Страница 15 из 28
Как будто всего этого недоставало, и вождей зачастую называли потомками богов, а после смерти сами становились богами, если не были признаны таковыми ранее. На некоторых островах вождь совмещал должность верховного жреца, а там, где был жрец, они с вождем действовали в тесном контакте. Это означало, что вождь помогал решать, что относится и не относится к категории many — отнюдь не пустячная власть в сообществе, где нарушений many всячески избегают.
Словом, полинезийские политические лидеры имели авторитет, равный божественному. Поэтому во время нечастых публичных речей вождя Тонга его подданные обращались в слух, как описывал капитан Кук: «В продолжение речи вокруг царили тишина и внимание, гораздо в большей мере, чем случается в нашей среде во время наиболее примечательных и серьезных дискуссий в наших самых респектабельных собраниях»[143].
Этот авторитет и его источник — распространенные особенности вождеств. Натчезы в современном Миссисипи называли вождя «братом Солнца», этот эпитет был призван повысить его статус, так как божество Солнца не имело себе равных. Иезуитский миссионер Матюрен Лепти писал о натчезах в 1730 году: «Эти люди слепо повинуются малейшему желанию своего великого вождя. На него смотрят как на высшую власть не только над их имуществом, но и над жизнью»[144].
Лепти сообщал, что после смерти вождя натчезов несколько его подданных наелись табака, потеряли сознание и подверглись ритуальному удушению, чтобы сопровождать вождя в загробной жизни. Захоронения, найденные на разных континентах, указывают на то, что такой посмертный эскорт был широко распространенной привилегией вождей. Одно из наблюдений Лепти, касающихся вождя натчезов, выглядит всеобщей истиной — «доверчивость народа обеспечила ему деспотическую власть, на которую он претендовал»[145].
Преступление и наказание
В Полинезии вожди пользовались своей богоданной властью в деятельности, типичной для вождей: устраивали пиршества, собирали войска, прокладывали дороги и строили оросительные системы, а также накапливали необходимые ресурсы[146]. Само собой, делать то же самое — тратить и собирать налоги — ухитряются и современные политики, хотя никому и в голову не приходит усматривать в них хотя бы частицу божественности. Однако у них есть преимущество перед вождями, а именно — законы в письменном виде, зачастую опирающиеся на чтимую конституцию и поддерживаемые судами, которые не только принуждают к выполнению этих законов, но и придают им законность. За неимением светской святости законов вожди полагались на святость в давнем смысле этого слова.
На Гавайях, когда приходило время собирать еду для ежегодного праздника макахики, вождь (или «король», как его иногда называли гости с Запада — настолько обширным и сложным было устройство гавайского государства) объявлял всю землю many, вынуждая подданных оставаться в пределах своих хозяйств. После этого жрецы, несущие изваяние бога Лоно, вместе со сборщиками налогов обходили всю территорию вождества и повсюду снимали запрет-many, «освобождая» людей в одном округе за другим. Если же вклад какого-либо округа их не устраивал, его жителей проклинали именем Лоно[147].
Боги представляли собой не только принуждающую силу. Вооруженная свита вождей могла осуществлять телесные наказания и силой добиваться соблюдения запретов[148]. Но как в случае с любым правителем, чем реже прибегаешь к этому средству, тем лучше. А когда силу все-таки приходится применять, чем менее обыденной она выглядит, тем лучше: вера в то, что нарушенные законы были велениями богов, а не просто прихотями вождей, помогает объяснить, почему порки, по некоторым сведениям, не вызывали протестов[149].
Более того, в вождествах масштабы принуждения со стороны власти не беспредельны, и здесь для религии возникает возможность сыграть вторую роль в наведении порядка в обществе. Одно из различий между вождеством и государством заключается в том, что в государстве власти обычно принадлежит монополия на законное применение силы: что бы ни сделал сосед с тобой или с твоей семьей — ограбил, напал, даже убил, — ты не вправе отплатить ему тем же; наказаниями распоряжается власть. А в вождествах, как и в сообществах охотников-собирателей, дать волю гневу можно в процессе мщения. Но это не значит, что в таких сообществах нет закона; наказание за конкретное преступление может быть определено по общему согласию и одобрено вождем. Просто само исполнение назначенного наказания — дело жертв или их родственников.
Попустительское правоприменение такого рода — причина меньшей надежности порядка в вождествах, нежели в сообществах охотников-собирателей. В деревушке охотников-собирателей все друг друга знают, постоянно видятся и рано или поздно каждый нуждается в помощи. Поэтому плата за причиненный кому-либо вред слишком высока, а соблазн обидеть ближнего соразмерно мал. Но в вождестве, население которого исчисляется тысячами и даже десятками тысяч человек, среди ближних есть и более «дальние», потому заманчивые мишени для использования в корыстных целях возникают чаще.
Возможностей для такого использования становится больше. Если в сообществе охотников-собирателей частной собственности практически нет, то семьям, относящимся к вождеству, принадлежат плодовые деревья и сады — постоянно действующее приглашение к краже. Чем более соблазнительным становится преступление, тем больше его взрывная сила. Пока наказание осуществляют жертвы, назревает перспектива межсемейной вражды. А поскольку в вождествах «семьи» могут представлять собой разветвленные кланы размером с небольшую деревню, «вражда» — слишком мягкий термин для происходящего.
На этом этапе культурной эволюции, когда охрана правопорядка силами каждого члена сообщества уже утратила свои преимущества, а правительство еще не успело восполнить пробел, востребованной оказывается дополнительная сила социального контроля. По-видимому, религия удовлетворяла этим требованиям. Если религия в сообществах охотников-собирателей была практически лишена нравственного аспекта, у религии полинезийских вождеств он имелся: эта религия систематически осуждала антиобщественное поведение.
ЕСЛИ РЕЛИГИЯ В СООБЩЕСТВАХ ОХОТНИКОВ-СОБИРАТЕЛЕЙ БЫЛА ПРАКТИЧЕСКИ ЛИШЕНА НРАВСТВЕННОГО АСПЕКТА, У РЕЛИГИИ ПОЛИНЕЗИЙСКИХ ВОЖДЕСТВ ОН ИМЕЛСЯ: ЭТА РЕЛИГИЯ СИСТЕМАТИЧЕСКИ ОСУЖДАЛА АНТИОБЩЕСТВЕННОЕ ПОВЕДЕНИЕ
При беглом знакомстве с полинезийскими божествами этого можно и не заметить. Во многих отношениях они напоминают богов охотников-собирателей, вплоть до отсутствия постоянных добродетелей[150]. Роберт Уильямсон, который в начале XX века героически спрессовал многовековые отчеты о Центральной Полинезии в несколько томов классического труда о религии этого региона, писал, что боги островов Общества «ели и пили, вступали в брак и не отказывали себе в плотских удовольствиях, а также ссорились и сражались друг с другом». Иными словами, «люди представляли их такими же, как они сами, только наделенными большими возможностями»[151]. Поэтому богам полагалось приносить пищу и оказывать почтение. Молитвы и жертвы, предназначенные богам воздуха, могли предотвращать бури — или вызывать их, если приближался вражеский флот[152]. Но агрессор, противник которого укрылся в крепости, мог подкупить богов противника, разложив возле крепости приношения, чтобы спровоцировать дезертирство высших сил[153].
143
Ibid., р. 155–156.
144
Thwaites (1900), pp. 127, 131.
145
Ibid., p. 127.
146
Van Bakel (1991), p. 272.
147
Hogbin (1934), p. 266.
148
См. Claessen (1991), pp. 304, 314, 316.
149
Ibid., p. 316.
150
Williamson (1937), p. 19: на островах Общества поклонялись, видимо, божеству не просто сожительства, а прелюбодеяния. Вот отрывок (1937, p. 104) из молитвы, которую на островах Харви произносили перед ночной кражей:
151
Williamson (1937), pp. 9, 22.
152
Ibid., p. 92.
153
Handy (1927), p. 185.