Рим. Прогулки по Вечному городу

Генри В. Мортон

РИМ

Прогулки по Вечному городу

Вечный город: взгляд со стороны

Об этом городе без малейшего преувеличения можно сказать — он был, есть и будет; перефразируя известную песню — был, есть и останется Вечным. Тому, кто оказался в этом городе, открывается панорама мировой истории с древнейших времен и до наших дней: холмы, видевшие республику, на которую равняются современные демократии; дворцы и храмы — наследие величайшей в истории человечества империи; катакомбы первых христиан, церкви и соборы, прославившие в веках христианскую религию; монументы Нового времени, включая помпезный шедевр «новой античности» — мемориал Виктора Эммануила, и приметы сегодняшнего дня — неоновые сполохи рекламы, модернистские архитектурные проекты, автомобильные «пробки» на запруженных улицах. Попав в этот город, бродя по его улицам, словно наблюдаешь и переживаешь наяву «спресованную» историю человечества, переходишь из эпохи в эпоху, из века в век. И достаточно трудно избавиться от ощущения неправдоподобности происходящего: неужели на самом деле ты там, где когда-то основал поселение Ромул, где вершил славные дела «народ квиритов», где требовал разрушения Карфагена Катон, где пришел к власти, а затем пал Цезарь, где безумствовал Нерон, где утвердил Святой Престол апостол Петр, где творили Бенвенуто Челлини и Микеланджело, Торкватто Тассо и Джанлоренцо Бернини. Еще этот город внушает растерянность: этот город подавляет своим многовековым величием, своей судьбой, вместившей немало «знаковых» событий, своей аурой, по-прежнему во многом сохраняющей имперский блеск; он слишком древен, слишком славен и слишком много дал миру, чтобы человек, впервые в него попавший, не почувствовал себя ничтожной мошкой. Имя этому городу — Рим.

О Риме и о тех ощущениях, которые этот город вызывает у путешественника, прекрасно сказал Иосиф Бродский:

В этих узких улицах, где громоздка даже мысль о себе, в этом клубке извилин прекратившего думать о мире мозга, где то взвинчен, то обессилен, переставляешь на площадях ботинки от фонтана к фонтану, от церкви к церкви — так иголка шаркает по пластинке, забывая остановиться в центре, — можно смириться с невзрачной дробью остающейся жизни, с влеченьем прошлой жизни к законченности, к подобью целого. Звук, из земли подошвой извлекаемый — ария их союза, серенада, которую время оно напевает грядущему…

Впрочем, Генри В. Мортона, английского журналиста и признанного классика «travel writing», то есть литературы о путешествиях и для путешествующих, получившего известность своими литературными «скитаниями в поисках Лондона», Рим не пугал и не повергал в растерянность. Прибыв в Вечный город из мегаполиса, по праву считающегося столицей мира, Мортон, человек классического образования и классической культуры, ощутил себя в Риме почти как дома. При этом он, безусловно, оставался в Риме «чужаком», чужестранцем, — и тем интереснее его впечатления от римских красот, обычаев и традиций.

Приятных прогулок по Вечному городу!

Глава первая. Встреча с Вечным городом

Те, кто не уснули, время от времени бросали взгляды вниз, на Альпы. Горы лежали под крылом нашего самолета, напоминая макет в геологическом музее, и хотя стоял июль, многие вершины были все еще белые.

Иногда мною вдруг овладевает ощущение причудливости и даже фантастичности нашего века, и, приведя свое кресло в наиболее комфортабельное положение, я подумал: как это, в сущности, странно — мчаться к Риму по небу, при том что многие из нас совершенно не осознают масштаба и роли горной преграды, которая столь ужасала наших предков. Пока я смотрел вниз, тщетно стараясь опознать горные перевалы — Мон-Сени, Сен-Готард, Большой Сен-Бернар и Малый Сен-Бернар и знаменитый Бреннер, — в моей памяти сменялись картинки… Ганнибал и его голодные слоны, Карл Лысый, умирающий на Мон-Сени, император Генрих IV, спешащий в 1077 году сквозь январские снежные бури заключать мир с папой, императрица и ее придворные дамы, привязанные ремнями к бокам волов, точно мешки с сеном.

— Не желаете ли леденец или мятную конфетку? — спросила стюардесса, когда мы пролетали над Альпами.

Чувства, которые на протяжении многих столетий испытывали направлявшиеся к Риму путешественники, выразила в одной единственной фразе леди Мэри Уортли Монтегю, написав из Турина в 1720 году: «Благодаренье Богу, я благополучно миновала Альпы». Даже в ее времена, когда этот «гранд тур» обставляли так красиво, переход через Альпы был полон опасностей, по крайней мере вызывал опасения. Экипажи обычно разбирали и перевозили на спинах мулов, а путешественники, завернувшись в медвежьи шкуры, надев бобровые шапки и теплые рукавицы, усаживались в кресла, подвешенные на двух шестах, которые затем несли через перевал проворные горцы. Монтеня, отправившегося в Италию, чтобы забыть о своей желчнокаменной болезни, подняли на Мон-Сени, но на вершине ему пришлось лечь в сани; на том же перевале собачку Горация Уолпола, Тори, сожрал волк. Пока все эти эпизоды беспорядочно мелькали в моем мозгу, мы миновали Альпы, и вскоре нам уже предстояло пристегнуть ремни перед посадкой в Риме.

Дорога из аэропорта в город была долгой и утомительной, но меня согревала мысль о «комнате с балконом», к которой я неуклонно приближался. Я неделями представлял себе этот балкон, хотя никогда его не видел. Возможно, бугенвиллеи там и не окажется, говорил я себе, но герань в горшках непременно найдется; и вечерами я буду смотреть, как солнце садится за собор Святого Петра, как многие смотрели до меня; а ласточки — интересно, в июле есть ласточки? — будут разрезать воздух криками, которые, это известно в Риме любому ребенку, означают: «Иисус… Иисус… Иисус!»

Мы увидели развалины акведука, хромающего по городу, и хоть я и узнал их, вспомнив фотографии, но все никак не мог вспомнить названия. В первые же десять минут я понял, что Рим — не открытие, а припоминание. Мы пронеслись сквозь пригороды, где бетонные многоквартирные дома, потомки римских инсул, но гораздо крепче и прямее, стоят среди груд булыжника; потом проехали через ворота с башенками в стене Аврелиана и влились в мощный поток зеленых трамваев и автобусов; и на наших глазах то и дело оживали репродукции из книг, виды с открыток, присланных когда-то друзьями, картины из тех, что висят на стенах в старомодных домах приходских священников. Время от времени мы вдруг узнавали какой-нибудь памятник или фонтан.

Я переместился вместе с багажом в такси и направился вниз по холму сквозь горячий золотой полдень, спеша к вожделенной комнате с балконом. Люди пили кофе под голубыми зонтиками на Виа Витторио Венето. Потом такси свернуло в боковую улицу и поехало прямо, до арки довольно строгого вида.

Может быть, он именно здесь, мой балкон? И это то самое место, о котором я так долго мечтал? Мне ничего не было видно, кроме здания напротив, беспечно забрызганного коричневой краской много лет назад. Из окон на меня смотрели с холодным любопытством, с каким смотрят на новичка в классе. Мужчины в смешных треуголках из газеты чинили крышу. Еще мне были видны магазины, рестораны, парикмахерская и закусочная, где еда дымилась в кастрюлях, выставленных на подоконник вместе с блюдами персиков и банками оливок и артишоков. У входа в подвал сидел горбатый сапожник, похожий на гнома. У него был полон рот гвоздей, он проворно вынимал их и загонял в подметку туфли. Я разочарованно отвернулся: еще одна иллюзия рассеялась, этот балкон был явно не из тех, какие, видимо, доставались более удачливым писателям, — то есть с романтическим видом на собор Святого Петра.