Страница 20 из 76
— Женечка, — вдруг умоляюще произносит ее гость, — а я могу у вас попросить добавки?
— Ради Бога, — спохватывается она. — Я же наготовила, как на маленькую свадьбу. Ждала, что сын приедет — он у бабушки, или подруга придет… Ни того, ни другого!
И тут звонят в дверь.
— Жека! — бросается ей навстречу сияющая Надя. — Ты не представляешь, что нам с Вовиком сегодня пришлось перетерпеть, пока его не развели! Он взял отгул, я тоже. Ты, кстати, по мне не соскучилась? Я — ужасно! Мы пришли к тебе отметить развод!
— Поздравляю!
Володя скромно стоит у двери, снисходительно посматривая на фонтанирующую эмоциями Надю. А та как раз заглядывает в кухню:
— Ты не одна? Здравствуйте! Мы вам не помешали?
— Нет. Хотите есть?
— Еще бы! — тараторит Надя, не в силах унять возбуждение. — Мы голодные как волки, но не беспокойся, у нас все с собой! Ты у нас теперь женщина холостая, вряд ли себе готовишь!
— На этот раз вы ошиблись: своих гостей я угощаю окрошкой.
— Почему же только окрошкой? — выходит из кухни Виталий. — В течение пяти — десяти минут мы сможем приготовить дополнительно несколько блюд. Все это сравнительно недорого продается в магазине Виталия Еланского!
— Я вас где-то видел? — наконец прорезается голос и у Вовика; на рекламную речь владельца магазина он не обратил никакого внимания — видно, его еще не отпускают собственные впечатления. — Вспомнил! Я видел вас в ресторане. Ну да, ведь это вы украли у нас Евгению?! Ох и шустрые эти штатские!
— Всем вновь прибывшим привести себя в порядок: посетить туалет, ванную. Руки проверю! — командует Евгения, поскольку они еще толпятся в коридоре.
— Вот это по-нашему! — веселеет Володя.
Они с Надей уходят в ванную веселые, а возвращаются — Надя угрюмая, а Володя покатывается со смеху. Оказывается, она думала, что он хочет ее поцеловать, и доверчиво потянулась к нему. Шутник Вова сунул ее головой под кран с холодной водой и до сих пор не может понять, почему она не смеется.
Каждый шутит по-своему, думает Евгения.
Теперь они сидят вокруг журнального столика в большой комнате.
Виталий неожиданно проявляет себя человеком расторопным и умелым. Он только спрашивает:
— Женя, разрешите мне немного похозяйничать?
— Пожалуйста, — благодарно соглашается она, и вдвоем, в четыре руки, они сооружают стол.
Консервы, о которых Евгения прежде не слышала, оказывается, существенно облегчают жизнь закордонных хозяек. То, на что она затратила бы не менее двух часов, на самом деле приготавливается за три минут.
— Если бы я не знал, что Женя неделю назад развелась с мужем, — комментирует Володя, — я бы подумал, что она с Виталиком живет вместе много лет, — так ладно у вас все получается!
Евгения перехватывает удивленный взгляд Нади — и когда только успела? — отмалчивается: пусть думает что хочет. Не сама ли она скрыла такое важное событие от подруги? Можно подумать, что у той дурной глаз или чересчур болтливый язык. Кажется, поговорку «Друг познается в беде» Надя понимает так, что счастьем с ним делиться вовсе не обязательно. А если и поделишься, то не сразу и мелкими порциями… В общем, на Надю она обижена. Слишком резок переход, когда от атмосферы полного доверия и необходимости постоянного общения вдруг отодвигаешься куда-то на второй план.
Пока она так про себя обижается, Виталий успевает завладеть вниманием ее друзей. Надя с Володей наперебой ему о себе рассказывают, а он слушает с вниманием, будто ему их рассказ очень важен, интересен…
Она ловит себя на том, что подобно компьютеру начинает в графе «достоинства» отмечать выявленные в характере Виталия положительные черты: хозяйственность, коммуникабельность, умение слушать…
Глава 8
Последняя неделя работы Евгении в проектном институте проходит суетно. Она не столько работает, сколько отвечает на вопросы коллег вроде: как она решилась; а не обанкротится ли фирма; что будет входить в ее обязанности; сколько она будет получать? Она и сама еще толком ничего не знает, но этому никто не удивляется. Главное, вот она, такая же, как все, согласилась уйти в частную фирму и не боится, что та вылетит в трубу и Лопухина останется без работы.
Причем, когда она принимается одновременно чертить и разговаривать, собеседник или собеседница обязательно говорит:
— Да брось ты этот чертеж! Кому нужна эта показная спешка? Начальников жаба душит, что ты будешь получать больше их, вот и хотят отравить последние дни работой! Ты разузнай, не нужны ли им еще умные, знающие архитекторы?
И Евгения вынуждена не то чтобы обещать работу, а соглашаться узнать, сообщить, посодействовать.
К концу недели коллектив созревает настолько, что провожают ее на новое место работы, как почетного пенсионера на заслуженный отдых, со всеми положенными юбиляру славословиями и с соответствующим столом. Тут ей помогает Виталий, после настоящей битвы самолюбий согласившийся, чтобы Евгения оплатила все сама, хотя бы по оптовой цене.
Вообще ее новый ухажер — поклонник? жених? — проявляет удивительные терпение и заботу. Он регулярно возит ее с работы домой, ничего не требует, не дает волю рукам — ждет, пока она созреет сама.
В пятницу, несмотря на ее возражения, он все же дожидается окончания ее прощания с родным коллективом, безропотно отвозит домой и Надю — теперь она всегда торопится; Вовик живет в их с матерью квартире и не любит, когда она задерживается. Одним из условий его развода с женой было именно это: квартира со всем имуществом должна остаться ей с дочерью.
— Однако Надежда не очень похожа на счастливую новобрачную, — замечает Виталий, когда они остаются в машине одни.
Евгения вздыхает: что поделаешь, пример подруги как раз из разряда тех, когда предвкушение счастья еще не означает, что при достижении цели ты его обретаешь. И погоны летчика, подполковника, так заманчиво блестящие издалека, вблизи оказываются обычными аксессуарами обычного мужика.
— Ты не обидишься, если сегодня я не приглашу тебя к себе? — осторожно спрашивает она. — То ли усталость, то ли алкоголь, то ли то и другое превратили меня в нечто аморфное…
— Конечно-конечно, — сразу откликается он. — Но может, завтра вечером мы куда-нибудь сходим?
— Давай в театр, — предлагает Евгения. — Я сто лет не была в оперетте.
Она оживляется, забыв, как только что умирала от усталости, — видимо, сообщение о ее аморфности сильно преувеличено!
Подтверждение этому предположению она получает, едва переступив порог квартиры. Могучее средство общения — телефон — сразу взбадривает ее своим треньканьем.
Сама не зная почему, она медлит брать трубку, и недаром! Из нее вырывается насмешливый голос Толяна:
— Жека, привет! Счастлив сообщить: я — дома, в родном городе, у твоего подъезда… А что за мужик на «вольво» тебя подвозил? Новый ухажер? Лопухина, ты страшная женщина! Я же замучаюсь отбиваться от твоих поклонников!
— Аристов, только попробуй его тронуть!
— Ого, неужели это так серьезно? Крутой мужик? Перспективный брак?
— Не твое дело!
— Не мое, — странно легко соглашается он. — Так я поднимаюсь?
— Нет! — выкрикивает она. — Я устала! Я тебе не открою!
— Ты что, боишься меня? Во-первых, я должен отдать тебе книгу. Во-вторых, ты кое-что мне должна. А в-третьих, как тебе нравится во-вторых?
— Давай поговорим как-нибудь в другой раз!
— Почему — в другой? Я проехал полгорода, чтобы добраться до твоего дома. Ты в курсе, как подорожал бензин? И потом — я прождал тебя чуть ли не два часа! При этом ни в чем тебя не упрекаю. Я поднимаюсь.
Он вешает трубку. Евгению охватывает злость: а почему она так задрожала? Кто такой Аристов? По дороге домой она мечтала, что придет, примет душ, — неужели кто-нибудь помешает ей это сделать?
Она оставляет дверь приоткрытой, а то и правда придет и станет в дверь колотить — не хватало еще, чтобы соседи услышали! Небось Аристов подумает, что она пошла мыться специально к его приходу. Ну и черт с ним! Пусть думает.