Зуб кобры

Я начал понимать, что на Гивее происходит какая-то своя жизнь, совершенно неизвестная нам на Земле. Вот только какая?.. Пока что разобраться в этом я не мог.

Магнитобус с неожиданной стремительностью ворвался в широкую лесополосу. За окном замелькали ровные ряды деревьев с хвоей, отливавшей медью, очень похожие на земные сибирские кедры. Стало прохладнее, но лес быстро начал редеть; впереди, среди листвы вспыхнуло что-то ослепительно-яркое. Я еще не успел понять, в чем дело, как перед моими глазами раскинулась бескрайняя водная гладь — океан! Был полнейший штиль, и вода громадным зеркалом отбрасывала в небо потоки красного света, висевшего в воздухе призрачным алым заревом.

Берег полого спускался к воде, образуя далеко вдававшийся в океан протяженный мыс, на котором вытянутой подковой раскинулся белокаменный город.

Я никогда не думал, что первая встреча с Шаолинсеу произведет на меня такое сильное впечатление. Город действительно был красив. Пожалуй, его можно было сравнить с огромной белой птицей, раскрывшей крылья навстречу заходящему солнцу и океану. Солнце стояло низко над горизонтом, и «крылья птицы» были подрумянены, став нежно-розовыми. Тяжелая, лениво движущаяся чернота бесконечной равнины океана отвечала на нежное сияние мягким буро-фиолетовым отблеском. По низкому синему небу медленно плыли на запад крылатые рыжие облака, сбиваясь на горизонте плотной белесой массой, словно отроги далеких гор.

Ни один из виденных мною до этого электронных снимков поверхности Гивеи не передавал этого захватывающего, неповторимого вида заката над океаном.

Ветер врывался в распахнутые окна, приводил в движение легкие занавеси, но духота не проходила. В залитой красным светом комнате не было ни малейшего движения воздуха. Снаружи доносился несмолкающий шум океана и крики птиц.

Я включил вентилятор и повернулся на спину, уставившись в потолок. Подушка была плохо надута, но я не обращал на это внимания. Единственным желанием было залезть в холодильник и заснуть там.

Вот уже неделя, как я на Гивее, а результатов никаких. Интересно, что сказал бы сейчас Громов, увидев, как я развалился на постели в одних плавках, вместо того, чтобы выполнять поставленную задачу?.. Выполнять поставленную задачу… как легко это казалось на Земле!

Я поселился в одной из лучших столичных гостиниц — в «Хрустальном лебеде» — на берегу океана, вдали от крупных предприятий и шумных автострад. Помня наставления Громова, я не стал терять времени. Отдыхающий служащий, праздно шатающийся по городу в поисках развлечений, — что может быть лучше для заведения случайных знакомств? Случайных на первый взгляд, но так необходимых мне.

Я бродил по городу: по его центральной части и по менее богатым кварталам, с узкими улочками и двухэтажными домиками за невысокими оградами. Такие кварталы привлекали меня больше, чем центральные площади и проспекты, застроенные похожими на гребни волн домами из стекла, алюминия и белого ноздреватого камня, кричавшие рекламой и забитые магниторами. Но искать необходимых мне встреч нужно было именно здесь, в центральной части Шаолинсеу.

Ежедневно мне приходилось читать множество местных газет и журналов, просматривать сотни телепередач, в надежде выудить из них хотя бы малую толику нужной мне информации. Но ничего существенного во всем этом обилии не было, ничего, что могло бы хоть намеком подтвердить или опровергнуть наши опасения. Это отсутствие нужной информации удручало меня больше всего.

Слабый щелчок заставил меня посмотреть в угол комнаты, где стоял ячеистый купол теледатчика, казавшийся розовым в лучах красного заката.

Экран вспыхнул, замерцал голубоватым свечением; на нем возник громадный, дрожащий и переливающийся всеми цветами радуги, шар, очень похожий на обычный мыльный пузырь. Пузырь повисел в воздухе несколько секунд и вдруг с шумом лопнул, выпуская наружу с десяток полуодетых визжащих девиц, — это начался показ рекламной программы, прерываемый информационными выпусками последних новостей.

Ветер за окном стих. Автоматически включились лампы на потолке — короткие сутки Гивеи закончились; пришла ночь, как всегда, неожиданно и стремительно затопив все вокруг липким непроницаемым мраком. Легкая пелена серых облаков закрыла звезды — призрачные тени земных звезд. Сплошной, хотя и тонкий, слой облаков стоял очень высоко; из глубины неба, из-за горизонта, солнце окрашивало его чуть заметным серебристо-розовым сиянием.

Я закрыл окно и отправился умываться, краем глаза взглянув на теледатчик. Там атлетического сложения мужчина и молодая симпатичная женщина демонстрировали всю прелесть полетов на воздушных аппаратах, представлявших собой нечто среднее между гравипланом и парашютом. Это было лучшим семейным отдыхом, как сообщил автоматический голос диктора.

На людях были полупрозрачные шорты и такие же куртки с коротким рукавом, почти не скрывавшие очертаний их тел. Мужчина играл могучими мускулами, исполняя сложные акробатические номера на тонкой алюминиевой перекладине аппарата, служившей ему опорой; женщина обворожительно улыбалась зрителям, принимая соблазнительные, на ее взгляд, позы…

Подобного рода «творения» от искусства встречались на Гивее на каждом шагу. Производители не очень качественных товаров стремились любыми способами сбыть обывателю свою продукцию, частенько прибегая для этого к откровенной лжи. Насколько я успел понять, здесь считалось главным облачить свое изделие в красочную упаковку, о содержании же ее мало кто беспокоился. Подобные поделки не вызывали у меня ничего, кроме пренебрежительных насмешек.

Еще с детства я привык совсем к другим представлениям — грандиозным театральным постановкам и утонченным художественным действам, наполненным чудесной музыкой, танцами, песнями и замечательной игрой талантливых актеров, — воспевавшим возвышенные человеческие чувства и вдохновлявшим на великие подвиги во имя процветания Земли и всего человечества. К тому же все, что производилось земными заводами и фабриками, не нуждалось в лживом расхваливании — любой предмет, предназначенный для пользования людьми, был изначально качественным и надежным.

Освежившись под душем и одевшись, я вернулся в комнату. По теледатчику шли вечерние новости; мелькали смутные кадры ночной съемки.

— Вчера ночью полиция арестовала еще одну крупную шайку бандитов, — бодро прокомментировал сдержанно-ликующий голос. — По заявлению главаря банды, его люди занимались тайной поставкой наркотиков из южной столицы и заработали на этом кучу денег. При задержании полиция изъяла шестьдесят пять килограммов наркотика, общей стоимостью в тридцать миллионов биджей…

Кадры на экране сменились. Появилось тесное помещение с зарешеченными окнами. Три человека со связанными руками сидели спина к спине; рядом с ними стоял вооруженный полицейский.

— Наряд полиции был вызван по тревоге на Мерион-лейн, в ювелирный магазин фирмы «Чжинь Шинь и сыновья», — сообщил все тот же голос. — Когда блюстители порядка ворвались в помещение, четыре вооруженных налетчика держали под прицелом нескольких покупателей и хозяина магазина. Полицейских они встретили залпом выстрелов. Офицер полиции был убит наповал, а его напарник серьезно ранен. Один из грабителей погиб, остальные арестованы и доставлены в ближайший полицейский участок. После допросов подтвердились первоначальные предположения детективов о том, что гангстеры связаны с одной из печально известных банд южной столицы…

Я выключил прибор и вышел из номера в широкий, хорошо освещенный коридор гостиницы.

Шаолинсеу жил как бы двойной жизнью. Одна проходила днем — жизнь, наполненная постоянной спешкой, боязнью быть уволенным с работы и оказаться выброшенным на улицу без средств к существованию, страхом перед более могущественными и власть имущими и их мощным аппаратом подавления всякого инакомыслия. И ночная жизнь, в которой люди стремились забыться в шуме и хмельном веселье ночных ресторанов, баров и дансингов, давая отдых своим напряженным нервам.