Замуж не напасть

Она стоит под душем и слышит, как он, царапнув дверь, сообщает:

— Не возражаешь, если я телевизор включу? Сейчас «Новости спорта» показывают. Я хочу посмотреть, как наши с аргентинцами сыграли.

— Чувствуй себя как дома, — ехидно говорит она.

Халат Евгения не надевает, чтобы, как говорится, не создавать прецедента. Выходит к нему в джинсах и закрытой футболке.

Аристов в своих неизменных кожаных перчатках — неужели рукам не жарко, лето на дворе! — подавшись вперед, сидя смотрит телевизор.

— Есть будешь? — буднично спрашивает она.

— Куснул бы кого-нибудь!

— У меня есть плов. Могу предложить устрицы. Консервированные.

Он отрывается от телевизора и смотрит на нее долгим взглядом.

— Небось и маслины есть?

— Есть, — говорит она спокойно.

— И крабы?

— И крабы.

Он рывком поднимается из кресла и выключает телевизор. Смотрит невидяще на погасший экран и спрашивает, не оборачиваясь:

— Я тебе неприятен?

— Ты — чужой.

— Чужой по духу?

— По паспорту!

— А этот… Алексей был не чужой?

— Алексей мог быть чужим. Он пришел и ушел, а с тобой я этого не хочу!

— Чего же ты хочешь?

— Все. Или ничего! — выпаливает она и испуганно замолкает, не успев прикусить язык.

Он стремительно оборачивается и подходит к ней близко. И целует ее долго. Нежно. И тихо говорит:

— Спасибо.

Потом отодвигает ее от себя и идет к выходу, по пути сунув ноги в какие-то босоножки без пяток.

— Ну вот, больше ты мне ничего не должна!

Он выходит, осторожно прикрыв за собой дверь, и как Евгения ни старалась, шума лифта она не слышала. Аристов спускается по лестнице. Она еще какое-то время бродит без цели по комнате, но тут ей на глаза попадается записка, переданная с фруктами супругами Ткаченко: «Лопухина, ты не забыла? Мы все еще твои друзья!»

Она некоторое время стоит столбом, потом что-то перехватывает ей горло, и Евгения начинает рыдать. Она плачет долго, надрывно, горько и все повторяет кому-то: «За что? За что?» Незаметно засыпает и спит на диване одетая до самого утра.

Утром сама она говорит: «Хватит, поплакала, и будет!» — и, поймав себя на диалоге с внутренним голосом, думает: «Надо завести попугая и с ним разговаривать. Или сдать эту квартиру внаем и переехать к маме. Никита будет рядом».

Так ничего и не решив, она принимается за уборку, но тут приходит Маша.

А приходит она в черных очках, закрывающих пол-лица. Моет в ванной руки и садится за кухонный стол, наблюдая, как Евгения возится с кофемолкой — Маша предпочитает натуральный кофе растворимому. Все как в лучших домах Лондона и Ново-Титаровки!

— У тебя глаза болят? — спрашивает подругу Евгения.

— Не глаза, а глаз, — прыскает Маша и медленно, будто стриптизерша лифчик, снимает свои очки-колеса.

Да, прятать есть что! Под левым глазом у нее такой огромный синяк, что глаз опух и не открывается, зато другой, правый, непривычно воинственно блестит.

— Красиво?

— Смотря на чей вкус! — медленно говорит Евгения, вдруг со стыдом вспоминая свою нелепую идею насчет того, что неплохо бы Маше изменить мужу.

— Если тебя не шокирует мой вид, я, пожалуй, сниму очки, — между тем говорит Маша. — В комнате сидеть в очках — моветон!

— Не шокирует, — говорит Евгения. — Кто это тебя?

— Любимый муж Сереженька! Кому бы еще пришло такое в голову? Я так хохотала!

— Хохотала?!

— Ну да! Сережа себя всегда считал суперменом. Мол, он ни при каких обстоятельствах не теряет самообладания. А женщин бьют только слабаки. Сильные их себе подчиняют. И вдруг… Посмотри, какая шишка, — вдруг озабочивается она, — это я башкой о шкаф стукнулась!

Евгения покорно трогает шишку и кивает, не сводя с Маши удивленных глаз. Она не только не расстроена, а даже будто гордится следами побоев.

— Ты, наверное, хочешь знать, за что? — насмешничает Маша. — Ему почему-то не понравилось сравнение с таким благородным животным, как олень. Радовался бы, что не с козлом!

Она улыбается.

— Так сильно ударил из-за оленя? — «врубается» Евгения.

— Правда, не из-за всего оленя, а только верхней части.

— Имеешь в виду рога?

— Конечно, что же я еще могу иметь в виду!

— Ты сказала, что Сергей — олень…

— Нет, я сказала, что у него рога как у оленя!

— Но в прошлый раз ты сожалела, что не видишь никого достойного.

— Ой, Женечка, человек предполагает, а Бог располагает! Вчера не было — сегодня есть. Представляешь, выхожу я из офиса, а Витя как раз поднимается мне навстречу. Собственно, я тогда еще не знала, как его зовут. Вдруг я цепляюсь каблуком за эту дурацкую металлическую решетку для чистки обуви и начинаю падать. Человек я, как ты можешь догадаться, совершенно неспортивный, группироваться, как другие, не умею и при падении разбиваюсь вдребезги! Так бы я и расшиблась, если бы не он!

— Да кто он-то?

— Я же тебе говорю: Виктор. Ты его не знаешь. В общем, он меня подхватил, и мы познакомились.

— Давно это было?

— В минувший понедельник. Для кого-то понедельник — день тяжелый, а мне, я заметила, именно в понедельник везет.

«Не может быть такого совпадения! — думает Евгения. — У нее тоже Виктор?»

— С недавних пор меня прямо стали преследовать совпадения, — слышит она голос Маши. — Виктор, оказывается, живет в соседнем с тобой доме.

— Он симпатичный? — спрашивает Евгения, чтобы хоть как-то поддержать разговор: этого не может быть!

— Он умный, — Маша улыбается, — и добрый. Мы знакомы всего пять дней, а кажется, я знаю его всю жизнь!

— Как же Сергей узнал обо всем?

— Я ему сказала, — безмятежно признается Маша. — Если жена не ночует дома, что можно придумать?

— Не ночует! — ужасается Евгения. — Ты же говорила, что панически его боишься.

— Боялась… Все прошло, как с белых яблонь дым. Собственный муж меня не узнает. Казалось, я должна была чувствовать себя виноватой, а я выгляжу победительницей. Даже мой синяк — как полученная в бою рана… Пусть теперь он боится! Вчера ко мне подъехал, а я говорю «Не хочу! Ты в сексе не разбираешься, думаешь только о себе, а мне так и заболеть недолго!»

— Машка!

— Не беспокойся, Женечка, ничего ему не сделается. Сказки все это, будто мы, женщины, мужиков калечим своими неуместными замечаниями. Мол, они такие уязвимые! А мы? Стоило мне встретить нормального мужика, посмотри, что со мной стало! Я хочу, внутри все поет, радостью не с кем поделиться. Потому к тебе чуть свет примчалась… Да, кстати, будь осторожна: Сергей на тебя злость затаил. Считает, что твой дурной пример на меня подействовал.

Мысли у нее скачут — непривычное состояние для рассудительной, спокойной Маши, она никак не может к этому привыкнуть.

— Женечка! Впервые в жизни я… как бы это сказать… Не нравится мне это идиотское слово — оргазм. Такое насквозь медицинское, будто речь не о людях идет, а о подопытных морских свинках… По-моему, я даже сознание потеряла. Витька испугался, трясет меня: «Маша! Маша!» А я где-то летаю. Теперь я знаю, почему некоторые женщины ходят хмурые и злые. Потому что не кончают!

— Мария, что за откровения?!

— Точно! Будут меня убивать, я сейчас и умру с улыбкой. Потому что я — женщина. И могу доставлять удовольствие мужчине! — Она лукаво улыбается. — Возможно, и не одному! А то этот мент поганый чуть было меня не угробил. Как женщину. Если бы не Витюша! Жека, я ему готова ноги целовать!

— Маш, пожалуй, экзальтация нам ни к чему. В крайности-то зачем бросаться?

— Конечно, я шучу. Но ты не можешь себе представить, что чувствует такая, как я, уже погибающая и вдруг воскресшая для новой жизни!

— Почему не могу? Могу. Зато ты теперь можешь догадаться, почему мы с Аркадием разошлись!

— Неужели и ты?..

— И я. Немного в другом варианте, но итог тот же: неуверенность в себе как в женщине, желание махнуть на себя рукой и просто плыть по течению, ощущение того, что для тебя жизнь закончилась. Что ты больше никого не сможешь взволновать, а тебя никто не сможет полюбить…