Плохие кошки

— Как? — Амалия растерялась. — Как ты сказал? — В голове не укладывалось, что на дочкином коте, оказывается, можно заработать.

— А, ты ж ток приехала… не знаешь ничего… Что кузенишко мой?

— Привет тебе передает… они с Аделью гульден нам подарили. Вместо того, который ты пропил!

— И верно, на что им гульдены, дуракам бездетным…

— Постарел он сильно. Плохо у них, молодежи в городе как не было, так и нет, — Амалия села на край лавки, распустила верхние завязки и сгорбилась, сложив руки на коленях.

— А вот почему ее нет — интрсно! Интрсный вопрс… Почему они не говорят, куда детей дели? В этом ихнем Галл… Гальн…

Амалия собралась, выпрямила спину и снова встала.

— Наплюй на Гамельн, лучше объясни, что здесь происходит?

— Они, поди, как кошки — рраз! — и ушли… А вот был бы у нас второй кот… Греткин… тот, серый — вообще бы зажили… — мечтательно протянул Карл и захрапел.

— Рыжий? Ты вернулся? Даю голову на отсечение — тебе от меня что-то надо.

Варфоломей наклонил голову и умильно взглянул на старика снизу вверх.

— Что, мышей ловить надоело? Даже не надейся, я не буду выполнять твои капризы. Да хоть бы и не твои, пусть даже весь город умоляет меня — я скажу «нет». После твоих кошек до сих пор сердце болит…

Кот плотоядно заурчал. Флейтист закаменел, неотрывно глядя на него холодными прищуренными глазами.

— Что-о?

Урчание не смолкало. Потом Варфоломей взмурлыкнул и замахал правой лапой, рисуя что-то в воздухе.

— Сволочь рыжая, — с ненавистью сказал старик и низко надвинул алую шляпу. — Знаешь, чем купить, да? Уверен, что ради этого я наплюю и на совесть, и на клятвы, и на кошек, и на мышек — вообще на все? Конечно, наплюю… — нищий сгорбился и обхватил себя за плечи. — Рыжий инквизитор. Черт меня побери — зачем же я распускал перед тобой язык?

— М-р-р…

— Сегодня ночью приходи с ней на Брюнов двор. Посмотрим, чем ты хочешь расплатиться.

Нищий встал на ноги, поднял с земли пестрый камзол, отряхнул и накинул себе на плечи.

— И еще. Захвати мне глины из реки.

Старик лежал под полуразрушенной стеной и, зябко вздрагивая, невидящим взором смотрел на колючие звезды.

Варфоломей перемахнул через стену. Будто нарочно, приземлился прямо на флейтиста — тот охнул, согнулся пополам и схватился за спину.

— Чтоб тебя… — хрипло каркнул старик и уцепился за камни, чтобы встать.

Варфоломей бросил ему на колени что-то мягкое, размером с жирную крысу. С недовольным видом отошел подальше, уселся на мерзлую жухлую траву и принялся вылизываться.

Бросив попытки подняться, старик осторожно ощупал предмет негнущимися пальцами. Затем поднес к слабым глазам, силясь разглядеть его под ноябрьским ночным небом.

— Да… Хотя в моем возрасте выбирать не приходится. Я все равно полюблю тебя. Любовь зла, правда?..

Музыкант замолчал, не отводя взгляда от серебряного звездного отблеска в глазах. Кот прекратил вылизываться и осторожно подошел поближе.

— Но почему же ты такая маленькая? Почему не шевелишься? Кот умучил тебя по пути? Ничего, моя музыка разбудит тебя, ты будешь танцевать красивее лунных отблесков, выше облаков, быстрее молний… — истово шептал старик. — Я научу тебя всему. Знать бы наверняка, что и ты меня полюбишь… но я не вправе требовать, я понимаю…

— Мяу? — пискнул кот, словно извиняясь.

— Чего тебе? — нищий оглянулся. — Глину не принес? Сходи сейчас, принеси, с твоими-то лапами быстро получится.

Прижав ладони к груди, он отвернулся.

— Прости, рыжий, — через некоторое время глухо сказал он. — Ты дал мне больше, чем получил, хоть и действовал ради собственной выгоды… Теперь мне есть о ком заботиться — бескорыстно, бестребовательно, пусть не получая ничего взамен… Неужели я прощен? Неужели я могу теперь все исправить?

Флейтист замолчал.

— Иди, — наконец сказал он. — Я сделаю то, что ты хочешь. Слышишь, рыжий? Рыжий?

Никто не откликался.

— Ушел… прах тебя побери. Ну и черт с тобой. Представление начинается!

В приливе зыбкой надежды старик без труда поднялся, поднес к губам флейту и заиграл. Мелькнула мысль — уши! он же не залепил уши! — и тут же пропала. Послушные не ему ноги понесли его вперед, и прочь, и туда, куда он поклялся не возвращаться. В Гамельн.

В тот момент, когда раздались первые звуки — горько-вяжущие, заманчивые и пронзительно одинокие, Варфоломей несся сквозь опустевший город с комком вязкой глины в зубах.

Грета проснулась от скользнувшего по глазам солнечного луча — чуть теплого, словно вечерний взгляд матери. Было непривычно тихо. Наверное, родители ушли, не разбудив ее. Странно… Неужели мама убрала мертвых мышей? Грета скосила сонный глаз под лавку. Чисто… А ведь вчера кот был дома. Наверное, отец кому-нибудь отдал его на сегодня. Ну и хорошо. Ну и какая разница.

Под плитой мелькнул юркий серый сполох. В доме снова появились мыши? Нужно сказать отцу. Хотя нет… не стоит. Это же придется оставить кота на ночь, выгрести после него мышей из-под лавки… Нет уж.

— Доброе утро, Елисавета, — сказала девочка, сонно улыбнувшись тому, как необычно звучит ее голос. — Куда ты сегодня родила, проказница?

Грета нащупала теплую куклу, подняла и сложила губы трубочкой, чтобы поцеловать ее. Вместо любимого разноокого лица перед глазами возникла оскаленная в предсмертной судороге крысиная морда Грета покрылась мурашками мертвящей жути, продолжая вытягивать губы, и только через несколько бесконечных секунд нашла силы отшвырнуть крысу и завизжать от нестерпимого ужаса.

Вопль прозвучал еще глуше — словно вода попала в ухо. Накрыв ладонями ушные раковины, Грета нащупала что-то влажное, скользкое и податливое, как тесто, и сейчас же в ноздри ей вполз стылый илистый запах. Не в состоянии отнять руки и посмотреть, что это, в последней, обессиливающей судороге отчаяния и непонимания Грета завыла:

— Мама-а-а-а! Оте-е-ец! Кто-нибудь, помогите-е-е!!!

Беззвучно отворилась дверь. В комнату вошел Варфоломей, сел у порога, обвил хвостом лапы и наклонил голову. Он улыбался — мирно, почти счастливо.

Саша Романова

НЭКО

Я не думаю, что Бог совершил ошибку. Наверное, практика существует повсеместно — одна твоя жизнь заканчивается, а другая начинается. И ты помнишь обе, двух разных людей. Или не людей В первой жизни ты человек, а во второй — хвостатая тварь с длинным хвостом. Наверное, кто-то становится оленем или ежом Я проснулась кошкой. Попыталась подняться на ноги, но они были лапы. Покрытые светлым мехом в полосочку. Я чуть в обморок не упала, если б не хвост. Хвост реально помогает занять вертикальное положение. Я качалась на хвосте, как лемур, посреди незнакомой улицы. Краем глаза успела заметить, что меня снимает на видео группа японских туристов. Собрала волю в кулак и дунула за угол. Там был ход наверх, и я оказалась на крыше дома. Небо казалось ярко-оранжевым с розовыми разводами, по нему плыли перьевые облака. Из моего горла вышел звук, похожий на песню негритянской певицы. Несмотря на идиотизм ситуации, я чувствовала себя живой. Мне пришло в голову, что быть кошкой лучше, чем не быть вообще. Я посмотрела вниз.

Над землей был муравейник. Светились только окна и большие желтые дуры с красными иероглифами. Это что, Китай? Япония? Я подумала, что мою славянскую душу вместе с пушистой задницей перенесло куда-то не туда Не знаю иероглифов, мне сложно прочитать неоновые вывески. Я спустилась вниз и попробовала обойти улицу. Похоже на Токио. Хотя может быть любой другой город. Саппоро, Осака, Нагоя — в сущности, разницы нет. С улицы шел гул голосов. Я ни слова не понимаю по-японски. Внешне это звучит как кошачий язык. Но беда в том, что кошачий я тоже не понимаю.

Вместе с тем жутко хотелось есть. Я спустилась с крыши в толпу и скоро увидела вывеску с рыбьим скелетом, из-под которой шел дым. Это была забегаловка со столиками на улице. Под открытым небом люди никогда не обедают одни — только вместе с кошками и воробьями. Я уселась на пороге и почувствовала себя меховой шапкой, забытой в последнем ряду.