22.06.1941, все мои знания о Великой Отечественной тотчас превратились в полную фигню. Наверняка же, расположение советских войск будет изменено, наверняка! В лучшую или в худшую сторону положение изменится — это другой вопрос, но то, что я об этой новой диспозиции информации никакой иметь не могу — факт, не подлежащий сомнению. Опять же, тут генерала Павлова, который у нас с треском проиграл приграничное сражение, начальником Генштаба поставили. И хрен его знает, что он там накомандует. Так что я даже при самом горячем своём желании помочь фашистам выиграть войну не смогу. Хуже только сделать смогу, так как буду о нашем варианте истории помнить и его всё время примерять. Допустим, расскажу я про Сталинград, с указанием даже даты, когда там наше контрнаступление началось. Фашисты подготовятся к отражению, укрепят фланги. Ага, а за счёт чего укрепят? Раз на флангах у них войск больше, значит в самом Сталинграде меньше. Наши оборону держат меньшими силами, перебросив часть войск на север. И в декабре 42-го снимают блокаду Ленинграда, причём даже не пробив коридор шириной в несколько километров, а отогнав немцев аж до Новгорода. Фашисты же в это время бестолково строят в степи укрепления, ожидая советского наступления там, где его и проводить-то никто не собирался. У них же информация из будущего есть, абсолютно достоверная, ага? Вот так я им и помогу.

Ещё что? Про Бомбу рассказать? Так, про сам факт её создания Лотар уже проболтался наверняка, фашисты и так знают, что Бомбу построить можно. Но как это сделать? И пытать меня совершенно бесполезно, я просто не знаю этого, никогда не читала. Могу только запутать их, ибо если меня действительно станут пытать, то я от боли смогу много околонаучной фигни придумать, проверять которую будет очень-очень дорого и очень долго.

С другой стороны, это я про Бомбу подробностей не знала, когда меня схватили, но ведь могу и узнать, при желании. Вот только, чтобы узнать это, мне нужно в 2013 год вернуться, а там фашисты сразу же потеряют надо мной контроль. Даже если со мной мордоворота послать, приковав меня к нему наручниками, абсолютно никакой гарантии это не даёт. Фашисты же не знают моих возможностей в будущем, вдруг я там как-то извернусь и мордоворота убью, там ведь потенциально что угодно может быть, опасность грозит со всех сторон, причём совершенно неизвестная опасность. И если меня пытаться принудить силой достать информацию о Бомбе (или любую другую), но мне удастся выйти из-под контроля (а это весьма вероятно), то что я, обозлённая донельзя на фашистов, сделаю? Думаю, подробнейшая информация по Бомбе очень скоро окажется на столе у товарища Сталина.

Не знаю, так ли рассуждали фашисты или нет, но никто меня не обижал. Ни в первый день не обижал, ни во второй, ни в третий. Блин, да я там целую неделю провела у них! Чего делали? Готовились, ясное дело. Экспедицию в XXI век готовили. Я ведь сразу, как только успокоилась, непременное условие поставила — помочь мне выручить Сашку. Пока эта задача не решена, я вообще хоть о чём-нибудь разговаривать отказываюсь. Можете меня расстрелять — получите мёртвую девочку. Можете меня запытать — получите мёртвую девочку и кучу информации, достоверность которой упаритесь проверять.

Фашисты выбрали вариант с предварительной безусловной помощью в освобождении Сашки. Наверное, на что-то надеялись. Думали, что после этого я им помогать стану. Интересно, как они собираются добиться этого, я ведь кинуть их смогу в любой момент.

Готовились, как я уже говорила, целую неделю. С моей помощью художник нарисовал костюмы, пригодные для ношения в 2013 году. Потом по этим рисункам портные костюмы шили (два раза перешивали, сразу не получилось). Кстати, хотя застёжки «молния» в 40 году уже известны, использовали их, отчего-то, исключительно на обуви. То, что «молнию» можно вшивать и в брюки, и в куртки, явилось для местных портных откровением.

Параллельно, пока костюмы готовили, шла переписка с советскими властями. Мы же с Сашкой пропали из Ленинграда! Это Сашке в XXI веке всё равно, пока я в 1940 году нахожусь, в будущем время стоит, на помощь можно не нестись сломя голову. Но тут-то, тут-то время идёт! Представляю, что было в Ленинграде, когда мы с Сашкой вечером не вернулись домой. И что будет, когда мы всё-таки вернёмся. Бедная, бедная моя попа. Ой, как её выдерут!

Немцы только на третий день сообщили советским властям, что нашли меня с Сашкой. Подробности я не знаю, но в общих чертах придуманную фашистами легенду мне рассказали. Итак, версия такая. Днём 11 сентября я и Сашка гуляли вдоль железной дороги и там из совершенно хулиганских побуждений забрались в случайно оказавшийся открытым товарный вагон. Вскоре, однако, вагон закрыли снаружи и опломбировали. Но мы с Сашкой боялись, что нас станут ругать, потому в глубине вагона и затаились, нас не нашли. Самостоятельно выбраться из вагона мы тоже не сумели, поскольку вагон тот был закрыт снаружи. Вот так мы с ним и ехали, питаясь по дороге консервированными помидорами, банками с которыми и был тот вагон полностью загружен. Открыли вагон и нашли нас с Сашкой уже 13 сентября, в городе Мюнхен. Естественно, сдали в гестапо, куда же ещё? Только сначала пришлось нас в тюремную больницу поместить, так как от помидорной диеты у нас обоих животы подвело. В советское же посольство о нас сообщили только 14 сентября, но это была суббота, а потому решение вопроса о том, что с нами делать дальше, отложили до понедельника. Правда, родственникам в Ленинград (по моей настоятельной просьбе), телеграмму-молнию отправили ещё поздним вечером 13-го. А то нас там уже похоронили, наверное (Сашку, так во второй раз даже). Дальше же начались бюрократические потягушечки-перепихушечки. Гестапо неспешно шлёт запрос в германское министерство иностранных дел, оттуда запрос в советское посольство, оттуда в Москву, оттуда в Ленинград, потом по этой же цепочке в обратном направлении. Немцы мне обещали, что затягивать окончательное решение, не говоря ни «да», ни «нет», точно смогут ещё недели две, а то и три.