Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 33 из 76



— Целую тебя, моя Белоснежка!

— Ты становишься сентиментальным.

— Я принял ванну. Она размягчает. Или размокает?

— Все! У меня стынет чай. Целую.

— И я тебя. Крепко.

Она кладет трубку. Евгения уже засыпает, когда снова звонит телефон.

— Алло!

Никто не отвечает, но ей слышно, как дышат в трубку.

— Алло!.. Ну и балда!

Она выключает звук телефона и спокойно досыпает до утра.

Утром Евгения торопится привести себя в порядок, чтобы Виталий застал ее полностью одетой. Иначе… Знает она эти приколы! Начнет уговаривать: у нас уйма времени, я домчу тебя до работы со скоростью «Формулы-один»… В общем, когда он звонит в дверь, она выходит полностью одетая, закрывает ключом дверь и, ухмыляясь про себя, подмечает разочарование на его лице.

— Чего это ты так рано собралась?

— Мне нужно готовить материалы для доклада шефу.

Правда, доклад нужен завтра, но кто об этом знает?

Они спускаются на лифте. Виталий весь благоухает. Обидно, понимаешь! Даже не вошел! Ладно, еще не вечер. Загладим свою вину. Ей уже стыдно своей смешной хитрости. Она подмигивает ему.

— После работы — куда?

— К тебе домой. — Он наклоняется, чтобы ее поцеловать, но тут лифт открывается, и его уже ждут другие. — Сегодня явно не мой день, — посмеивается Виталий, включая зажигание.

На этот раз Евгению в холле никто не встречает, хотя у президента, как всегда, открыта дверь.

— Здравствуйте, шеф! — говорит она, заглядывая в кабинет. — Вы уж простите, что я так рано и не пользуюсь вашим разрешением подольше поспать. Так получилось!

— Евгения Андреевна! С прибытием на родную землю! Как отдохнули? Я даже вроде по вас соскучился. Ах, где мои семнадцать лет!

Она смеется.

— Мы же ровесники.

— Дело не в возрасте. Не хватает свежести восприятия. Наверное, бизнес что-то в человеке выхолащивает.

— Извините, Валентин Дмитриевич, я все забываю спросить у вас насчет юриста.

— У меня тоже, честно говоря, все руки не доходят. Вроде есть пока приходящий, но он не сегодня-завтра надолго уезжает, так что хочешь не хочешь… Все же я хотел бы вначале познакомиться. С ним или с ней?

— С ней. Это моя подруга.

— Случайно, не Надежда?

— Она. Я и забыла, что вы знакомы.

— Я помню тот арбитражный суд… Как она нас тогда покусала!

— Значит, на работу вы ее взять не захотите?

— Почему же, нам как раз нужны зубастые юристы! Пусть заходит, поговорим!

— Спасибо.

— Пока не за что.

Она идет по коридору к себе и думает, что ее начальник — интеллигентный человек и она рада будет с ним работать.

Евгения открывает кабинет и морщится от запаха тления. На этот раз цветы — она даже не знает им названия — хозяйки не дождались. Поставили их, очевидно, в пятницу. Ну откуда он мог знать, что референт на день отпросилась… Она выходит в коридор и бросает цветы в урну в женском туалете, чтобы было не так наглядно, а потом включает в кабинете кондиционер — очистить воздух. Садится и начинает работать.

А в двенадцать часов приходит Надя. Она непривычно робко переступает порог кабинета и оглядывается:

— Ни фига себе! По-моему, даже у директора нашего института кабинет похуже.

— Зато намного больше. Что в моем особенного?

— Не скажи. Красна изба углами, как говорится.

— Лучше скажи, ты не передумала у нас работать?

— Вообще-то так вопрос еще не стоял, но я бы могла подумать.



Евгения набирает телефон шефа:

— Валентин Дмитриевич, вы заняты?

— Через полчаса освобожусь.

— Садись, нужно немного подождать. — Она усаживает подругу в кресло и включает чайник. — Кофейку попьешь?

— Не откажусь. На улице жара, а у тебя благодатная прохлада. Красиво жить не запретишь. Только у тебя такой кабинет?

— С незначительными деталями — весь офис отделан в таком стиле. Думаю, и тебе кабинет не хуже выделят.

— Серьезно?

— Президент хочет с тобой поговорить.

— Это Валентин-то? Мы с ним в свое время враждовали, неужели он такой забывчивый?

— Наоборот. Он все прекрасно помнит и считает, что именно такие зубастые, как ты, должны отстаивать интересы фирмы.

— Посмотрим… Потом о фирме. Женька, что это за мужик такой симпатичный, здоровенный встретился мне в холле?

— Странный интерес у женщины накануне свадьбы.

— Ты что, Вовкина мать? Блюдешь его интересы? Отвечай на поставленный вопрос!

— Местный донжуан. Начальник охраны.

« — Мощный мужик! Посмотрел, как по сердцу рашпилем прошелся! Аж мороз по коже.

— Что-то я раньше не замечала в тебе такой влюбчивости. Учти, с ним шутки плохи. Это современный герцог Синяя Борода! Съест тебя, и мяукнуть не успеешь!

— Быть герцогиней — это кое-что. Тут вам не здесь! Не подполковница какая-нибудь, — шутит Надя.

— Слушай! — не выдерживает Евгения. — Мы с тобой столько не виделись и о чем говорим?! Тебе не кажется, Надечка, что наша дружба дала трещину?

— Не кажется! — Надя поднимается и, чтобы скрыть замешательство, спрашивает: — Где тут у тебя можно руки помыть?

— За перегородкой.

Надя быстро споласкивает руки и, еще держа в руках полотенце, выпаливает:

— Да мне перед тобой стыдно!

— Что?!

— Замуж собралась, идиотка! Можно подумать, я кривая или горбатая, что другой доли мне нет!

Евгения уже ничего не понимает.

— Ты о чем?

— Говорю тебе: о своем дурацком замужестве! Летчик! Подполковник!.. Как только он поверил в то, что я его люблю, так и началось. Он решил, что теперь можно все и все пройдет безнаказанно. Что бы я ни сделала, он всегда недоволен. То — не так, это — не эдак. Я и глупая, и тупая, и неумеха, и растеряха. И все у меня не как у людей! У людей, иными словами, у его Матрены. Сам же жаловался, что она его вечно концентратами кормит. Я же прыгаю на задних лапках, чтобы Вовику все свежее приготовить, все самое лучшее, — безрезультатно. По-моему, он просто мазохист. Ему нравится, когда над ним издеваются. Тогда он жалеет самого себя, тогда он «крест несет»! Но не попадайся ему кто послабее! Запилит. Вчера даже Ванька не выдержал. Говорит: «Дядя Вова, нехорошо капризничать». Тот ему подзатыльник. Понимаешь, махровый подкаблучник вдруг почувствовал себя героем. Особым, неповторимым. Которому все должны заглядывать в рот…

— Надька, ты же за него замуж идешь!

— Веришь, как под гипнозом! Умом понимаю, что нельзя этого делать, а сама — как бычок на веревочке…

— Надя, опомнись!

— Вот потому тебе и не звоню. Сама себя уважать перестала. Если и ты еще меня презирать начнешь, тогда хоть в петлю…

Вскипел чайник, и Евгения бросается готовить кофе, чтобы хоть как-то разрядить сгустившуюся до критической атмосферу. Неужели это Надюша — боевая, отважная? Та, которая не раз вытаскивала ее из серых паутинных настроений, когда жизнь кажется бессмысленной и ничтожной?

— Выпей кофе. — Она подает Наде чашку. — Помнится, одна моя близкая подруга говорила, что из всякого положения можно найти выход…

Но та будто не слышит ее и продолжает рассказывать:

— Мама к брату уехала. Сказала, погостить. Казалось бы, чего вдруг? Отгулы на работе взяла. Побоялась, что она своими советами может испортить мне жизнь. Мол, осмотрись и все реши без меня!.. А у меня теперь перед Вовиком как бы обязательство. Я же его из семьи увела! Понимаешь, он свалил на меня всю ответственность, вот и приходится отвечать. Дитя малое, неразумное, ошиблось, любимую жену оставило, ко мне, непутевой, перебралось…

— Выходит, ваша свадьба — его идея?

— Его. Он же чувствует, что дело пахнет керосином, а остановиться не может. Уж очень он себе в роли диктатора понравился!

— А ведь вы встречались не один месяц.

— Увы, пока он плакался мне в жилетку, я его по-бабьи жалела, предпочитала ничего не замечать. Все ведь мы думаем, будто та, что была до нас, хуже, глупее, эгоистичнее… Не понимала, какая у супруга нежная, ранимая душа! Вот и приходится теперь жизнь с ним связывать.