Страница 4 из 12
И, может быть, мы не уделяли столько внимания, сколько должны были ночи вокруг нас, так как мы были завернуты в кокон удовлетворения, но мы услышали шум, мягкое и испуганное дыхание, и затем торопливый топот ног. До того, как мы могли сделать что-то, кроме того, как повернуться, топот удалился по направлению к задней двери тёмного дома, и мы слышали, как дверь с шумом закрылась. А мы смогли только последовать за ними, и, погружаясь в тихий ужас, увидеть сквозь дверные жалюзи, как припаркованный у бордюра автомобиль срывается с места и исчезает в темноте. Задние фары вспыхнули - левая болталась под странным углом - мы смогли увидеть, что это была старая Хонда неопределенного темного цвета с большим ржавым пятном на багажнике, которое выглядело словно металлическая родинка. Машина стремительно унеслась из поля зрения, и холодный едкий узел сжался в глубинах нашего желудка: страшная правда сжигала нас изнутри, изливал панику, как кровь из открытой раны.
Нас видели.
Долгую ужасную минуту мы смотрели сквозь дверь, и в голове бесконечно отдавалась одна и та же невозможная мысль. Нас видели. Кто-то пришел неслышно, незаметно, и оно видел нас настоящих, видело, как мы, усталые и довольные, склонялись над полуупакованными останками. И оно, очевидно, видело достаточно, чтобы понять, чем являлись странно выглядевшие куски плоти Валентайна, и, кто бы это ни был, оно умчалось в панике и исчезло в ночи еще до того, как мы успели вздохнуть. Оно видело. Возможно, оно даже видело наше лицо. В любом случае они видело достаточно, чтобы понять, на что смотрит, и убежало прочь в безопасное место, и скорее всего, вызвало полицию. Возможно, оно звонит прямо сейчас, посылая патрульные машины поймать нас и отправить в положенное место, но мы стояли здесь, замороженные, в немом удивленном бездействии и ошарашено глядели туда, где пропали габаритные огни, застряв в глупом непонимании, словно ребенок, который смотрит знакомый мультфильм на иностранном языке. Увидены… И, в конце концов, эта мысль дает нам толчок страха, мы должны побудить нас к действию, переключить на более высокую передачу, и отправить нас на последнюю стадию нашей прогулки, выйти за дверь с еще теплыми останками того, что мы успели сделать за одну чудесную ночь.
Чудесно, мы сделали это вдали от дома и уходим прочь в ночь, и нет никаких звуков преследования. Нет предупреждающих звуков сирен; нет визга шин или треска радио, разрывающих тьму своими угрозами Нисходящей Гибели для Декстера.
И когда я, наконец, выбрался оттуда, напряженный и настороженный, меня охватило тупое оцепенение и снова вернулась ужасающая мысль, которая набегала словно бесконечная череда волн на скалистом пляже.
Нас видели.
Мысль не покинула меня после избавления от остатков - “почему оно не вызвало копов?” Я ехал, поглядывая в зеркало заднего вида, ожидая резкого воя сирен и ослепительной вспышки синего света позади моего бампера. Но никто не приехал даже после того, как я бросил машину Валентайна, забрался в свою машину и осторожно поехал обратно домой. Никто. Я остался на свободе, совсем один, только демоны моего воображения преследовали меня. Это было невозможно - кто-то видел нас за нашей любимой игрой настолько четко, насколько это было возможно. Оно видело тщательно разрезанные кусочки Валентайна, и счастливо-утомленного резчика, стоящего над ними, и оно не захотело взять дифференциальное уравнение для решения этой проблемы - А плюс Б равняется место на Олд Спарки для Декстера, и этот кто-то сбежал с этим умозаключением в прекрасный комфорт и безопасность - но почему оно не вызвало копов?
Это не имело смысла. Это было сумасшедшим, невероятным, невозможным. Я был замечен, и я убежал оттуда без последствий. Я не мог поверить в это, но медленно, постепенно я припарковал свой автомобиль перед моим домом и просто сидел в машине, логика вернулась ко мне после долгих каникул с острова Адреналин, и я сидел, сгорбленный над рулем, и еще раз побеседовал со своим милым разумом.
Все верно. Я был замечен с поличным, и имел полное право ожидать, что я буду немедленно пойман и арестован. Но никто не арестовал меня, и теперь я был дома, избавившись от доказательств, и не оставалось ничего, что могло связать меня с тем счастливым ужасом в заброшенном доме. Кто-то видел меня мельком за работой, да. Но там было слишком темно - вероятно слишком темно для того, чтобы разглядеть мое повернутое боком лицо, тем более за один короткий испуганный взгляд. Не было никакой возможности сопоставить темную фигуру, держащую нож, с реальным человеком, живым или мертвым. По номерному знаку можно будет установить, что машина принадлежит Валентайну, но у меня были основания полагать, что он уже не сможет ничего рассказать. Разве что кому-то придет в голову устроить спиритический сеанс.
И даже если, по невероятному стечению обстоятельств, меня узнают и предъявят чудовищное обвинение, никаких доказательств моей вины не обнаружат. Увидят лишь представителя правоохранительных органов с кристально чистой репутацией, который, держась с достоинством, лишь усмехнется над этим абсурдным обвинением. Абсолютно никто в здравом уме не поверит, что я мог бы сделать что-то подобное, за исключением, конечно, моей личной немезиды, Сержанта Доакса, и у него не было ничего на меня, кроме подозрений, которые он испытывал ко мне, так что это было даже почти утешительно.
Так что же остаётся? Помимо моего темного и частично увиденного лица, что может быть маловероятным поводом для лишения моих амбиций и моей свободы?
Колеса и рычаги щелкнули в моем мозгу, развернулись и выплюнули ответ: “Абсолютно Ничего”. Меня нельзя было связать с какой-то темной фигурой, которую кто-то напуганный видел во тьме заброшенного дома. Это был неизбежный вывод, чистая дедуктивная логика, и не было никакого способа обойти это. Я был дома, свободен, и почти уверен, что так оно и останется. Я сделал очень глубокий вдох, вытер руки о свои штаны, и пошел в свой дом.
Внутри дома было очень тихо, конечно из-за того, что была поздняя ночь. Я услышал звук тихого Ритиного храпа в холле в тот момент, когда я заглянул к Коди и Астор; они спали, не двигаясь, грезя своими маленькими и дикими снами. Дальше спустился вниз по коридору, в свою спальню, где Рита крепко спала, и Лили-Энн, свернувшись калачиком, лежала в своей кроватке - чудесная, невероятная Лили-Энн, годовалый центр моей новой жизни. Я стоял, глядя на нее сверху, удивляясь, как всегда, на мягкое совершенство её лица, миниатюрную красоту ее крошечных пальцев. Лили-Энн, начало хорошего всего, что есть в Декстер Марк II. Я рисковал всем этим сегодняшней ночью. Я был глупым, дико беспечным, и я почти поплатился за это - арест и тюрьма, утеря возможности снова покачать Лили-Энн на своих руках, держать ее руку, когда она попытается сделать свои первые шаги - и, конечно, возможности найти друга, наподобие Валентайна, и поиграть с ним на Темной Площадке.
Я рисковал слишком многим. Я должен залечь на дно и вести обычный образ жизни до тех пор, пока не буду абсолютно уверен в своей безопасности. Я был увиден; я снова обманул эту старую шлюху Юстицию, и я не мог рисковать снова. Я должен отпустить моего Восхитительного Тёмного Пассажира и превратиться в Папочку Декстера - в настоящего меня. Возможно, мне следует навсегда отказаться от своих тёмных забав; неужели я должен подвергаться такому большому риску просто ради того, чтобы заниматься такими ужасно-замечательными вещами? Я услышал приглушенный и удовлетворенный издевательский смешок Темного Пассажира, и он сполз вниз на покой. “Даааа, так и поступи”, - прошипел он с сонным удовлетворением.
Но не сейчас; хотелось бы, чтобы сегодняшняя ночь стала последней; я был увиден. Я лег в кровать и закрыл глаза, но беспокойные мысли снова вернулись в мою голову. Я старался не думать, отогнать эти мысли; я был в безопасности. Меня не могли опознать, и я нигде не оставил улик против меня, и мой разум настоял на том, что я сухим вышел из воды. Все было хорошо, но я до сих пор не мог поверить в это, и я, наконец, уснул тревожным, лишенным сновидений, сном.