Страница 7 из 11
Сегодня ровно 11 месяцев со дня разлуки с дочулькой! Тоска по ней усиливается с каждым днем, а между тем надежды на свидание с семьей нет никакой до резкой перемены обстановки. Город по-прежнему блокирован, но вполне «обжился». Стоит изумительная летняя погода, лето в цвету, теплые белые ночи полны весенне-летним ароматом. Ленинград по-прежнему величественно спокоен и красив! Люди подтянулись, девушки хорошо одеваются, большинство из них далеки от дистрофии. Появились улыбки, смех, на лицах не видать уныния. Театры, концерты и кино переполнены… И все это не прерывается свистом снарядов, ежедневно посылаемых немцами на город. Привыкли!
А в институте начались наконец занятия. На 4-м семестре около 50 студентов — для них и ведется курс. 26 мая читал первую лекцию, ходит около 30 человек. По-прежнему регулярно собирается Совет института и занимается учеными делами. Мои личные научные поиски дают кой-какие плоды — 29 мая выступал на конференции с «Авитаминозами в хирургии». Систематизировал наблюдения, оказавшиеся очень интересными, и подготовил к печати этот обзор. Готовим с Николаем «Прободные язвы». Заканчиваем годовой отчет, работа над которым не пропадет даром. Затеял обратное переливание скорбутных асцитов1 — посмотрим, что из этого выйдет! Связался с биохимиками для выяснения, не вымывается ли с асцитом из крови аскорбиновая кислота. Придумал новую повязку для исправления скорбутных контрактур, переделал свою ампулу для переливания крови.
Все это удается потому, что, к счастью, практической работы сравнительно мало (значит, в воздухе спокойно!). Впрочем, подвозят и ущемленные грыжи, и холециститы, и илеусы, но немного.
14 мая получил от девочек из Уфы телеграмму о благополучном прибытии туда Манечки с вещами. Ехала она ровно месяц. Я бесконечно счастлив, что Цилюточка сейчас уже не одна, тем более что она уже знает о гибели нашего дорогого Яшуньки. Об этом сообщил ей политрук его части. Воображаю, как она читала это страшное письмо. Я обещал заменить Люленьке отца и постараюсь это сделать, если суждено нам снова быть вместе.
Жду от них писем, но уже больше полутора месяцев, с окончания эвакуации, нет ничего. Прорываются лишь отдельные старые письма от марта — апреля месяца. Каково им там живется, как работает Масенька, как они питаются, как выглядит дочулька после целого года разлуки?! Кто мог подумать о возможности такой длительной разлуки?..
А между тем не знаю, долго ли она еще продлится! С трудом, но все же привыкаю к своей холостяцкой жизни. 18 мая переехал из рентгенкабинета, где провел всю зиму (укрываясь от холода под четырьмя одеялами и шубой), в кабинет профессора. Здесь обустроился очень хорошо, со всеми удобствами — провел к дивану свет и радио, хорошо затемнился. На столе плитка — всегда горячий чай.
Питаюсь я сейчас совсем хорошо — больница дает нам с Николаем полное довольствие за сданную карточку, кроме того поддерживают бывшие больные, а ныне мои друзья, отдающие мне «жизнь за жизнь». Давно уже обещают выдать мне академический паек, как будто бы сейчас дело реализуется — станет еще лучше.
Вообще я рад пребыванию в Ленинграде, и если бы нынешнее положение не ухудшалось в военном и бытовом отношении — я готов оставаться ленинградцем до конца войны и ждать возвращения своих сюда.
Какую прекрасную встречу я им приготовлю в обновленной квартире на Марата! Кстати, эта квартира могла быть и вовсе «обновленной». Лишь по счастливой случайности она спасена от пожара, бушевавшего в соседней с нами комнате 24 мая. К счастью, огонь был ликвидирован и все обошлось благополучно.
Вчера, после более чем четырехмесячного пребывания в больнице, отвез стариков домой. С 5 июня они будут получать усиленное питание, думаю, что за лето они несколько окрепнут. Быть может, для удобства питания перевезу их на Марата. Выглядят они немного лучше, чем весной, но очень слабы, особенно отец. Все же замечательно, что удалось их за волосы вытянуть из страшной пропасти, поглотившей столько тысяч жизней минувшей зимой!
Уже час ночи. Немного прохладная белая ночь полыхает над городом. Тихо. Не слышно даже привычных разрывов. Чем не мирная, летняя ночь?!
Только что закончил письмо домой и собирался лечь, как подан сигнал ночной тревоги. Сон сразу испарился. Как мучительны эти минуты, а иногда часы тревоги, когда каждый миг можешь ждать слепого удара судьбы и оказаться придавленным грудами разрушенного здания… Пока тихо. Тревога длится еще только пятнадцать минут. Давно уже не было ночных тревог. Как они зловещи и тягостны… А потом утром, в суете работы, забываются эти минуты переживаний, каждая из которых стоит года жизни. Как хочется в эти минуты быть где-нибудь далеко, не чувствовать этого близкого мертвящего дыхания войны!
Но пока тихо. И настроение уже постепенно улучшается.
Пожалуй, разденусь и лягу спать!
Только что начался артобстрел района. Снаряды ложатся где-то близко, но все же не ближе одного километра, а это значит далеко!.. Поэтому ржавый свист проносящихся над головой снарядов не страшен и не мешает работе.
Сейчас сижу над отчетом, который уже подходит к концу. Скоро заканчиваем с Сосняковым и прободные язвы. Вовсю работаю над кинофильмом «Панариций».1 Эту работу делаю с особым удовольствием. Все же останется память обо мне — самая документальная…
В клинике стало совсем по-европейски — чисто, культурно. Начали большую хирургию — уже делал холецистит, зоб, ампутацию раковой грудной железы, на днях резицирую желудок, предстоит остеосинтез.
Только что передали по радио предупреждение об артобстреле. Вот текст его:
«Внимание, внимание! В связи с артиллерийским обстрелом района предлагается:
1. населению немедленно укрыться в убежищах и щелях;
2. прекратить движение пешеходов и транспорта по обстреливаемым улицам;
3. не скопляться в очередях и у подъездов домов;
4. группам самозащиты занять свои места и быть готовыми к оказанию первой помощи и тушению пожаров».
Снова заговорили об эвакуации института. Пока еще никаких подробных сведений не имею — в понедельник, 22 июня, Совет — узнаю точно. Настроение сейчас оседлое. Очень не хочется трогаться в путь со стариками. Хотелось бы встретить мою маленькую семью здесь, на Марата. Да и столько неоконченных дел!
Из Юматова тоже письма стали немного тревожнее. Беспокоятся сильно обо мне — оно и понятно — да и с питанием стало хуже. Скорей бы уже нам встретиться!
Сейчас передают по радио отбой местной тревоги. Вот текст его:
«Внимание, внимание! Говорит штаб местной противовоздушной обороны. Обстрел района прекратился. Трамвайное и пешеходное движение в районе восстанавливается».
И еще один месяц прошел… Лето уже в полном разгаре и, как и в прошлом году, оно очень хорошо. Не слишком жаркое, ровное и благоуханное. Белые ночи в цвету, воздух чистый и спокойный. Так хочется забыть о вой-не и не думать о смерти. А мысли эти все чаще меня посещают. Все не могу отделаться от памятного предсказания!..
Работы сейчас немного, поэтому и остается время для мрачных размышлений… Практической работы мало — в воздухе в течение последних двух недель совсем спокойно. Наукой занимаюсь без большого напряжения. Закончил большой отчет за 1941 год — достойный, думаю, памятник минувшего года. Работа отняла почти два месяца. Сейчас готовлю его к докладу в Горздраве 11 июля.
2 августа докладываю в Пироговском «Прободные язвы». Заканчиваю с Шором просмотр гистологических препаратов. И как легко все эти отдаленные планы могут лопнуть! До какой степени все это шатко и зависит от обстановки… Томительная неопределенность, напряженное ожидание событий, ощущение песчинки в буране — все это очень тяжко!
Вспоминаются минувшие годы, лето в Евпатории, счастливые и неоцененные дни. «У нас ведь было счастье» — только что это спел по радио Хозе: передают из Филармонии «Кармен»…