Страница 47 из 65
И можно представить человека максимально вроде бы общительного, который возьмет и заткнется, ибо обманывать, прежде всего, занятие скучное.
Наверное, возможен даже коррелят: между способностью человека поговорить о чем-то реально, и нежеланием говорить с людьми. Чем более в теме, тем более противно.
Когда я учился в школе, например, мне скучнее всего было на уроках истории и литературы — поскольку именно это я действительно любил и понимал, а по остальным можно было, как оно говорится, учиться на 4 и 5.
Бес секса
Сексуальное столь значимо еще и потому, что об этом нельзя поговорить толком. Ну для большинства народа точно нельзя, и что же? Остается думать. Ну и надумывают.
Мир, где все можно было бы обсудить прямым текстом, смел бы инфраструктуры и контексты, в которых наматывается, накручивается, индуцируется — актуальность сексуального.
«Можно ли тебе впендюрить, сестра?». Можно ведь вообразить цивилизацию, где это нормальный вопрос, без необходимости помещать его в какой-то контекст. Мы ведь не помещаем в особый контекст предложение выпить пива, перекинуться в дурачка.
Вот пишет Фуко: мы стали выспрашивать у секса тайну последней истины, как будто она там есть. Не столько объяснять это, сколько объяснять все посредством этого. Но последней истины там нет. Мы ведь сами создаем смыслы в процедуре допроса с пристрастием. Есть удовольствие, но вполне сопоставимое, вполне в одном ряду — с употреблением наркотика, вкусной пищи, хорошего массажа. Миллионы людей между рыбалкой и сексом выберут секс, но другие миллионы людей, конечно, выберут рыбалку. В нашей культуре над ними, наверное, будет культурной нормой подтрунивание, а зря. Человек хозяин своему телу, с мальчиками ему спать, с девочками, с собой, или везти тело на рыбалку. Помимо удовольствия — узнаешь человека. Способ общения. Но по людям надо судить по тому, где они есть, а не потому, где их нет. Большая часть населения — подозреваю — не так и сильно любит секс. Ну и смысл судить о людях по тому, где их нет? Возможно, партия в го сказала бы о таком человеке больше.))
Именно дефицитность сексуального продуцирует его актуальность. Вот представим иную культуру. Где все обсуждается сразу и прямым текстом. Где можно объяснить примерно так. «Хочу тебя на восемь баллов» (завести детей, жить долго и счастливо, помереть в один день) — «А я тебя на три балла». Компромиссом минутной «торговли» является либо трехбалльная ситуация (люди дружат в кофейне по выходным), либо нулевая. И все. Никакой «истории», представляющим собой смесь торговли с пошаговой стратегией и буйной внутренней жизнью. Предмет психоанализа испаряется, не так ли?
В школах начинают преподавать предмет «ебля» (практический семинар) и «диспозитив сексуальности в онтологии сознания» (курс лекций). Класса с девятого. Где-то в Испании, кажется, в школе ввели предмет, где учат школьников онанировать. Наши граждане на то ухмыльнутся кривой ухмылкой. Но это будет ухмылка идиота. Ведь явно же онанизм важнее для школьника, нежели, скажем, тригонометрия.
Но в чем фишка? Выйдя на свет, все это не то что растает, но потеряет в статусе все объясняющей истины. «Вы не хотите об этом поговорить?». Это ведь предложение перестать циклиться. Изъять, в конечном счете, какие-то душевные инвестиции.
Люди начнут думать о чем-то другом. Найдут о чем. Даже о тригонометрии.
Время орков
Что-то хрустнуло в реальной морали в районе, так скажем, 1990 года. Вот ситуация: трое отморозков на улице отпиздили случайного прохожего, просто так. Теперь внимание — вопрос. Он может прозвучать странно, но тем не менее. Кто хуже: те, кто пиздил, или тот, кого пиздили?
Понятно, что благородной дон ни примеряет на себя ни ту, ни другую роль. Но все-таки. С кем, так сказать, мнение Гипотетического Большого Третьего, подразумевание кого и придает оценку всем нашим социальным сценкам. Рискну предположить: до некоего момента X мнение нашего Гипотетического Большого скорее за отпизженного, т. е. лучше быть им (Хулиганы, чья жизнь, по большому счету, Кончена, совершили Плохой Поступок, напав на Честного Труженика и Примерного Семьянина, чья жизнь не так уж сильно теряет от того в достоинстве — он ведь продолжает оставаться и тружеником, и семьянином, и кем там еще). Но в какой-то момент оценка хрустит и съезжает куда-то в область не то, чтобы одобрения беспредельщиков, но явно большего не одобрения их жертвы, то есть понимания того, что жертвой быть хуже (Злые Парни опустили Лоха и Терпилу, при этом слово Злые применительно к парням не такой уж синоним слова Плохие). То есть все равно круче не участвовать в этой сценке вообще, а проезжать мимо, к примеру, на дорогом джипе, равно презрительно поплевывая и на Гопников, и на Терпилу. Но, в принципе, роль Терпилы хуже.
Так вот: для нормальной культуры это не правильно. Не потому, что Слабый лучше Сильного, это бред. А как раз потому, что совсем уж Сильного в этой ситуации нет вообще, но Хулиган — как социальная боевая единица сама в себе — слабее Случайного Прохожего. Хотя в лобовом столкновении, конечно, победит Хулиган, он заточен на столкновения. Но конечный итог по жизни не редуцирован ни к столкновению, ни к сумме всех возможных столкновений. Выиграв все битвы с нашим прохожим, наш хулиган все равно проиграет социально-конкурентную войну с ним. Ибо его жизнь, в некоем смысле, действительно кончена, он расторгнул социальный контракт, и в глазах что общества, что государства он — Последняя Мразь, а вовсе не Злой Парень (чувствуете разницу слов?), именно потому что выпал за пределы конвенций. И Последняя Мразь в нормальном обществе, в нормальном государстве будет обустроена соответствующе. Три удачных гоп-стопа за три недели, потом три года тюрьмы. Один раз в три года получить по носу явно лучше, чем три раза дать по носу, опосля чего словить три года отсидки. Ну помним же из кино «украл, выпил — в тюрьму: романтика» и ясно, что в системе социальных кодов государства Модерна это формула жизни Крайнего Неудачника. Ничего крутого нет в таком человеке, он даже меньше Раба, который имеет сравнительно лучший уровень жизни, а он кто? — он восставший раб, раб-неудачник, Некачественный Раб, и должен быть убит на хер, или клеймен каленым железом.
В идеальном обществе, например, если на человека нападут на улице, на помощь ему придет вся улица. В нормальном обществе придет на помощь не вся, но достаточное количество. В идеальном государстве преступника накажут после первого преступления, в нормальном — может, не после первого, но достаточно скоро для того, чтобы преступником было быть невыгодно.
Но что интересно? Эффективность в этом плане и общества, и государства — производное от сознания, все завязано на рефлексию. Беспредельщик суть Последняя Мразь, потому что он Социально Обречен, он в обществе хуже всех. Но ведь и обречен потому, что есть консенсус касательного того, что он Мразь, он сначала означен в голове, а потом каленым железом.
Так вот: именно это и хрустнуло. Нет консенсуса касательно того, что плохие люди действительно плохие. И все посыпалось. Если на улице беспредельщик наедет на гражданина, улица уже не придет на помощь, они будут разбираться один на один. Государство, во-первых, практически снимает с себя ответственность за поддержание порядка в гетто, во-вторых, сложно сказать, какие кварталы, например, в России не гетто, в США примерно понятно, а у нас непонятно, здесь все районы «цветные», автохтонное население вполне себе работает за негров (к примеру, я живу в самом элитном районе своего города, более престижного района нет, по цене на метр, по понтам, но дом простой, без охраны — и кто-то ссыт в подъезде, пьяные толпы агрессивно шероебятся за окном, и словить по морде в 100 метрах от кабинета губернатора, подозреваю, не сильно сложнее, чем в Черемушках).
Сначала, повторяю, сдохла рефлексия… А потом выяснилось, что если государство и общество не берегут индивида в понятии, то они не берегут его и в эмпирии. Только сам себя бережешь.