Пионер Советского Союза

Если честно, то я думал, что Ленка к себе в будущее свалит, как только проснётся. Но, гляжу, ничего подобного, не торопится она сваливать. Спросил её, в чём дело, а она мнётся как-то, мямлит что-то невнятное. Мол, куда спешить-то, там-то время всё равно стоит, никто не заметит её отсутствия, ей же тут интересно побыть.

Врёт. Вижу, что врёт. Кое-как, чуть не клещами, вытянул из неё правду. Оказывается, она боится домой идти. Она, оказывается, с двух последних уроков сбежала, чтобы меня и Лотара в 40-й год пропихнуть и теперь боится, что учительница позвонит её родителям, а те её прорабатывать станут. Ох, Ленка!

Тут как раз и мамка с лейтенантом подошли. Мамка сегодня на работу не пошла, ей лейтенант справку милицейскую выписал, что она не прогуляла, а помогала сотрудникам НКВД в раскрытии происшествия. На самом деле, Ленку мы пристраивали. Я мамку себя тоже упросил взять с собой, а то мне скучно дома.

Сначала ещё раз в больницу сходили, где девчонку новый доктор осмотрел. Чего он там осматривал, я не знаю, так как в коридоре просидел всё время. Пока сидели, лейтенант рассказал, что в нашем подвале действительно кое-что нашли. Там крышку нашли от моей банки с маслом (и я и мамка крышку опознали по описанию), а ещё белый порошок нашли. Порошок — это, по-видимому, всё, что от макарон осталось. Сами макароны крысы съели, а порошок — это их объедки, которыми даже крысы побрезговали. Стеклянной банки из-под масла не нашли, равно как и осколков её. Куда делась — непонятно. На самом деле ту грязную банку Ленка у себя в будущем на помойку отнесла и выбросила, но рассказывать про это я милиционеру не стал.

Наконец, Ленку выпустили. Бородатый доктор сказал, что она в целом вполне здорова, а потеря памяти… что ж, бывает, хоть и редко. Возможно, сильное нервное потрясение. Следов ударов по голове или куда-то ещё он не нашёл, вполне нормальная и адекватная девочка. Рекомендует найти её родных и её настоящий дом. Есть шанс, что тогда память к ней вернётся.

Угу. А что сейчас делать с ней, пока дома не нашли? Лейтенант снова начал старый разговор про детский дом и снова получил от моей мамки прежний ответ: «Не отдам!».

Дальше мы все четверо поехали на трамвае в наш РОНО и там тётка, которая Ленкиным вопросом занималась, в присутствии лейтенанта милицейского, наверное, раз пятнадцать спрашивала и переспрашивала Ленку. «Ты хочешь остаться у Кругловых?». «Точно хочешь остаться?». «У нас прекрасные детские дома и опытные педагоги. Точно-точно хочешь остаться?». Да сколько можно одно и то же спрашивать-то?! Непонятливая какая, Ленка ведь сразу русским языком ответила ей: «Хочу». Чего тут непонятного-то?

После этого примечательный инцидент произошёл. Мы вышли в приёмную, и там эта начальница из РОНО отдала сидящей за столом девушке листок, на котором она при нас писала что-то по Ленкиному вопросу, и велела быстренько перепечатать. Нас же подождать попросила.

Ну, сели мы на стульчики, сидим, ждём. А девушка, видно, совсем недавно из училища и печатать толком не умеет пока. Сидит, одним пальцем по клавишам пишущей машинки стучит. Сидели, сидели, тут Ленке надоело это дело, она и говорит, можно, мол, я напечатать попробую. Может, у меня получится? Девушка же, видимо, устала уже. Конечно, пока мы сидели уже почти три строчки напечатала. Ну, она и согласилась. Попробуй, говорит, если хочешь.

Вот тут-то у всех, кроме меня (я-то сразу понял, что сейчас будет), челюсти и отвалились. Нет, сначала Ленка пару минут эту машинку пишущую изучала, выясняла, как каретка в начало строки переводится, да жаловалась на тугие клавиши и дурацкое расположение какого-то «шифта». А потом… потом она мне листок с рукописным текстом сунула и велела диктовать ей, а то вслепую она не умеет, не училась слепому методу.

И понеслась. Трррррррр… Вжжж… Трррррррр… Вжжж… Трррррррр… Вжжж… Трррррррр… Вжжж… Вжики — это она каретку переводила. Если бы ей каретку переводить не нужно было, то она, пожалуй, печатала бы быстрее, чем я читал.

В общем, минуты за три она всё отпечатала. У народа глаза квадратные. Где, где научилась этому? Ленка же скромненько так отвечает: «А я не помню»…

Домой мы вернулись уже часа в три. Мамка нас гороховым супом накормила (Ленка три тарелки в себя влила и из-за стола не вылезла, а буквально вывалилась). Потом мамка нас гулять отпустила. Да, я наказан, но Ленка-то не наказана. Она вообще больная, ей погулять нужно (особенно после столь плотного обеда). Одну же мамка её отпускать боится, мало ли что. Тем более, теперь мамка уже и ответственная за неё, ей какое-то временное опекунство над Ленкой выписали (оказывается, и такое бывает). Так что мамка меня отпустила, при условии, что Ленку я одну не брошу, вместе гулять будем.

Да я и так её не бросил бы, мне интересно с ней. Шутка ли, девочка из будущего! У них же там всё совсем не так, как у людей. В смысле, не как у нас. Иногда я её даже и не понимаю, эти её оговорки постоянные. Ну, к «проехали» и «забей» я привык уже, но это ещё у неё из самого понятного. А вот почему фраза «ты чего, завис?» означает желание собеседника услышать продолжение какого-то рассказа или истории? При чём тут «завис»?

Или вот взять тот случай с Валькой Смирновым. Тут чтобы вам понятно было, нужно на два года назад откатиться. Это в 38-м случилось, ещё до финской войны. У нас тогда овощной магазин красили снаружи, мы там бегали, бесились внизу под лесами, так Валька как-то ухитрился прямо себе на голову ведро с синей краской опрокинуть.

Ну, одежда, понятно, вся на выброс, включая носки. Волосы тоже не отмыть, пришлось ему наголо стричься. Но краска хорошая была, Вальке кожу до конца оттереть так и не смогли, сколько его в бане ни скребли со скипидаром. И ходил Смирнов после этого почти два месяца с лицом и руками такого нежно-голубого оттенка. С тех пор за ним и приклеилось прозвище Голубой.

Вот, вышли мы с Ленкой из дома, я Смирнова издали заметил и ору ему: «Валька! Голубой! Давай сюда!!». Ленка же тихо так спрашивает: «А почему голубой?». Я и ответил правду: «Потому что он голубой, только сейчас внешне это незаметно».

Валька подбежал к нам, здоровается, Ленка же ему вместо «здравствуй» какую-то кривую полуулыбку изобразила, да рукой так возле бедра чуть шевельнула. Это поздоровалась так? Сама же она от него бочком-бочком, за меня прячется и старается в его сторону не смотреть. Мне прямо стыдно за её поведение стало. Люди точно скажут, что ненормальная.

Ну, и Валька обиделся. А как ещё, тут любой на такое бы обиделся, и я тоже. Подошёл человек поздороваться, а ему такое. Развернулся он, да и ушёл. Я же Ленке шепчу, чего, мол, ты? А она вякает, что терпеть парней голубого цвета не может, её тошнит от таких. Да, какой он голубой, говорю, всё слезло давно, ведь два года назад было. И волосы у него отрасли на голове. Ничего не заметно уже. И рассказал ту старую историю с ведром синей краски.

Ленка же стоит, рот открывает и закрывает, покраснела вся. Потом смотрит в сторону Вальки, а тот ещё не совсем ушёл. Так она как заорёт на весь двор: «Валька! Валенька, прости!!». И бегом к нему, останавливать. Потом ещё минут десять извинялась, и чуть ли не целоваться к нему лезла. И что это было? Как такое понять? Почему в будущем не переносят людей, вымазанных в голубой краске, но стоит им лишь узнать, что на самом деле краска была не голубой, а синей, то всё резко меняется. Значит, синей краской можно мазаться сколько влезет, а голубой нельзя? Или я чего-то не понимаю?..

После того, как недоразумение с синей краской успешно разрешилось, начали постепенно и другие ребята и девчонки подтягиваться. И даже не только из нашего двора, из соседних тоже. Все помнили, как меня тут два дня искали, да найти не могли нигде. Многие и сами в поисках помогали. И все, конечно, знали про девочку, потерявшую память.

Сначала, девчонки утащили Ленку играть в «классы». Думали, это поможет ей вспомнить себя. Но Ленка в «классы» играть не умела, она даже и правил-то не знала. Ей минут десять хором бестолково правила игры объясняли, только попрыгать на асфальте толком она так и не успела. Дело в том, что подошло уже ну слишком много ребят, человек сорок, если не больше. И все хотели обязательно посмотреть (а лучше поговорить) со странной девочкой без памяти. Или хотя бы со мной, что мне уже через десять минут жутко надоело.