Страница 58 из 64
Он запер дверь на четыре оборота и спустился в амбулаторию. Очередь из инвалидов и лиц со слабым здоровьем миновать без приключений не удалось. С приключениями тоже. На некоторое время Черепов поневоле превратился в кончик хвоста, уговаривая мозги чуть-чуть потерпеть и не брызгать наружу. Мозги за много лет работы в органах привыкли к устным директивам и уговорам и попритихли.
В кабинете доктор встретил Черепова объятьями. Уже сами объятья выглядели для знакомства чересчур подозрительно, а когда доктор сказал:
— Что ж вы, батенька, дружочек мой ненаглядный, отдыхаете-отдыхаете, а ко мне и не зайдете? Давно жду, — Черепов понял, что и на этот (трехтысячный, наверное) раз интуиция его не подвела. Вот только куда?
— А зачем? — спросил он, прикидываясь дурачком и кривляясь, как наметил еще с вечера.
Зубы вам вырывали?
— Нет, — соврал для пользы следствия.
— А это с чьими пришла депеша? — На ладони доктора оказались две бирки с привязанными зубами.
Черепов замолчал, как ошпаренный, и покраснел одним местом. Взгляд его, со стыда опускаясь долу, невольно скользнул по халату доктора, и на нагрудном кармане детектив разобрал выведенную химическим карандашом надпись: «Ф. Р. Сковородкин»!
Кто он, муж жены или просто дальний-предальний родственник-однофамилец? — детектив с ходу не сообразил. Но Ф. Р. Сковородкин был вылитый Дзержинский что в фас, что в профиль, поэтому Черепов не заподозрил его в дурных намерениях и с готовностью распахнул рот.
Ф. Р. Сковородкин долго искал во рту Черепова и, не найдя ничего шатающегося, явно расстроился, до слез, даже чертыхнулся в сторонку.
— Голова у меня трещит, — сказал Черепов.
— Это от зубов, скоро пройдет, — пробурчал доктор и постучал Черепова по безжизненной коленке.
Детектив вынул из кармана рецепт Ничайкиной и спросил:
— Ваших рук дело?
— Моих, — тут же сознался в содеянном Ф. Р. Сковородкин.
Выпишите на мою фамилию такой же.
— Зачем?
— Хочу узнать, от чего это лекарство.
— Я вам могу и без рецепта сказать.
— А как же клятва Гиппократа.
— Могу сказать, поклявшись Гиппократом.
«А могу и обмануть! — подумал детектив. — А я, простофиля, тебе поверю! Не на того напал, злодейский доктор!»
Покидая Ф. Р. Сковородкина, замученного допросом, Черепов решил войти в столовую парадным строевым шагом, отдавая честь обеими руками направо и налево. Может, хоть тогда кто-нибудь сообразит, что он не вирши сюда писать приехал, а преступников ловить. Может, и ненавистный Чеймберс наконец сообразит, что приспело идти с повинной. Но твердое намерение детектива погубил вынырнувший из лифта Частников. Не здороваясь и обнимая детектива, как закадычного и даже родного, прозаик сначала замучил его рассказами, что все прекрасное должно иметь форму шара, а потом велел внимательно рассмотреть окружающих. Больше всех к форме шара стремился сам Частников, и детектив на основании такого безупречного алиби перевел его из группы подозреваемых в группу добровольных помощников, Павлику для компании.
— Вы уже выучили роль? — спросил Частников, вдруг забывая про философскую ересь. — Ничайкина шьет вам фетровую шляпу с пучком воробьиных перьев на макушке, а Чудачкава мастерит шпагу из шампура.
— Слушайте! — заговорщически прошептал Черепов в любезно подставленное ухо. — Я открою вам тайну, вы надежны. Никакой я не писатель, я — оперуполномоченный.
— Разве уполномоченный не может быть великим артистом?
— Может, может, но у меня другое смертельно опасное задание: я ищу убийц Чернилова с утра пораньше и до позднего вечера. Об этом никому, молчок.
— Нам остается только позавидовать и пожать вашу руку: сыщику гораздо опасней, но гораздо проще в работе, чем было убиенному писателю. Скажем, сыщик может с закрытыми глазами миновать бабушку у подъезда, беззубую девочку в песочнице или ударника комтруда с фальшивым значком на груди. Писатель же детективист, если увидит ненароком бабушку, сразу должен придумать мотив, по которому старушка в конце романа перестреляет два отделения милиции из украденного в тире ружья и погибнет под пытками конкурирующего синдиката, руководимого ударником комтруда.
— При чем тут синдикат?
— Как же! Продолжение надо писать или нет? Читатель ждет! — сказал Частников. — Когда у девочки вырастут острые зубки, разве не отомстит она за бабку, разве не схватится один на один с ударником в бурьяне, разве не откусит фальшивый значок с пиджака?
«А он не так прост, — подумал Черепов. — Но и не так сложен. Все-таки форма шара дает о себе знать».
Четыре кружки кофе, проглоченные Череповым на завтрак, привели его в чувство, близкое к обмороку, но он сумел кое-как прислушаться к разговору, которым потчевали друг друга Ничайкина с Чудачкавой, совершенно игнорируя дотошного сыщика:
— Вам положить немного лимона в чай?
— Будьте так добры.
— Что вы! Меня это нисколько не затруднит, только обрадует.
— Очень надеюсь.
— Может быть, хотите посмотреть книги, которые я выбрал утром в библиотеке Дома творчества?
— Может быть, да.
— Не согласитесь ли вы после завтрака последовать в мой номер и провести приятные минуты за чтением художественной литературы?
Ах, это так необычно и неожиданно! — Ничайкина бросила умоляющий взгляд на Черепова, но тот притворился, как умел и как решил, — полным дурачком. «Тоже мне писательница! — лишь подумал сгоряча. — Книжки для нее читать необычно и неожиданно!»
— Впрочем, я согласна. Другого занятия все равно никто не предложит. Пусть будет что будет, мне не привыкать.
Чудачкава тотчас вскочил и убежал, якобы раскладывать книжки.
«Глупая, маленькая, доверчивая Ничайкина! Разве по силам тебе пробудить в Черепове ревность! — думал детектив. — Я не смогу полюбить тебя и ответить взаимностью ни за какие улики на свете. Я — однолюб!» Лишь девушке, проходившей боком по делу, за которое детектив получил вторую благодарность и заказ к праздникам, он отдал бы руку и сердце и даже окаменелый след снежного человека. Но Дездемона Подносова была замужем, растила семерых детей и ждала со дня на день восьмого. Так распорядилась разлучница-судьба. Разбив сердце детектива и отринув руку с какашкой, она обрекла его на холостяцкую долю и одинокую старость.
В воспоминаниях о красоте Подносовой детектив не заметил, как остался один в столовой. Последней мелькнула широкая спина Чеймберса, ловко пролезшая в дверь. Детектив подумал, что сейчас очень удобный момент догнать и просто дать пинка Чеймберсу, раз уж он никак не придумает, о чем спросить фантаста в дружеской беседе. Но и на этот раз пересилил себя, опять победили железная выдержка и дисциплина, натренированная на преступниках.
Детектив прикончил уже шестую кружку совсем холодного кофе, а Павлик все не шел с докладом, чего-то выжидал в засаде, вынюхивал под стенами морга. «Не схватил ли его Батон или мордоворот за шиворот?» — вдруг очнулся Черепов и опрометью побежал к моргу.
На полдороги он отметил, что, потеряв тапочки Чернилова в ходе следствия, так и не удосужился обуть собственные ботинки. Возвращаться не было времени: Батон уже пытал юного друга, затягивая ремень на брюках и продлевая агонию ребенка. К счастью, вблизи оказался обувной магазин, в котором, к несчастью, лежали галоши да чешки. Но Черепов с честью вышел из дефицитной дилеммы, применив дедуктивный подход к проблеме. «Галоши черные, а чешки белые, — быстро отметил он. — В последний раз я обещал Чернилову белые, а тапочки или чешки — не уточнял, размер — тоже».
В спортивной обуви он почувствовал себя гораздо уверенней, спокойней, надежней, этаким пружинистым монстром. Ноги сами поднесли его к моргу и у ступеней замерли в нерешительности. Сначала Черепов не понял, в чем дело, но, подняв взгляд от чешек, увидел в дверном проеме мордоворота, прислонившегося к косяку и активно досасывающего окурок. Мордоворот тоже признал следователя.
— Опять в гости пожаловал? — спросил он. — Сказано тебе русским языком: от ворот поворот.