Страница 182 из 194
В карете генерал, когда они поехали, тоже все как-то поеживался, откашливался; хотел, как видно, что-то такое сказать и не находился; впрочем, и пространство, которое им надобно было проехать до квартиры Плавина, было слишком небольшое, а лошади несли их быстро, так что через какие-нибудь минуты они очутились уже у подъезда знакомого нам казенного дома.
Генерал довольно легко выскочил из кареты; в сенях перед зеркалом он еще раз поправил маленьким гребешком свой хохолок и стал взбираться на лестницу. Вихров следовал за ним. Когда они потом отворили двери в квартиру к Плавину, то Вихрова обдало какой-то совсем не той атмосферой, которую он чувствовал, в первый раз бывши у Плавина. В зале он увидел, что по трем ее стенам стояли, а где и сидели господа во фраках, в белых галстуках и все почти в звездах, а около четвертой, задней стены ее шел буфет с фруктами, оршадом, лимонадом, шампанским; около этого буфета, так же, как и у всех дверей, стояли ливрейные лакеи в чулках и башмаках.
"Что такое, где мы это?" - подумал Вихров.
Самого Плавина он увидел стоявшим в дверях гостиной, высоко и гордо поднявшим свою красивую белокурую голову, и тоже в звезде и в белом галстуке.
Когда Вихров подошел к нему поклониться, Плавин дружески, но заметно свысока и очень недолго пожал ему руку. Генералу же он пожал руку гораздо попродолжительнее и даже сказал при этом что-то такое смешное, так что старик махнул только рукою и пошел далее в гостиную. Между гостями Плавина было очень много статс-секретарей, несколько свитских генералов и даже два-три генерал-адъютанта и один товарищ министра. Вихров начал уже чувствовать, что он обмирает в этом обществе: с кем заговорить, что с собой делать - он решительно не находился... Вдруг вдали, в углу гостиной, он увидел и узнал, к величайшему восторгу своему, еще памятное ему лицо Марьеновского. Как к якорю спасения своего бросился он к нему и, даже не совсем соблюдая приличие, во весь голос закричал ему:
- Марьеновский, здравствуйте! Узнаёте ли вы меня?
Сам Марьеновский был уже совсем седой и несколько даже сгорбленный старик, но тоже со звездой и в белом галстуке. Видно было, что служебные труды и петербургский климат много, если не совсем, разбили его здоровье. Всмотревшись в лицо героя моего, он тоже воскликнул:
- Боже мой! Кажется, господин Вихров!
- Точно так, - отвечал тот, и оба приятеля, не стесняясь тем, что были на модном рауте, расцеловались между собой.
- Я давно слышал, что вы здесь, но решительно не знал - где вас найти, - говорил Марьеновский.
- А я так и не знал, что вы здесь, - говорил Вихров, - но вы, конечно, служите здесь?
- Да, я тоже вместе с другими занимаюсь по устройству новых судебных учреждений.
- И слава богу, что вас выбрали! - воскликнул Вихров. - Человека более достойного для этого трудно было и найти; но сядемте, однако; здесь можно, надеюсь, сидеть?
- Можно! - отвечал Марьеновский, и оба приятеля уселись несколько в стороне.
- Прежде всего объясните вы мне, - начал Вихров, - как вы знакомы с здешним хозяином?
- Кто ж с ним не знаком в мире служебном и деловом! - отвечал с усмешкою Марьеновский. - Но скажите лучше, как вы с ним знакомы?
- Очень просто: он товарищ мне по гимназии; я вместе с ним жил...
- Вот что!.. - произнес Марьеновский. - Он, впрочем, и без этого любит быть знакомым с артистами и писателями.
- Но неужели же он в самом деле государственный человек?
- Еще какой! На петербургский лад, разумеется.
- То есть умеет подделываться к начальству.
- О, господи! Про какие вы ветхие времена говорите!.. Ныне не то-с! Надобно являть в себе человека, сочувствующего всем предстоящим переменам, понимающего их, но в то же время не выпускающего из виду и другие государственные цели, - каков и есть господин Плавин.
- Но в сущности, однако, что же он?
- В сущности ничего! Господин, кажется, очень любящий комфорт и удобства жизни и вызнавший способ показывать в себе человека весьма способного.
- Но в чем же именно эти способности его состоят? - продолжал расспрашивать Вихров.
- Главное, я думаю, в том, что все эти новые предположения, которые одних пугают и смущают, а другими не совсем сразу понимаются, он так их сумеет понизить и объяснить, что их сейчас же уразумевают и перестают пугаться. Он в этом отношении очень полезен, потому что многое бы не прошло, что проходит через посредство его.
- Но зато и вреден тем, что оно проходит так, как он понимает.
- Да, по большей части далеко не так, как было вначале, и удивительное дело: он, кажется, кандидат здешнего университета?
- Кандидат! - подхватил Вихров.
Марьеновский пожал плечами.
- Учили, что ли, их очень плохо, но, верьте, он ничего не знает: все, что говорит, - это больше выслушанное или накануне только вычитанное; а иногда так проврется, что от него пахнет необразованием.
- Именно необразованием, - подхватил Вихров.
- Пахнет необразованием, - повторил еще раз и как-то досадливо Марьеновский.
- А скажите, нет ли у вас в товариществе Захаревского - правоведа?
- Нет, но он служит в другом месте и занимает очень видную должность.
- Он очень честный человек... и юрист, должно быть, хороший.
- Да, только внешний отчасти, неглубокий.
- И вы видаетесь иногда с ним?
- Очень часто даже!
- Не передадите ли вы ему, что я здесь и очень желал бы с ним повидаться, а потому он или сам бы побывал у меня, или я бы приехал к нему, а вот и адрес мой!
- Непременно скажу и, я думаю, даже вместе с ним и приеду к вам.
- Пожалуйста! - воскликнул Вихров, крепко пожимая его руку.
Марьеновский после того встал.
- Ну, я и домой, мне еще работать надо, - сказал он и потихоньку вышел из гостиной.
По уходе его Вихров опять очутился в совершенном одиночестве. Под влиянием всего того, что слышал от Марьеновского, он уставил почти озлобленный взгляд на хозяина, по-прежнему гордо стоявшего и разговаривавшего с двумя - тремя самыми важными его гостями.
"Неужели же никогда этот господин не обличится, - думал он, - и общество не поймет, что он вовсе не высоко-даровитая личность, а только нахал и человек энергический?" Воздавай оно все эти почести Марьеновскому, Вихров, кроме удовольствия, ничего бы не чувствовал; но тут ему было завидно и досадно.
Посреди такого размышления к нему подошел Эйсмонд.
- А что, не пора ли нам и по домам? - шепнул он ему.
- С великою радостью, - отвечал Вихров, и оба они тоже потихоньку выбрались из комнат и отправились.
- Поедемте к Донону ужинать, - вот где вы с женой ужинали! - сказал как-то особенно развязно генерал.
- Хорошо! - согласился Вихров.
Генерал бойко и потирая с удовольствием руки вошел в отель.
- Водки, братец, нам поскорее, водки! - говорил он, садясь перед одним столиком. - Садитесь и вы, пожалуйста, - прибавил он Вихрову.
Тот уселся против него.
- Ну-с, что же нам съесть? Жена очень хвалила, вы тогда ужинали салат из ершей. Сделай нам салат из ершей.
- Слушаю-с, - отвечал ему лакей.
- Потом котлеты, что ли, паровые.
- Не прикажете ли бараньи котлеты?.. Есть настоящая кушелевская баранина.
- Давай, давай; в клубе едал кушелевскую баранину, хороша очень!
Затем они начали ужинать; генерал спросил шампанского, и когда уже порядочно было съедено и выпито, он начал как бы заискивающим голосом:
- Я вот, Павел Михайлович, давно хотел с вами поговорить об одной вещи, - вы вот и родственник моей жене и дружны с ней очень, не знаете ли, что за причина, что она по временам бывает очень печальна?
- Совершенно не знаю и даже не замечал, чтобы она была особенно печальна, - отвечал Вихров, немного уже и сконфуженный этим вопросом.
- Есть это, есть! Дело в том, что вы и сами в отношении там одной своей привязанности были со мной откровенны, и потому я хочу говорить с вами прямо: у меня есть там на стороне одна госпожа, и я все думаю, что не это ли жену огорчает...