Страница 53 из 76
В тот день она работала в кабинете президента фирмы. В последнее время иногда он сам предлагал Евгении делать это в его отсутствие. Так получилось, что вся документация по строящимся объектам «Евростройсервиса» сосредоточилась в многочисленных шкафах, которые по каталогу заказали в специализированной фирме для кабинета президента.
Педантичная Варвара, в отличие от многих других секретарш имеющая за плечами строительный колледж, вникла в обилие небрежно сваленных документов, разобрала их по принадлежности и составила прямо классический каталог. Теперь с разрешения Валентина Дмитриевича в его шкафах можно было легко найти любую бумагу.
Евгения продуктивно работала, пока не наткнулась на один документ, требовавший пояснения. Шефа не было, и она решила позвонить в кабинет заму.
Если у самой Евгении на столе стоял довольно сложный телефонный аппарат, то у шефа в кабинете был целый производственный компьютер. Видимо, Валентин Дмитриевич и сам не сразу его освоил, потому что около некоторых кнопок белели приклеенные скотчем крохотные бумажки, подсказывающие их назначение.
Она нашла кнопку с надписью «П.В.», нажала ее и тут же отчетливо услышала голос зама, который с кем-то разговаривал.
— Петр Васильевич! — позвала Евгения.
Тот не слышал. Вероятно, нужно было нажать еще и другую кнопку. Напрасно она пялилась, как баран на новые ворота, тщетно пытаясь найти какую-нибудь подсказку. Между тем в кабинете зама шел этот самый нелицеприятный разговор.
— Меня не интересует, есть у тебя сейчас деньги или нет, — говорил чей-то голос с заметным армянским акцентом. — Ты должен был отдать их еще в августе.
— Эти б… строители, — оправдывался Петр Васильевич, — только за один фундамент взяли с меня четыреста штук!
— Ты дворец строишь? — удивился его собеседник.
— Зачем дворец? Нормальный, добротный дом с бассейном, сауной, спортивным залом… Такой, чтобы и внуки могли в нем жить — не тужить, — самодовольно отозвался зам. — Подожди еще немного, а, Рубен? Расплачусь я с тобой! Все до копейки отдам!
— А куда ты денешься? Конечно, отдашь! А ждать я больше не могу, — отозвался тот, кого назвали Рубеном. — На меня тоже давят. Ты у нас хитрый, доходы большие имеешь, пораскинь мозгами. Неделю тебе сроку даю, чтобы стольник мне отдал, а потом на счетчик поставлю. Дружба дружбой…
Скрипнуло отодвигаемое кресло, стукнула входная дверь. Евгения лихорадочно изучала кнопки в надежде это чудовище выключить, и тут ей в уши ударил чей-то разъяренный рев:
— Ты! Сука! Долго будешь меня за лоха держать? Я твой заказ выполнил? А что имею, кроме обещаний?!
— Погоди, тезка, — придушенно отозвался зам. — Что ты сразу за горло? Я же тебе не отказываю! Десять штук отдал, а ты говоришь, ничего не получил…
— Десять! А где еще двадцать?!
— Будут. Потерпи… Знаешь ведь, я сам в пролете.
— Знаю… с твоих слов! А тебе меня кинуть на ржавый гвоздь — как два пальца… Тебе доверять — себе дороже! Но запомни: я не Славик! В понедельник не отдашь — кончу!
Евгения смогла наконец отключить кабинет Петра Васильевича. Она откинулась в кресле и вытерла платком вспотевшие ладони.
И вспомнила услышанный прежде разговор зама с президентом фирмы — речь шла о десяти тысячах, и, судя по всему, шеф считал эту сумму немалой. А для Петра Васильевича, выходит, это мелочь? Кто же дает ему такие деньги?
Сто тысяч он должен Рубену, двадцать — какому-то тезке, Петру, значит. Скольких она еще не знает?
Когда, в чем преступил закон президент фирмы? Возможно, это случилось лишь однажды — ей не хочется думать совсем уж плохо о Валентине, который всегда был ей симпатичен как человек. Но даже если это случилось однажды, Петру Васильевичу было вполне достаточно, чтобы вцепиться в него мертвой хваткой. Шантажисты — люди, всесторонне писателями описанные, так что у Евгении хватает читательского опыта, чтобы понять: зам от президента не отстанет! Теперь, обремененный строительством дома, требующего многих тысяч, и подельниками, которым он немало задолжал, Петр Васильевич и вовсе перестанет с ним церемониться.
А не может быть, Лопухина, чтобы ты все это выдумала? И зам — тишайший человек, который кует свои миллионы, продавая цветы в свободное от работы время? Не смешно.
Надя в таких случаях говорит: «Куда я попала и где мои вещи?» Может, рассказать обо всем ей? Юрист все-таки, посоветует, что делать. Предупредит Валентина Васильевича… Но что-то мешает Евгении решиться на такой поступок. Перейдя в другую ипостась — превратившись из разведенной женщины в замужнюю, — Надя как-то незаметно изменилась.
Чего стоит, например, одно ее недавнее, якобы шутливое, замечание:
— Тебе легче, ты человек свободный, обязанности — разве что перед самой собой. А мне о семье думать приходится!
Сказала — и будто стену между ними воздвигла. Забыла, что совсем недавно все наоборот было, но разве Евгения ее себе противопоставляла?
Похоже, не все друзья понимают движения души Лопухиной однозначно. Выходит, Надя болезненно воспринимала разницу в их положении: Евгения — замужняя женщина, а она — разведенка.
Первой казалось, что ничего такого в этой разнице нет. Скорее наоборот: Надя была предоставлена самой себе, могла пойти куда захочет, ни перед кем не отчитываясь. Словом, строить свою жизнь без оглядки на кого бы то ни было. А вторая думала иначе…
Например, праздники они проводили врозь. Надя отказывалась. Мол, что делать одиночке среди семейных пар? Вначале Евгения еще ее приглашала, а потом и перестала. Тоже обида? Так они и веселились: Евгения — в компании друзей, Надежда — с мамой и Ванюшкой.
А Надина мама — компания еще та! Себе она с самого начала отвоевала большую комнату, а Надя с Ванькой занимали меньшую.
Большая — вся в портретах красавицы Людмилы Артемовны, будто невидимый лозунг в воздухе висит: «Да здравствую я!»
В этой атмосфере проводила свои праздники Надя. Завидовала она замужней подруге? Злилась на нее? Как бы то ни было, а с Надей, похоже, они медленно друг от друга отходят.
Люба? Она слишком далеко. И тоже отошла от Женькиных дел — ей все надо рассказывать с самого начала, объяснять…
Маша? В последнее время они сблизились, но не настолько, чтобы Евгения могла посвящать ее в самое сокровенное. Что же это получается? У Евгении нет рядом человека, которому она может сказать все, что ее мучает, тревожит, волнует.
У кого попросить совета в нелегкой ситуации, когда она знает столько странного, но не может эту информацию как следует осмыслить? Что делать?
Может, как в сказке, пойти на болото и рассказать свою тайну прибрежному тростнику?
Ходит бедная Лопухина как потерянная, а на ум ничего толкового не приходит, кроме шуточной студенческой песни:
Офелия, Гамлетова девчонка, Спятила, братишечки, с ума! Потому, что датская сторонка Хуже, чем наша Колыма!..
То, что случилось в среду в офисе фирмы «Евростройсервис», не лезет ни в какие ворота. Главный бухгалтер Ирина Максимовна Шкеда и юрист Бойко Надежда Петровна… подрались! Хуже всего, что драка произошла в ходе совместного распития спиртных напитков обеими вышеупомянутыми женщинами. К счастью, скандальное происшествие не получило огласки за дверями фирмы и не скомпрометировало весь остальной коллектив «Евростройсервиса». Так, в шутку, протокольным языком, рассказывает Евгения о событии на ее работе приехавшей в гости Любе.
Она всегда торопится рассказать ей обо всех своих новостях, разве что за исключением постельных, — боится, что Люба, верная жена и женщина, имеющая единственного мужчину в жизни, может ее не понять.
Люба никогда от нее не отмахивается, ей все неподдельно интересно. Родная мать не знает о Евгении столько, сколько знает подруга. Наверное, впопыхах она не сразу замечает, что Люба — впервые за все время их дружбы! — слушает ее рассеянно. От изумления Евгения замолкает на половине слова.
— Никогда Бог не дает человеку всего! — мрачно говорит Люба, никак не реагируя на ее рассказ. — Если вдруг покажется, что у тебя все есть и ты счастлива, берегись: наверняка уже судьба приготовила тебе какую-нибудь пакость! Что-нибудь этакое, чего ты не ждешь и, увидев, содрогнешься. Бойся быть счастливой, ибо все беды от этого!