Страница 45 из 63
Снаряды броненоски рвали море над головой. Палуба ходила под ногами, лопались электролампочки. Но с каждым десятком футов росла безопасность.
Наконец, сверху с промежутком шесть секунд грянули мощные взрывы. Третья торпеда не отозвалась. Капитан-лейтенант остановил погружение и приказал отойти на полмили, сбавив ход до среднего. Канонада смолкла, слухач рискнул надеть прибор и доложил, что винтов канонерки он не чует.
— Имеем шанс, господа, войти в летопись истории как авторы первой подводной атаки без перископа. А если не попали, войдем туда же как болваны. Сейчас узнаем, насколько благосклонна судьба.
Больше всего капитан опасался, что вражеский командир, увидев взрывы торпед, дал команду «стоп, машина», и комендоры осматривают море в поисках перископа, чтобы тотчас накрыть лодку огнем целого борта. В этот день высшие силы оказались на русской стороне. Броненоска отсутствовала на поверхности на все триста шестьдесят градусов обзора. Стало быть, улетела в небо. Или под воду нырнула, Аллах знает этих хитрых осман, что у них на уме.
Неугомонный Ланге велел вернуться к заграждению. Вторая торпеда взорвалась, очевидно, под бревнами. Что-то там турки нагромоздили посерьезнее цепи, раз детонировало. Паровой буксир, явно назначенный полностью перекрыть рейд при опасности, дал крен, а суетливо сбегающие с него турки красноречиво объясняли своим поведением, что служба кораблика закончилась.
На внешнем рейде за бонами стояли грузовые пароходы и собственной персоной «Интинбах», избежавший гибели в Золотом Роге и у Сухуми. Бог троицу любит…
Слушая доклады о мелких повреждениях, течах трубопроводов и сальников, капитан-лейтенант понимал, что надо соблюдать осторожность. Еще две-три дюжие встряски, и лодка станет беспомощной безо всяких попаданий. Поэтому он выровнял лодку по прямой к броненосцу и опустил перископ.
Афера, авантюра, безумие, иначе не назвать. Береговые орудия близко. На «Интинбахе» курится труба, значит, большая часть экипажа на железе. Нелепая носовая башня не повернется, но, всплыви чуть раньше, можно получить залп из казематов борта. Чуть позже — лодка врежется в борт броненосца и затонет, чуть поцарапав ему краску. Простора для маневров нет ни малейшего. Слева толстые цепи, на которых качаются бочки. Справа топорщатся дрова заграждения с навитыми под ними сюрпризами.
Матросы и унтера в отсеках ни о чем не знают. Верят в удачу командира, боятся его лишней наглости и боготворят. Старпом и офицеры взмокли, и не только от духоты, к которой давно привыкли. Каждый из них следит за порядком на своем месте, как никогда в жизни, — мельчайшая ошибка означает смерть. Больше всех закипает штурман, не отрывая глаз от лага и считая секунды, когда последний раз поднять перископ и когда «Катран» выйдет на дистанцию пуска.
— Приготовиться к торпедной атаке. Поднять перископ. Малый вперед.
Зрительная труба показывается над водой секунды на три. Достаточно, чтобы капитан-лейтенант ввел поправку и уточнил расстояние. Выживем — штурману презент за точность.
Неподвижный борт «Интинбаха» длиной порядка полусотни саженей — куда лучшая мишень, нежели нос канонерки. Даже из-под воды промазать трудно. Но куда деваться самим? Не подплывать же на мелководье рейда под киль тонущего броненосца.
— Пятая, пли! Шестая, пли! Уравнительную на погружение. Машины, стоп. Средний назад.
Продвинувшись вперед на полторы-две длины корпуса, лодка останавливается и начинает откатываться назад. Тут ее настигает цунами от взрывов торпед. Боевой корабль, полный людей, схвачен невидимой рукой и трясется, как груша на ветру. Гаснет свет, отсеки наполняются криками боли, из переговорной трубы несутся рапорты о повреждениях. В темноте искрит электропроводка, к обычной вони отсеков примешивается запах паленого.
Поддайся командир на миг панике — все пропало. В лучшем случае аварийно всплыть и отдаться на расправу турку. Ни за что! Повоюем.
— Дать запасное освещение! Боцман, удерживать глубину тридцать футов. Машинное, продолжать средний назад. Штурман, рассчитать точку всплытия перед поворотом.
Лодка пятится наугад к сравнительно широкому месту, откуда сможет повернуть и носом выйти в открытое море. Над головой снова рвутся снаряды — заработали турецкие батареи. Слава богу, пока мелкий горох, полевая артиллерия на берегу, форт молчит. Значит, всплытие под перископ опасно.
— Проверить дожигание водорода!
Пожар совершенно некстати.
— Ваше благородие, через полкабельтова надо поднимать перископ, — доложил штурман, бледный и потный в неверном свете масляной лампадки.
Аккомпанементом к его словам служит зубовный скрежет по левому борту. Цепь от бочки скребет по балластной систерне. Зубодробительный звук смещается к носу и там внезапно стихает, зато лодка неожиданно начинает поворачивать.
— Бочку поймали. Стоп, машина. Право руля, полный вперед.
Цепь охотно отпускает передний руль глубины и, шаркнув на прощание по борту, затихает. Снаряды начинают ложиться совсем близко: турки заметили необычный танец бочки.
В центральном посту трясет, будто едешь на конке по разбитым рельсам. От отдельных разрывов лязгают зубы. «Катран» ложится на обратный курс, не задев внешнее ограждение, и тянется в сторону выхода. Удары остаются за кормой.
Из машинного докладывают о пожаре.
— Тушить! Держаться семь минут. Потом всплываем. Есть давление в котле?
— Половина, ваше благородие.
Кондукторы и матросы задыхаются в дыму, задраив межотсечную дверь. Приточку кислорода увеличить нельзя — пожар разгорится. Замотав мокрыми тряпками лицо и руки, они гасят горящую изоляцию, падают от электрошока, подымаются и снова борются за спасение лодки. Все это в дыму и почти полной тьме, нарушаемой лишь тощим мерцанием лампад, которым тоже не хватает воздуха, и искрением коротких замыканий.
«Катран» вырвался за боны.
— Срочное всплытие! Самый полный вперед!
Волны кипят. Вокруг вынырнувшей из воды рубки — град разрывов. Морской воздух проникает в спертое пространство. Изрядно встряхивает снова — прилетел тяжелый «чемодан». Под занавес проснулся форт. Одна надежда на машинное, десять минут — и туркам останется стрелять разве что по пустой воде. Несмотря на опасность, Ланге тщательно осмотрел бывшее место стоянки броненосца. Слава тебе, Господи, в четвертый раз на него охотиться не придется.
Снова мощный взрыв.
— В первом отсеке поступает вода!
— Во втором отсеке поступает вода!
Ланге протиснулся в нос. Помпы справляются. Пока. Хлором попахивает, замочило-таки аккумуляторные ямы.
Все хорошее когда-нибудь кончается. Плохое тоже — иногда. Наконец, разрывы утихли. Машинное доложило, что огонь потух. «Катран» на восьми узлах идет к Балаклаве.
Двое погибло: помощник механика в корме от электротока и матрос в носу ударился головой о задрайку. Отравленных дымом, обожженных, ушибленных — половина команды. Подлодка изранена и беззащитна, напади бакланы — заклюют. А настроение бодрое. Пусть знает турок — бонные укрытия, большая скорость хода, охота на броненоске, никакие другие преграды от подлодки не спасают. Она похозяйничала снаружи и на рейде, потом ушла, хоть соль на хвост посыпай.
Тем не менее, слушая на протяжении двух суток непрерывно поступающие сообщения о ранениях «Катрана» и принятых временных мерах, абы дойти до Крыма, капитан-лейтенант подумывал, что заключительная часть эскапады — излишество. Но вслух не произнес, экипаж должен свято верить в непогрешимость командира.
Глава пятая
Обновленный «Константин», вооруженный семидюймовками на носу и корме, артиллерией помельче и торпедными катерами, отправился к болгарским берегам, эскортируя сразу шесть судов с подкреплением для русской армии.
После затопления турецкой речной флотилии передовые части генерала Гурко выдвинулись к Шипкинскому перевалу, без особых потерь форсировав Дунай. Окруженные турецкие гарнизоны сдавались. Для решительного перевеса морем перебрасывались подкрепления. После Шипки планировалось соединение с сербами, тогда путь к османской столице открыт.