Зуб кобры

Офицер таможенной службы, не обращая внимания на людей, брал их вещи и машинально совал их в рентген-аппарат. Экран вспыхивал, показывая содержимое чемодана или сумки. Если ничего подозрительного, с точки зрения таможенника, там не было, то он возвращал вещи владельцу и брал другие. Казалось, это будет длиться до бесконечности.

Неожиданно, когда уже подходила наша очередь, Уко Уллоу вздрогнул и покрылся испариной. Я и до этого заметил в нем какую-то перемену, но не мог понять, чем он так обеспокоен. Глаза его забегали еще больше, когда перед нами оставалось три человека. Мне показалось, он хочет убежать отсюда и ищет подходящий путь к отступлению.

— Вам плохо? — поинтересовался я у него.

Он с мольбой посмотрел на меня; вытер со лба пот своим безразмерным платком.

— Там… — Уко Уллоу указал на свой чемоданчик, очень похожий на мой.

— Что у вас там? Недозволенный товар?

— Тише, умоляю вас! — зашипел Уллоу и весь съежился, словно от зубной боли.

Мне стало жаль его. Подумав, я взял у него чемодан и вовремя — подошла моя очередь.

Офицер сунул мои вещи в проверочную камеру и, не найдя ничего подозрительного, вернул их мне, снова протягивая руку.

Я развернулся другим боком и с невозмутимым видом сунул ему все тот же чемодан. Таможенник, словно автомат, вновь сунул его в прибор и, конечно же, ничего недозволенного для ввоза на Гивею там не обнаружил. Какое-то мгновение он смотрел на меня стеклянным взором, словно удивляясь, почему я все еще здесь стою. Затем неожиданно изрек басом:

— Следующий!

Я взял оба чемодана и отошел в сторону. Вскоре ко мне присоединился запыхавшийся Уко Уллоу.

— Здорово это у вас получилось! — воскликнул он, восхищенно блестя глазами. — А если бы он догадался о подмене?

— Этот? Нет, этот не заметит никогда, ведь он не человек, а узкозапрограммированный робот! А обмануть машину, пускай даже самую умную, всегда возможно. Идемте же!

Уко Уллоу замялся.

— Я не еду в столицу… Нужно навестить маму. Она совсем одна.

— А чем больна ваша мать? — участливо поинтересовался я. — Может быть, я смогу чем-нибудь помочь?

— О! Что вы, что вы?! Большое спасибо, но у нее есть все необходимое. Врачи обещали, что скоро она совсем поправится.

— И все же, если вам что-нибудь понадобится, имейте меня в виду. Кстати, я хотел бы как-нибудь заглянуть в ваш магазин. Где он находится?

— На Поломей-роуд, номер четыре… Это, конечно, не центр, но вполне приличный район. Очень буду рад видеть вас у себя в любое время! Скажу больше — вы всегда будете желанным гостем в моем доме… — Он слегка замялся. — У меня никогда не было настоящих друзей, а вы стали для меня, как хороший друг. Я не шучу. Хотя мы мало знакомы, вы кажетесь мне замечательным человеком, на которого можно положиться.

Я улыбнулся и протянул ему руку.

— Что ж, я не против! Считайте меня своим другом.

На лице Уко Уллоу отразилась радостная благодарность. Он осторожно, но крепко пожал мою руку.

Космопорт находился в пустынной степи, в ста километрах восточнее северной столицы Сообщества Шаолинсеу, и добираться до нее нужно было на магнитобусе. Более короткий путь можно было проделать на пассажирском гравиплане, но лететь по воздуху мне не посоветовал один из рабочих Космопорта, явно намекая на небезопасность такого полета.

Отправив сообщение о своем прибытии в компанию «Кирон Делукс», в точности, как меня инструктировал Громов, я направился на стоянку магнитобусов, расположенную неподалеку от взлетной полосы.

Салон был уже порядком набит пассажирами, и я с трудом отыскал свободное место в ряду низких жестких кресел, за которое пришлось заплатить розовой бумажкой. Такими бумажками жители Сообщества производили расчет с государством за предоставляемые им материальные блага. Подобная система существовала и на Земле много веков назад, но я знал о ней лишь по учебникам истории. В Трудовом Братстве распределение материальных и духовных благ не ставилось в зависимость от достатка людей, выраженного определенным количеством бумажных или металлических знаков, именовавшихся на Гивее деньгами. Любой житель Земли мог получить все необходимое в любое время и в любом уголке планеты. Могучая ресурсоориентированная экономика Трудового Братства, опиравшаяся на самые последние достижения науки и техники, благодаря разумному распределению материальных благ, а также с детства воспитываемому, осознанному ограничению желаний и потребностей каждого, освобождавшему людей от рабской зависимости от ненужных вещей и предметов быта, так ценившихся в прошлом, обеспечивала практически полное изобилие пищи, одежды и жилья, даря землянам возможность свободного труда и радостного творчества, не омраченного тревожными заботами о будущем.

После нескольких перебранок между водителем магнитобуса и пассажирами, вызванных отсутствием в салоне элементарных удобств, мы наконец двинулись в путь.

Как ни странно мне было слышать все эти склоки, видимо, неотъемлемые в жизни людей на Гивее, я, неожиданно для себя, открыл большой пробел в своих знаниях диалекта Сообщества. Оказывается, в нем присутствовало множество слов, являвшихся обычной бранью, о существовании которых я и не подозревал. Мои учителя не могли предвидеть, что знание бранных слов сможет когда-нибудь мне пригодиться. Теперь же, стараясь восполнить это упущение, я внимательно прислушивался к разговорам окружавших меня людей, стараясь уловить смысл и значение непонятных мне слов.

Дорога через степь была ужасающей. Вернее, не сама дорога — магнитобус, как и все машины этого класса, двигался над поверхностью почвы, не касаясь ее, скользя в плоскости взаимодействующих полей — магнитного поля планеты, многократно усиленного специальным активатором, и антиполя, создаваемого самим аппаратом. Ужасным было само движение не вполне исправной машины, сопровождавшееся резкими рывками и встрясками.

После каждой такой встряски на водителя обрушивалась буря негодования пассажиров, но, так как он мало реагировал на все замечания, все быстро успокаивались, переходя на обсуждение испортившейся погоды и стоявшей который день жары.

Несмотря на все неполадки, машина развивала довольно приличную скорость, и одинокие степные контуры за окнами салона сливались в однообразную грязно-бурую полосу, покрытую расплывчатыми рыжими пятнами.

В салоне было душно и жарко. Кондиционеры здесь не работали. Время от времени кто-то из пассажиров пытался открыть окно, но все окна были наглухо заделаны. Люди ругались, и все на этом кончалось.

Через полчаса езды налетевший ветер разогнал облака пыли и на горизонте, словно мираж в пустыне, показалась узкая полоса леса. Степь была красной от солнца, а деревья казались густо-фиолетовыми, обратившими широкие опрокинутые чаши крон к жаркому синему небу. В воздухе появился новый, удивительно знакомый запах — соленый запах моря.

Люди в салоне притихли, как по команде, обратившись к окнам. Даже встряски магнитобуса, кажется, прекратились. Скорость его замедлилась.

Я тоже взглянул в окно. Далеко на востоке вся степь была изрыта воронками, бороздами и трещинами; почерневшая земля по краям воронок осыпалась под напором ветра пластами пепла, крутившимися по всей степи маленькими пыльными смерчами.

Не сразу до меня дошел зловещий смысл открывшейся картины. Лишь позже вспомнились события ушедшей истории Гивеи — последнее, решающее сражение между восставшим народом и его угнетателями, произошедшее в этой степи восемьдесят лет назад. Сражение, в котором войска Квой Сена потерпели поражение, и Республика для Народа перестала существовать. Сейчас я явственно увидел, как среди дыма и гари, заглушая предсмертные крики людей и разрезая землю лучами излучателей, ползли тогда по степи боевые машины, как море огня и крови заливало эту выжженную землю…

Я посмотрел на людей, сидевших рядом. На лицах одних я увидел любопытство; другие выражали осуждение или кривились от неприязни; третьи были полны равнодушия. И вдруг среди них промелькнуло одно лицо, вернее даже не лицо — уверенность в правоте тех, кто сражался и погиб здесь восемьдесят лет назад, сквозила только в глубине глаз. Но этот человек был, он сидел в одном салоне со мной! Значит, могли существовать и другие, похожие на него, может быть, тысячи не смирившихся с диктатурой борцов за справедливость и счастье народа!