Страница 3 из 90
Дак-иру хотелось видеть больше.
— Брат, — развернулся он к вокс-динамику, — опусти посадочный пандус.
— Как прикажете, брат-сержант. Приземляемся через двадцать метров.
Хак-ен деактивировал программу, запиравшую люки «Громового ястреба» на время полета. Когда операционная руна позеленела, Дак-ир надавил на нее, и пандус пошел вниз.
В отсек для перевозки личного состава, где боевые братья Дак-ира пребывали в сосредоточенном молчании, ворвались свет и воздух. Даже на фоне бледно-салатового рассвета броня воинов вспыхнула яркой зеленью. Эмблема с рычащим Огненным змеем на их левых наплечниках — оранжевая на черном поле — показывала, что они принадлежат к Третьей роте Саламандр.
Тусклые лучи восхода не только зажгли силовую броню космодесантников, но и изгнали красные отблески из их глаз. Горящие багровым подземным пламенем очи воинов словно впитали жар родного вулканического мира Саламандр — Ноктюрна.
— Да, это вам не кузни под Горой Смертоносного Огня, — мрачно пророкотал Бак-ен.
Хотя Дак-ир и не мог разглядеть лица товарища под шлемом, он не сомневался, что тот кривится при виде царящего за бортом ненастья.
— Здесь будет помокрее, — добавил Емек.
Подойдя к боевым братьям, он встал рядом с верзилой Бак-еном и уставился поверх широкого плеча Дак-ира.
— Но чего еще ожидать от муссонного мира?
Земля приблизилась, и, когда Хак-ен выровнял «Огненную виверну», Скала Милосердия предстала перед ними во всей своей неприглядности.
В прошлом здание могло быть даже красивым, но сейчас бастион уродливой горгульей расселся посреди бурой, залитой грязью равнины. Угловатые орудийные башни, ощетинившиеся автопушками и тяжелыми стабберами, ничего не оставили от ангельских шпилей, когда-то возносившихся в грозовое небо Вапориса; вездесущая броня скрыла фрески и причудливые колонны; древние триумфальные ворота с их росписями и филигранной резьбой уступили место серому, угрюмому и практичному сооружению. Дак-ир всего этого не знал, но мог разглядеть в углах и линиях здания отдаленное эхо изначальной архитектуры, следы чего-то изящного и далеко не грубо функционального.
— Вижу, мы не единственные новоприбывшие, — сказал Бак-ен.
Другие Саламандры, столпившиеся в открытом люке, вслед за ним посмотрели туда, где приземлилась черная «Валькирия». Ее посадочные опоры медленно погружались в грязь.
— Имперский комиссариат, — отозвался Емек, узнавший официальную печать на боку транспортника.
Дак-ир хранил молчание. Его взгляд устремлялся к горизонту, где под куполом пустотного щита темнел город Афиум. Сквозь шум корабельных двигателей космодесантник различал гудение генератора, обеспечивающего щит энергией. Подобные установки оберегали города-убежища в его родном мире от землетрясений и извержений вулканов — будничных явлений в жизни суровых обитателей Ноктюрна. В воздухе остро пахло озоном — другим побочным продуктом пустотных щитов. Даже непрекращающийся ливень не мог смыть этот запах.
Когда «Огненная виверна», воя стабилизаторами, зашла на посадку, Дак-ир закрыл глаза. В люк заносило водяные брызги, и космодесантник ступил вперед, позволив дождю барабанить по доспехам. Приятный перезвон капели успокаивал. Дождь — по крайней мере, прохладная, влажная и не кислотная разновидность — был редок на Ноктюрне, и даже сквозь фильтры его освежающее прикосновение доставляло удовольствие. Однако с дождем пришло и еще что-то смутное и неприятное. Тревога, беспокойство, привкус грядущей опасности.
«Я тоже это чувствую». Голос раздался в голове Дак-ира, и воин распахнул глаза. Космодесантник обернулся и обнаружил, что на него пристально смотрит брат Пириил. Пириил был библиарием, владевшим искусством телепатии. Он мог читать человеческие мысли с такой же легкостью, с какой другие читают открытую книгу. Глаза псайкера полыхнули яркой синевой, прежде чем вернуться к привычному красному мерцанию. Дак-иру совсем не по вкусу пришлось то, что Пириил роется у него в подсознании, — однако воин ощутил, что библиарий лишь слегка коснулся его разума. И все же Дак-ир уставился в другую сторону и почувствовал немалое облегчение, когда «Огненная виверна» наконец-то села в гостеприимно чавкнувшую грязь.
Когда Саламандры выгрузились, ветер донес холодное потрескивание лазерных выстрелов.
На другой стороне заболоченного поля, всего лишь в пятидесяти метрах от подъездной дороги к Скале Милосердия, расстрельная команда комиссариата казнила предателя.
Полковник имперской гвардии в красно-коричневой униформе Фаланги спазматически дернулся, когда его поразили раскаленные лучи, и больше не двигался. Привязанный к толстому деревянному столбу, человек повис на удерживавших его веревках. Сначала подогнулись колени, а затем убитый уронил голову, и его распахнутые глаза мертво застыли.
Комиссар — судя по знакам различия, лорд-комиссар — бесстрастно наблюдал за тем, как его телохранители зачехляют лазганы и уходят с места казни. Когда имперский чиновник развернулся, чтобы последовать за своими людьми, его взгляд встретился со взглядом Дак-ира. С козырька фуражки лорд-комиссара лилась вода, а надо лбом человека поблескивал значок с серебряным черепом. Глаза его были скрыты козырьком фуражки, но источаемый ими холод все равно ощущался. Чиновник комиссариата не стал задерживаться. Когда последние из Саламандр выгрузились и пандус захлопнулся, он уже подходил к крепости.
Дак-ир задался вопросом, что за события привели полковника к столь плачевному концу. Космодесантник почувствовал сожаление, когда «Огненная виверна» вновь поднялась в воздух, оставляя их одних в этом богом забытом месте.
— Такова судьба всех предателей, — произнес Цу-ган с намеком в голосе.
Даже под линзами шлема его глаза нехорошо поблескивали. Дак-ир ответил не более дружелюбным взглядом.
Между двумя сержантами Саламандр не было братской любви. До того как стать космодесантниками, они принадлежали к противоположным социальным слоям Ноктюрна. Дак-ир рос сиротой в пещерах Игнеи. Такие, как он, никогда прежде не вступали в ряды Астартес. Цу-ган, сын дворянина из города-убежища Гесиода, был настолько близок к аристократизму и богатству, насколько это вообще возможно в вулканическом мире смерти. Хотя обоих произвели в сержанты и они были равны в глазах капитана Третьей роты и магистра ордена, Цу-ган этого равенства не признавал. Дак-ир не походил на остальных Саламандр. В его душе сохранилось больше человеческого, чем у других братьев: острые чувства и способность к сопереживанию. Из-за своих особенностей он то и дело оставался в одиночестве и вынужден был терпеть отчуждение. Цу-ган видел это достаточно часто и заключил, что перед ним не просто необычный случай, а опасное отклонение. С первого же задания, когда еще новобранцами они сражались на погребальном мире Морибар, между двумя Саламандрами пролегла трещина. В последующие годы она лишь расширилась.
— Тяжело смотреть, как человека запросто пускают в расход, — ответил Дак-ир. — Хладнокровно убивают без всякого шанса оправдаться.
Многие ордены Космодесанта, и Саламандры в том числе, чтили порядок и наказывали за проступки, но они всегда оставляли согрешившим возможность покаяться и искупить вину. Лишь когда брат окончательно сходил с истинного пути: предавался Губительным Силам или совершал великое зло, которое невозможно забыть или простить, — смертный приговор оставался единственным решением.
— Тогда тебе стоит поработать над силой характера, игнеец, — глумливо хмыкнул Цу-ган, вкладывая в последнее слово как можно больше пренебрежения, — потому что твоя чувствительность неуместна на месте казни.
— Это не слабость, брат, — горячо возразил Дак-ир.
Пириил вклинился между ними, предотвращая дальнейшую перебранку.
— Соберите ваши отделения, братья, — твердо сказал библиарий, — и следуйте за мной.
Оба подчинились приказу: Бак-ен, Емек и семеро других космодесантников выстроились рядом с Дак-иром, а Цу-ган возглавил такой же отряд. Один из людей Цу-гана украдкой смерил Дак-ира презрительным взглядом, прежде чем переключить внимание на ауспик-сканер. Ягон — заместитель Цу-гана и главный его приспешник. Если Цу-ган не удосуживался скрывать свою неприязнь и враждебность, то Ягон был коварной змеей, намного более ядовитой и опасной.