Кочевые дороги

Исключительно для очистки совести пошли к четвертому входу. Это еще километра три, только в обратную сторону. Там нам повезло больше. То есть просто повезло: неизвестные злоумышленники взломали выход. Все там и полегли, потому что так же, как и на автобазе, после вскрытия первой двери срабатывали заряды с ОВ. Первая дверь была скручена в бараний рог, это сколько же мощи у этих мутантов было? Замотал лицо мокрым платком и то же самое сказал сделать Улбахаю. Мало ли в пыли тут всяких бактерий в трупах сохранилось. Внутреннюю дверь я открыл ключом из кинжала. Все сработало, как нельзя лучше. Хоть что-то в этой жизни получилось нормально. Мы спустились еще на несколько ступенек вниз и оказались в коридорчике, плавно переходящем в холл со многими дверями. Некоторые из них были распахнуты и вообще, видны были следы поспешного, панического бегства. Хорошо, хоть тухлятиной не воняло. Улбахай же вертел головой и цокал языком. Дальше всё оказалось ещё проще – план помещений на планшет вывелся сам собой, безо всяких телодвижений с моей стороны. Осталось мелочь – починить ликтричество.

Энергетический узел нашелся яруса три вниз, типовой проект. Единственным отличием от предыдущих узлов было то, что в лампочках теплился свет. Не прожектор, конечно же, но кое-что. Опять пришлось повторить, уже изрядно надоевшую мне, процедуру реанимации энергоблоков. Когда лампы раскочегарились на полную яркость, зашуршала вентиляция, я включил терминал управления. Да, изрядно здесь вандалы поработали. Почти всё на первом ярусе сияет красным светом, зато объемы были куда как больше предыдущих баз. Семь ярусов. Часть схемы, как ножом отрезана, черное пятно в правом верхнем углу экрана. То ли там нет вообще проводки, то ли секретная, недоступная простым энергетикам зона. Интересно, чему же здесь учат, если она числится на карте учебным центром. Ну что, надо дождаться, пока зарядятся ремботы, и посылать их чинить проводку.

Улбахаю я и сказал:

— Сейчас пройдемся по коридорам, посмотрим, что здесь к чему. Может, сможем выйти возле нашей стоянки.

По дороге к первому выходу становилось ясно, что агрессоры на этот раз ворвались внутрь комплекса. Но все там и полегли. Неизвестно, погибли ли все защитники, может быть, успели эвакуироваться. Но и битых защитников тоже было много, причем, похоже, защищались не только техники, но и совершенно левые люди. Наши, судя по всему, победили, враг не прошел, в том понимании, что это была пиррова победа. Но ткнувшись к выбитым дверям, мы ушли несолоно хлебавши. Выйти невозможно. Надо всё-таки напрячь шамана, выжечь швеллеры в вагончике, а то таскаться по жаре сил нет никаких.

— Давай, Улбахай, будем выходить наверх. Ичил нас дожидается уже, наверное. С утра продолжим.

— Да, — ответил Улбахай, — давай завтра.

Что ему ещё оставалось отвечать? Ничего. Душа моя трепетала. Как же, практически последний рубеж, еще чуть-чуть, я выучу это поганый язык и пойму, наконец, что же пишут на их заборах. В смысле, на экранах. А я пень-пнем, чувствую себя как в тот раз в Германии. Если бы не тётка, понимающая по-английски, так бы я и мычал дальше. А всего-то нужно было триста грамм колбасы купить. Мерзкое состояние. Или, к примеру, во Франции, в меню можно просто пальцем тыкать, хотя и не знаешь, что принесут потом. Но обошлось. Всего лишь легкая слабость в желудке, хорошо хоть до общественного туалета успел доехать. От таких воспоминаний настроение моё стабилизировалось, то есть стало привычно мизантропическим.

Мы двинули к единственному действующему выходу, или к входу. Внутри комплекса стало легче дышать, всё-таки кондиционеры где-то были. Хе-хе, хорошо. Надо теперь все дыры законопатить, чтобы жара не приникала и не портила микроклимат.

К тому времени, как мы уже засобирались укладываться спать, припорхал наш мистик. И решил немедленно поделиться со мной радостью бытия. Невыносимой, так сказать, в одиночестве, легкостью. Вкратце Ичил поведал мне следующее. Нормальные люди, те, то бишь, которые в теме, живую воду с травой просто так не пьют и не едят. В самом общем случае это – тонизирующее средство, мощное, конечно, но и всего лишь. Надо, чтобы у человека было желание что-либо в себе изменить, тогда трава и вода вкупе с желанием человека начинают свою работу. Я бы добавил, разрушительную, но это спросонья.

И опять Ичил мне начал, как и прошлые разы, трындеть про одно Желание, знание, понимание, умение, ограничение. Потом по второму кругу, про Желание, знание, умение, воображение и понимание. Сильно напоминает по своей образности и миллиону смыслов китайские трактаты по стратегии. Без комментатора не разберешь. И всё это с таким апломбом, будто он уже бога за бороду держит, а я здесь вроде тупого болвана, которому он снисходительно разрешает прикоснуться к сакральному знанию. Ну, я без него как-то с водой обходился, не помер, слава богу. Надо же, шаманишка, воспрял духом, старшим грубить начал. Мерзавец. Я его, можно сказать в люди вывел, а он!

— Ты мне понятным языком объясни, что в этих травах не так, а не читай мантры, будто я что-то в них понимаю!

Хреновый из него педагог, честно говоря. Умом то я понимаю, что он говорит, а вот прочувствовать не могу. Мозги, что ли, у нас по-разному устроены, не знаю. Нет понимания извращенных мыслеформ, которые может генерировать их воспалённый степной мозг. А употреблять Ичилову наркоту я не мог – мой разум протестовал против такого насилия. Видимо, боязнь наркотиков во мне гораздо сильнее желания что-то нового. В итоге, я окончательно рассердился и остановил его:

— Ты бы, Ичил, меньше рассуждал, а сделал дело. Приготовь микстуру, а как придет время, то есть, у меня появится какое жгучее желание, я её и употреблю.

— Просто так нельзя употреблять! — опять двадцать пять, — ты ел траву, вспомни, что ты хотел. Оттого всё и происходит.

— Всё, спи. Утром расскажешь, моя твоя не понимай.

Ичил обиделся, утих и засопел. Может, действительно, мне добра желает человек, а я на него полкана спустил. Потом стал последовательно вспоминать, что же я хотел в том бреду, когда попробовал водички с травой. Я хотел выжить любой ценой, плюс некоторые неистребимые подсознательные желания, типа, трахнуть всех баб и выпить всю водку. Чиста такие, мужские переживания предпенсионного возраста. И выжил и трахнул. Отсюда понятно, что в психике произошли определённые изменения. Грохнул несколько человек и не поморщился. Более того, готов был грохнуть ещё кого-нибудь. Совершенно нетипичное поведение для человека интеллигентного, в некотором смысле этого слова, а не серийного убийцы или киллера по найму. И агрессивная половая жизнь и наглое поведение – все складывалось в кучу. И здоровье – как у бычка-трехлетки, и зрение, и зубы новые, и вообще. А что хотел бы любой степняк, добравшийся до травы с водой? Славы, битвы, бабы. Тогда можно предположить, что басни про боотуров древности имели под собой какое-то веское основание. Только кто бы им дал той травы? Не ответив на этот вопрос, я и заснул.

Из моих грёз про светлое будущее меня к прозе жизни вернул звонок телефона. Еще не рассвело, а уже трезвонят. Это Талгат, и, судя по всему с кем-то еще. Пропуская мимо ушей его традиционные многословные приветствия, я с ужасом ждал, что он мне сейчас скажет про нападение, все убиты, один он спасся. Однако, начал разговор он про то, что вернулись его бойцы с Хотон Уряха и просят еще патронов.

— У них, что, война там была? — чуть не испугался я.

Если там схлестнулись, то следующие будем мы. Но понятно, если бы были стычки, Талгат начал бы как раз с них. Нет, начал совсем по-другому.

— Куда патроны делись?

— Они хвастались перед своими товарищами, — смущенно ответил мне Талгат, — все патроны расстреляли. Это я сам выяснил, они правды не сказали сразу.

Я возмутился. Хвастались, как круто они превращают в щепу здоровенные чурбаны. Потом расстреляли стадо баранов. Им было, вероятно, ужасно весело. Разумеется, перевели все патроны. Сказать, что я был взбешен – ничего не сказать. Был бы рядом – расстрелял бы, ей-богу. Я мысленно представил их самодовольные рожи, когда они гордо и с чувством собственного превосходства пуляют по овцам, и новый приступ ярости захлестнул меня.