Страница 39 из 85
Пожалуй, еще больше, чем Виктор, волновался Василий Иванович. Ведь это была первая боевая операция всего отряда. Правда, переход совершили, можно сказать, образцово. И позииию Каргин выбрал правильно. А вот сработает ли то хитрое устройство, что заложили на мосту?..
Должно сработать! Должно!..
У Василия Ивановича закостенело все тело, когда тяжелый грузовик, рыгнув выхлопом, вразвалку поднялся на мосточек и пополз по нему, выпучив, словно от натуги, глазища-фары.
«Где-то здесь», — успел подумать Василий Иванович, и справа от грузовика прямо из досок мосточка вырвалось яркое пламя, а долей секунды позже прозвучал глухой взрыв. Почти одновременно с ним распахнулась дверца кабины грузовика и высунулся немец. Еще Василий Иванович заметил, что этот немец почему-то смотрел только на настил мосточка. Тут и затарахтели автоматы Виктора и Афони. Это было так неожиданно, что и Василий Иванович машинально дал короткую очередь неизвестно куда. Видел, что голова и плечи немца безжизненно висели над черной водой речушки, а очередь все же дал!
Ефрейтор Пауль Лишке — связист-линейщик — заступил на дежурство в ночь и покорно сидел у молчаливого коммутатора. Сидел в тепле, а думал: «Неужели начинается пресловутая русская зима?.. Говорят, у русских зимой такие морозы, что иная птица летит, летит и вдруг грохнется на землю ледышкой».
Хотя, пожалуй, к самым зверским морозам война все же кончится: пока неизменно сбывалось все, что обещал фюрер. К примеру, разве многие сразу поверили, что он возродит военную промышленность Германии?
А он не только возродил ее, но и усилил в несколько, раз. И еще он создал вермахт, равного которому нет в мире.
Доказательства?
А Данцигский коридор? Австрия? Чехословакия? Польша? Франция? Все их государственные флаги сейчас значат не больше, чем обыкновенная тряпка: прикажет фюрер — и любой немецкий солдат вытрет о них свои походные сапоги.
Наконец, Россия — огромная и таинственная страна. Разве мало было полковников и даже генералов, которые панически боялись России? Но фюрер заявил им: «Ничего не бойтесь, я поведу вас! Россия — колосс на глиняных ногах».
Указал фюрер очередную ближайшую цель, и вот вермахт марширует по дорогам России. Правда, пропаганда убеждает, будто это русские вероломно нарушили дружеский договор с Германией, будто пообещали пропустить ее войска через свою территорию для удара по Индии, а сами открыли огонь, едва немецкие солдаты в указанных русскими местах перешли границу. Но это сказка для малышей и простаков; он, Пауль Лишке, и сам кое-что понимает, да и служба — дежурный по связи при комендатуре района — дает многое для самостоятельных выводов. Вот, например, мало кто знает, что в ближайшие дни падет Москва, а ему это доподлинно известно: как начальство ни маскирует тему разговора, главное всегда понять можно.
Разумеется, Пауль Лишке не мог знать, что план наступления на Москву детально разработан и скрыт под кодовым названием «Тайфун». Не мог он и думать, что для удара по русской столице командование вермахта сосредоточило 78 лучших дивизий (в том числе 14 танковых и 8 моторизованных), 1700 танков и 1000 самолетов, но зато ему было точно известно: все готово к удару такой мощи, какая неведома миру. И поэтому, скучая на ночном дежурстве, он мог предполагать, что дни Москвы сочтены.
Вот и выходит, думал Пауль Лишке, что на дорогах всей Европы победно отпечатался след сапога немецкого солдата. Во всю ступню и с глубокими вмятинами от шипов!
Швеция и Швейцария? Они пока нужны Германии как нейтральные страны. Нужны до поры до времени. Поэтому и существуют. А захочет фюрер — уже завтра над ними тоже гордо взовьется победоносное знамя новой Германии. Как недавно над Киевом взвилось.
Стоп, стоп, как там дословно сказано?
Пауль Лишке уставился в темный угол комнаты, откуда на него скорбно смотрели русские святые, и с удовольствием продекламировал, проверяя свою память и гордясь ею:
— Верховное командование немецких вооруженных сил сообщает: наряду с операциями по окружению советских армий на востоке было начато наступление на столицу Украины — Киев. После отважного прорыва сильных укреплений на западном берегу Днепра наши войска вошли в город. Над цитаделью Киева с сегодняшнего утра развевается немецкое военное знамя. 21 сентября 1941 года.
Только продекламировал сводку, еще не успел полностью восхититься ее содержанием и своей памятью, а на столе уже ожил один из телефонов, рассыпая звонкую и требовательную трель.
— Ефрейтор Лишке слушает, — отрапортовал он в телефонную трубку голосом, который свидетельствовал о том, что он, Пауль Лишке, бодрствует.
— Примите телефонограмму на имя коменданта района гауптмана фон Зигеля.
— Готов, записываю.
— Все имеющиеся у штатского населения валяные сапоги, включая и детские валенки, подлежат немедленной реквизиции, — монотонно и медленно диктует кто-то.
— Можно и быстрее, я стенографирую, — говорит Пауль Лишке.
Но невидимый собеседник продолжает в прежнем темпе:
— Пользование валяными сапогами населению запрещается и должно караться так же, как и недозволенное пользование оружием… Все, подпись: гебитскомендант… Кто принял?
— Принял ефрейтор Пауль Лишке.
— Передал Карл Борн… Слушай, как у вас там погода? У нас — ветрище прямо с Северного полюса.
Этот несчастный простой солдат явно забыл свое место, разговаривает с ефрейтором как с ровней!
— Молчать! — приглушенно бросает Пауль Лишке и поясняет, как ему кажется, с леденящим спокойствием: — Линия только для служебных разговоров.
— Яволь!
И снова в ушах лишь завывание ветра в печной трубе да голые ветви березы скребутся о стекло окна. Словно умоляют дать частицу тепла.
Неужели зимовать все же придется здесь, в России?..
Теперь Пауль Лишке невольно начинает думать о том, что хотя он в России уже три месяца, но не понял ни ее, ни народ, живущий здесь.
Когда вермахт еще только перешел границу России, Пауль Лишке сразу почувствовал, что здесь все иначе, чем в других странах Европы, где ему довелось побывать. И дело не в том, что тут многие хорошие луга заболочены, леса захламлены хворостом, сухостоем и откровенно гниющими деревьями; и не в соломенных, деревянных или железных крышах, хотя каждому культурному немцу известно, что черепица надежнее и экономичнее.
Во всем этом, разумеется, когда Россия будет окончательно покорена, фюрер быстро наведет порядок. Не сам, конечно, а руками верных сынов Германии. Таких, как он, ефрейтор Пауль Лишке. Тогда здесь все дома будут стоять строго по плану, все под одинаковыми красными черепичными крышами. Как в родном Пиллау.
Пиллау… Только вспомнил о нем, только на секунду прикоснулся памятью к родному городу, а перед глазами уже встают его зеленые улочки…
В Пиллау сейчас еще не пожелтел ни один лист на каштанах. А здесь…
Конечно, Москва падет. Конечно, это событие скоро станет фактом истории. Но как скоро это произойдет?
Сейчас немецкая армия в ста пятидесяти четырех километрах от большевистской столицы. Это два или от силы — три дневных перехода для моторизованных дивизий и танков. Ничтожно мало в любом государстве, но не здесь, где каждый советский человек — неразрешимая задача.
Взять хотя бы тех двух русских солдат, что у самой границы засели в недостроенном доте. Они только двое уцелели от всего гарнизона, были полностью блокированы и все же на предложение о почетной сдаче (не лагерь военнопленных, а вольное поселение в любой части Германии) ответили выстрелами.
Они, конечно, были уничтожены. Но какой ценой?..
Или — деревня Курочкино. До нее оставался один километр, когда в атаку разом пошли полк пехоты и два батальона танков.
Было точно известно, что у русских нет артиллерии. Даже винтовки, как выяснилось позднее, были не у всех. И никаких укреплений не обнаружили перед деревней.
Только одну тысячу метров нужно было пройти до деревни Курочкино. Этот километр одолели за два дня. И как трофеи, захватили иссеченные пулями и осколками печные трубы и сорок два мертвых красноармейца.