Кровавый закон

   Легенда о том, что ей стало очень плохо и нужно срочно сварить отвар из трав, на Песчаника не произвела особого впечатления, но и противоречий не возникло, вроде. Он безоговорочно пропустил девушку на кухню.

   Олиф быстренько подогрела тот отвар, что остался тут еще с прошлой ночи, заодно на скорую руку сварив каши. Оставалось только надеяться, что ее выпустят с такой порцией.

   - Куда? - Путь ей преградила большая рука Песчаника.

   - Несу еду в камеру, - не поднимая головы, ответила девушка.

   - Не время.

   - Сказано носить еду раз в сутки. Я и несу.

   - Почему так поздно?

   - Лежала с температурой. - Олиф заметила, что чем больше она врала, тем лучше у нее это получалось.

   - Ладно, проходи. - Но только она сделала шаг вперед, как рука снова вернулась. - Почему такая большая порция?

   - Всегда такая была, - попыталась отвертеться девушка, но куда там.

   Песчаник был свято уверен, что Лекс не достоин такой чести и, в конце концов, пришлось вывалить буквально половину наготовленного. На искренние возмущения девушки он не обращал внимания. Хорошо еще, что отвар не забрал, поверил, что это ей.

   Когда Олиф вышла из кухни, на душе у нее было ужасно противно. Она должна была принести Лексу поесть, а вместо этого несет что-то отдаленно напоминающее еду, причем такую скудную порцию, что лучше бы уж вообще ничего не несла.

   На входе в тюрьму ей тоже начали задавать вопросы.

   Олиф пыталась выкрутиться, как могла. Правда, в историю, что ей нужно всегда носить отвар с собой, иначе она свалится с ног, они вряд ли поверили. Однако все же пропустили.

   Все-таки не стоило идти сейчас - только привлекла к себе внимание, а значит, слушок легко может дойти и до Ринслера.

   В темноте, среди зеленых светящихся зверьков и одиноких камер, гулкий звук закрывающейся двери звучал особенно жутко. Олиф прошла до конца тюрьмы, дернула ручку второй двери и спустилась вниз.

   На этот раз ни единого звука от Лекса не донеслось.

   Девушка нахмурилась, чуть прибавила шагу. Мужчина лежал в какой-то жуткой, непонятной позе, словно до этого просто сидел, а затем не выдержал и завалился на бок. Глаза были закрыты, но грудь вздымалась - значит, спал. Но спал беспокойно, то и дело слышались прерывистые вздохи, причем ртом. Нос, наверняка, заложило.

   Олиф поежилась. Присела рядом, просунула руку между решетками и легонько потормошила Лекса. Тот не реагировал. Пришлось приложить чуточку больше усилий.

   Внезапно мужчина дернулся, и в одну секунду руку девушки сжали длинные пальцы с такой силой, что она вскрикнула от боли:

   - Ай!

   Лекс повернул голову, моргнул пару раз, пытаясь разобрать в темноте лицо незнакомца. А когда пришел в себя, виновато разжал пальцы и увидел, как девчонка быстренько одергивает руку.

   - Прости, - хрипло сказал он.

   Олиф потерла запястье. Откуда только в этом человеке столько силы?

   - Ты специально так? - Одновременно с болью, девушка почувствовала обиду.

   - Случайно вышло, прости.

   Лекс принял привычное для него сидячее положение и провел ладошками по лицу, стирая остатки сонливости.

   - Я принесла поесть, - спокойно сказала Олиф и поставила рядом с камерой тарелку.

   Мужчина хмыкнул.

   - Я-то надеялся, что уже не придешь.

   - Кто бы сомневался, - закатила глаза девушка. - Вот еще.

   Она подвинула вплотную к решеткам кружку с отваром.

   - Что это? - недоуменно спросил Лекс.

   - Отвар из подорожника.

   - А мне он зачем?

   - Это от кашля.

   - Забирай обратно, - и не подумал идти навстречу Лекс.

   - Мне он ни к чему, - поджала губы девушка.

   - Мне тоже.

   - Неправда. Я слышала твой кашель.

   - И что?

   - И то. Отвар тебе поможет.

   - Плебейка, - устало вздохнул Лекс,- я же, кажется, просил не лезть.

   - Я и не лезу. Я просто помогаю.

   Олиф перевела взгляд на пол и тут заметила перевернутую тарелку. В душе сразу смешалась целая гамма чувств: недоумение, раздражение и... обида.

   - Когда Арли носила еду, ты почему-то ел.

   Лекс удивленно уставился на девушку. Ее взгляда в этой полутьме он не видел, но ее тон почему-то заставил почувствовать себя виноватым.

   - Ну да, понятно, - самой себе сказала Олиф, - из моих рук противно.

   Девушка схватила за край перевернутую тарелку, порывисто поднялась и вылетела из камеры. Лекс даже опомниться не успел, как с грохотом захлопнулась входная дверь.

   ***

   Было жутко обидно понимать, что она ради этого гадкого существа рисковала собственной свободой, а он взял и просто окунул ее лицом в большую, грязную лужу. На душе было так скверно, как будто эту самую душу вырвали, да потоптались на ней, словно на лужайке какой.

   Олиф быстро добежала до своей койки, забралась наверх, и уткнулась носом в простыню. О Берегини, вот чем она заслужила такое?!

   Уснуть не получалось. Тяжелые мысли не давали покоя, даже глаза закрывались с трудом. В кромешной тьме, становилось невыносимо слушать мельтешение Песчаника. Хотелось тишины, чтобы никто и ничто не отвлекало ее от созерцания черного, невидимого потолка. Олиф уставилась в пустоту, и попыталась отключиться от едва заметных шорохов, окружающих ее. Притупить обиду, скрыть гнев, ей хотелось просто лежать и ни о чем не думать.

   В конце концов, веки налились тяжестью, и сон сам как-то незаметно сморил ее.

   ***

   Я ненавидела Перводружинников ровно столько, сколько себя помнила. От одного этого слова меня распирала ярость. Всегда. Эти люди ломали жизнь таким, как я. Таким, как моя мама. За одно это им полагалась виселица.

   ... Но на этот раз я стою посреди комнаты, в руках чувствую что-то тяжелое. Опускаю взгляд: сковородка. Передо мной лежит толстый Перводружинник. Под ним моя сестра - дергается, кричит. Пытаюсь что-то сделать, но не могу. Хочу поднять сковородку, подбежать и сдернуть с сестры толстого мужика. У меня и в мыслях нет убивать его, только оглушить.

   Но Перводружинник вдруг поднимает голову, поворачивает ее и смотрит на меня. Глаза у него карие.

   Не двигаюсь. Пытаюсь понять, что происходит. Мужик сам поднимается с постели. Мне хочется развернуться и бежать, но я не могу - там моя сестра. Я не брошу ее.

   Перводружинник приближается медленно, аккуратно завязывая при этом пояс. Смотрю на него с нескрываемым страхом. Чувствую, как начинает тошнить.

   - Убийца? - поднимает он бровь.

   - Нет, - выдавливаю я.

   - Убийца. - Он не спрашивает, он утверждает.

   - Нет!

   Мужик кивает на мои руки. Опускаю взгляд. Ладошки все в крови, со сковородки стекают темно бордовые струйки. Мной не на шутку завладевает страх.

   - Нет!! - Крик ничего не решает. Крови становится все больше, она темнеет, вокруг меня уже огромная лужа.

   - Убийца, - повторяет Перводружинник.

   - Нет!!!

   - Ты лишила меня шанса жить. Ты - убийца.

   ***

   - Подъем!!!

   Олиф резко подскочила в постели. Дыхание сбилось, на лбу выступила испарина. Казалось, еще немного и сердце из груди выпрыгнет наружу. Девушка провела рукой по лицу, попыталась восстановить дыхание.

   Впервые за долгое время ей приснился Перводружинник. До этого она и думать о нем забыла, а теперь... давно она не видела таких четкий и ясных снов.

   Мысли в голове спутались. Может, это первые признаки сумасшествия? Память вырывает из своих темных углов самые страшные воспоминания, пытаясь довести разум до полного безрассудства.

   - Чего сидишь? Хуже стало? - поинтересовалась внизу Фрида.

   Олиф вздрогнула от неожиданности.

   - Нет, все хорошо. Я встаю.