Страница 26 из 105
Я поднялся вверх по Виа Сакра, мимо места, где, я уверен, Гораций встретил Бора, и дошел до великолепной арки Тита. Если хотите посмотреть, как архитектура мельчает, сравните эту великолепную работу, эти постройки I века с тяжелыми и безжизненными фигурами на арке Септимия Севера, на другом конце Форума, изготовленными два с половиной столетия спустя.
Тит, сын Веспасиана, завершил Иудейскую войну и разрушил храм, построенный Иродом. Иосиф Флавий описывает все это ярко и сильно. Внутри арки, на горельефе, вы можете видеть Тита, триумфально проезжающего по Риму с трофеями своей кампании, в том числе — храмовой утварью, серебряными трубами и золотым семисвечником из разрушенного Иерусалимского храма. Это единственные скульптурные изображения реликвий иудеев, а их дальнейшая судьба покрыта мраком.
Известно, что до разграбления Рима варварами они хранились в храме Мира, который был прекраснейшим музеем Рима, и были одними из немногих экспонатов, переживших пожар 191 года н. э. Считается, что часть иудейских трофеев исчезла во время разграбления Рима готами в 410 году н. э., и об этих вещах больше не слышали. Прокопий, писавший в VI веке, утверждает, что Гензерик и его вандалы, а также берберы и бедуины разграбили Рим в 455 году, и тогда же все, что осталось от сокровищ, погрузили в лодки и переправили в Карфаген. Там, вероятно, сокровища попали в руки Велизарию, который переправил их в Константинополь.
Этому противоречит странная легенда: когда Аларих умер на юге Италии, его подданные повернули в сторону русло реки Бусенто, построили большую гробницу, куда вместе с мертвым телом сложили и все трофеи, включая иудейские предметы культа, привезенные из Рима, а потом вернули реку в прежнее русло. Всех работников они убили, чтобы никто никогда не узнал, где похоронен Аларих. Иудеи, однако, совершенно не верят в эти рассказы. В Талмуде сказано, что предметы из храма были просто брошены в Тибр, на дне которого и пребывают по сей день. Кажется, в XVIII веке иудеи Рима обращались к папе с просьбой позволить им обследовать дно Тибра, но его так и не обследовали.
У иудеев есть такое древнее суеверие: проходить под аркой Тита — к несчастью. Глядя на группы туристов, гуляющие по Форуму, я часто думал, сохраняется ли оно до сих пор. Но столько людей, судя по всему, евреев, бестрепетно проходили под аркой и столько не менее похожих на евреев, казалось, избегали ее, что я не могу прийти к какому-либо однозначному выводу. Когда я упомянул об этом в разговоре с гидом, он ответил, что примета, безусловно, остается в силе, и он неоднократно замечал, что еврейские группы далеко обходят арку Тита. Что до Колизея, про который известно, что он был построен пленными иудеями, то на этот счет не существует никаких предрассудков.
Когда вы смотрите на статуи цезарей в музеях Рима, вам может прийти в голову мысль, что даже у злодеев вполне приличные лица. Кто поверит, глядя на печальное, достойное лицо Тиберия, что в семьдесят лет этот старый развратник удалился от дел, чтобы предаться все тем же порокам на Капри? Кому придет в голову, что спокойный и даже чувствительный Клавдий был таким законченным негодяем и трусом, как о нем писали? Даже Нерон вовсе не кажется совершенно безмозглым и бесчестным человеком. Какой же вывод мы должны сделать? Это статуи лгут или «Жизнеописания цезарей» — просто собрание злобных политических сплетен? Автор его, Светоний, — странный персонаж, о котором известно очень мало, разве только то, что он родился в царствование Нерона и был весьма осторожным и подозрительным субъектом, который не вписывался в окружавшую его жизнь. Он пытался заниматься юриспруденцией, но отказался от этого занятия, попробовал себя на военном поприще и тоже не преуспел, в конце концов стал секретарем Адриана и исполнял эту должность, пока его не прогнали за непочтительное поведение по отношению к императрице. Кажется, отдохновение он обрел в библиотеке, в целомудренных радостях научных изысканий. Так как у него появился доступ к императорским архивам, имелась и возможность узнать интимнейшие подробности жизни великих. Его, похоже, гораздо больше привлекали их пороки, нежели их достоинства. Как у многих людей, ведущих тихую, уединенную жизнь, у него был нюх на скандалы. К тому же он был первоклассным политическим журналистом и прекрасно владел тонким искусством умолчания.
Думаю, ученые согласятся со мной в том, что восприятие ужасных пороков как невинных чудачеств и проявлений эксцентричности было типично для римской политической пропаганды. Обвинение в преступлении было римским эквивалентом современной карикатуры, и редкий известный человек был вне опасности. Этот дух злобной язвительности держался в Риме до времен Пасквино.
Почти все цезари были запуганными людьми. Очередной цезарь часто приходил к власти, переступив через труп своего предшественника, и очернить мертвого цезаря считалось в порядке вещей. Самой ужасной чертой этой системы (хотя нам, пережившим времена Гитлера и Муссолини, это знакомо) было бессилие когда-то всесильного Сената. Но, даже прекрасно зная и понимая это, трудно поверить, что столетиями выбирать императора было доверено банде головорезов, то есть преторианской гвардии; выбрать, а затем, когда им этого захочется, убить его и выбрать кого-нибудь другого. Будь Сенат достаточно силен, чтобы приструнить преторианцев, когда они убили Калигулу и быстро избрали Клавдия, которого обнаружили за занавеской, история пошла бы по-другому. Но сенаторы не контролировали ситуацию с самого начала, и далее им оставалось лишь исполнить унизительную роль — поздравить кандидата, выбранного дворцовой стражей.
Когда любой генерал в армии мог вдруг сделаться противником царствовавшего императора, не удивительно, что многих быстро и внезапно смещали и что многие императоры предпочитали прожить если и короткую, то хотя бы веселую жизнь. Иллюстрация нервного напряжения властителей — поведение Домициана, который так боялся быть убитым, что приказал покрыть стены дворца листами слюды, чтобы всегда иметь возможность видеть то, что происходит у него за спиной. Рецепт долгого правления дал на смертном одре сыновьям Септимий Север: «Щедро награждайте солдат, больше ни о чем не заботьтесь».
Из пятидесяти пяти императоров, правивших от Августа до Иовиана около четырех веков, двадцать восемь были убиты, а трое покончили самоубийством; всего лишь семеро мирно пришли на смену своим отцам. В период с 235 по 285 год лишь один из двадцати восьми императоров умер своей смертью. Страшные жестокости и убийства, интриги, фактическое правление фаворитов — словом, все, что обычно связывают с Византией или с дворами калифов, было принято на Палатине, и остается лишь удивляться, что находились желающие быть цезарями. Но недостатка в кандидатах никогда не было, люди убивали, подкупали, плели интриги столетие за столетием, чтобы надеть мантию, которая так часто и так скоро становилась им саваном.
Задумавшись над кровавой историей цезарей, неизбежно вспоминаешь первого из них, Юлия Цезаря, который считается величайшим человеком античности. Он погиб из-за банды республиканцев-идеалистов, а недовольные сенаторы поверили, что он хотел установить наследственную монархию. Некоторые его бюсты последних лет жизни являют нам грустного человека с морщинистым лицом, впалыми щеками, опущенными углами рта. Это лицо разочарованного семидесятилетнего старца; а ведь Цезарю, когда он умер, было всего пятьдесят восемь лет.
Современники заметили происшедшую в нем перемену: приступы нездоровья, учащение эпилептических припадков, забывчивость, раздражительность, усталость, переутомление.
Цезарь был убит не на Капитолии, как говорит Шекспир, не на Форуме, а в полумиле от него, в великолепном новом театре, который Помпей построил на Марсовом поле. Сенат собирался так далеко от своего исторического дома на Форуме, так как здание Сената перестраивалось и там нельзя было заседать.
Интересно проследить, что я и сделал однажды утром, передвижения Цезаря в последний день его жизни. В то время он жил со своей женой Кальпурнией в официальной резиденции понтифика максимуса на Форуме, в здании, соседнем с Домом весталок. Цезарь был последним верховным жрецом, который жил там. Август жил на Палатине и объединил старый Domus Publica[52] с Домом весталок.
52
Дом, где жил понтифик максимус. — Примеч. ред.