Страница 5 из 16
Я взял купюры и спрятал в карман.
— Вы довольны?
— Спасибо! — Я встал.
— В следующий раз жду настоящую партию.
— Какую именно?
Он хмыкнул:
— Хоть тонну! Я, конечно, шучу, Иван никогда не приносил много, особенно в первое время. Сто-двести монет, редко тысячу. Его можно было понять: в советские времена за такой гешефт ждала Колыма — и то в лучшем случае. Могли подвести под расстрел. Сейчас КГБ нет и бояться нечего. Разумеется, Кацман, как и прежде, окажет посильную помощь. Связи у меня не те — кто-то умер, кто-то расстался с постом, но кое-что сохранилось. Лекарства, семена, технологии. Даже оружие…
— Зачем мне оружие? — спросил я.
Старик обиделся.
— Я не спрашиваю вас, молодой человек, зачем вы чеканите на вашем золоте эти странные портреты, вместо того чтоб воспроизвести царский червонец. Или без затей принести золотой лом. Монеты все равно идут в плавку! Однако вы это делаете. Значит, у вас есть соображения. У Кацмана они тоже есть. Я знаю, что у меня могут попросить. Поскольку просили, а Кацман помогал. Не задавайте ненужных вопросов, молодой человек, и вы не услышите неприятных ответов. До свидания!
На улице я потер виски, пытаясь осмыслить только что услышанное. Золото килограммами, КГБ, оружие… Это походило на бред или сцену из западного боевика, но реальность опровергала как сон, так и фильм. Я находился в знакомом городе, стоял у проспекта, по нему катили машины с российскими номерами, а рядом была дверь с вывеской «Ломбард». Я достал из кармана деньги, пересчитал. Все правильно: восемьдесят тысяч. Хорошая сумма! За дом я рассчитывал выручить меньше.
Я двинулся по проспекту, вертя головой, — хотелось есть. Искомое появилось скоро. Из раскрытых дверей кафешки тянуло запахом жареного мяса, картошки и еще чем-то острым. Я не заставил себя упрашивать и вошел. Официантка принесла мне кружку пива и соленых орешков, я заедал ими горьковатый напиток, пока не поспел мой стейк. План дальнейших действий созрел во время еды. Щедро расплатившись и заслужив благодарный взгляд официантки, я направился в офис сотовой компании, где приобрел смартфон и сим-карту с безлимитным Интернетом. Поисковик выдал мне десяток объявлений, я выбрал то, где обещали срочность, и позвонил. Мне ответили, и я объяснил, в чем нуждаюсь.
— Ремуксы или образы? — спросил собеседник.
— На ноуте смотреть, достаточно рипов.
— Сбросить на встроенный диск?
— На внешний, форм-фактор два с половиной дюйма.
— Объем?
— Терабайт.
— Часа полтора, не меньше.
— Договорились! Будет готово, звоните. Скажу, куда подвезти.
В магазине ноутбуков я задержался. Бродил у стоек, разглядывая, прикидывая, трогая клавиши. Денег хватало на самые дорогие, но я умерил пыл. Что б там ни болтал Кацман, в горы золота верилось с трудом. Я выбрал бюджетную модель с предустановленной «семеркой». Остальные программы куплю в киоске у вокзала.
— Сумка нужна? — спросил продавец, выключая ноутбук.
— Обязательно! — сказал я, отсчитывая деньги.
Звонок раздался раньше, чем я ждал.
— Привокзальная площадь, — сказал я.
— Замечательно! — обрадовались в трубке. — Как раз рядом живу.
Я покупал обратный билет, когда ко мне подошли.
— Все как вы просили, — сказал приятный, смышленый на вид паренек, вручая мне диск. — Никаких вампиров и зомби! Классика — зарубежная и наша.
Я включил ноутбук, проверил диск и расплатился. Дорога в райцентр пролетела незаметно: я сидел в мягком кресле и смотрел кино. Наушники позволяли не беспокоить пассажиров. Прибыв на место, я заглянул в магазин и набил сумку продуктами — да так, что еле донес. Накрыв стол, я отправился к Глафире и вернул долг. После чего забрал орден и пригласил соседку в гости.
— Говорила, что богатый! — сказала Глафира, увидев стол. — Чё деньги занимал?
— Перевод задержали, а я истратился.
— Получил все-таки?
— Как видите!
— За это надо выпить! — заключила Глафира.
Я подливал соседке весь вечер, но нового ничего не узнал. Если верить Глафире, бизнесом дядя не занимался. Ходить к нему никто не ходил, если только ночами, но приличные люди, а покойный Иван Павлович был именно таким, ночами спят. По всему выходило, что Кацман наврал мне (спрашивается, зачем?) или же покойный дядя был Штирлицем. Отложив загадку на время, я отвел Глафиру домой (самостоятельно передвигаться она уже не могла), прибрал в доме и завалился спать. Светка этой ночью меня не беспокоила…
Потолок и стены из поиска выпадали. Старые обои и обшивка потолка исключали вероятность тайника, по крайней мере, устроенного в недавнее время. Можно мечтать о килограммах золота, заложенных в стены во времена оны, но я не пацан и в сказки не верю. Монеты нашлись за иконой, значит, прятали их впопыхах. Я оставил в покое пол и плинтусы — их не трогали с прошлого века. Оставалась мебель. Я исследовал стол и стулья, вспомнив в последнем случае роман Ильфа и Петрова. Дядя, как выяснилось, его тоже читал — в стульях не обломилось. Так же как в шкафу и буфете. В любом знании много печали — как в малом, так и в большом. Понимаешь это после того, как вытащишь из шкафов содержимое, простукаешь стенки, низ и верх, а затем все вытащенное (и тоже проверенное) водворишь на место. На печку много времени не ушло. Все изразцы держались плотно, топка и поддувало были девственно чисты. Веранда слепила мне кукиш, как и дом, после чего жест повторили чердак и сарай. Оставался погреб, но туда я не пошел. Погреб не имел замка, в нем я хранил продукты и прекрасно помнил убогое сооружение. Цементный пол, такие же потолок и стены, полки с сиротливой кучкой купленной мною провизии и тыльная стенка, зашитая досками. Прятать золото в этом месте мог человек, убогий от рождения, покойный дядя к таковым не принадлежал.
Оставался огород — последняя и призрачная надежда. Клады перестали закапывать лет сто назад, но в провинциальном городке патриархальные традиции чтут. Дядя схоронил монеты за «божницей», как это делали в девятнадцатом веке! Я убедил себя в этом, после чего взял лопату и пошел рыть. Не окопы. Подобное навело бы соседей на определенные мысли. В городке, где я вырос, соседка понуждала мужа вскопать огород простым и эффективным способом: прятала в землю бутылку водки и сообщала о ней мужу. Не зная место закладки, муж копал тщательно и планомерно. Метод имел один недостаток: по обнаружении бутылки муж работу прекращал и удалялся с добычей; докапывать приходилось жене. Оставалось надеяться: мне повезет, как пьянице.
Я сгреб скошенную траву и поплевал на руки. Песчаная земля поддавалась легко. Я был на полпути, когда к забору подошла Глафира.
— Сеять будешь? — спросила удивленно. — Что?
— Пшеницу! — сообщил я. — В мире неурожай.
— Пшеницу поздно, — возразила соседка. — Май на дворе!
— Тогда бананы! Их тоже покупают.
Глафира засмеялась и погрозила мне пальцем:
— Хитрый! Не хочешь говорить! Ну да ладно, свой огород я засадила. Хороший ты парень, Илья! — заключила соседка. — Уважительный, работящий. Я думала, продашь дом, а ты огород копаешь. Значит, остаешься. Это правильно! Хороших мужиков у нас в городе мало, хоть одним да больше. Тебе невесту сыскать? — предложила Глафира. — Ты ведь наших не знаешь, нарвешься на шалаву! У меня хорошие девочки на примете: порядочные, работящие. Не пьют, не курят…
— Я подумаю, — пообещал я. — Насчет непьющих.
Соседка постояла чуток, наблюдая за моей работой, затем побрела к себе. С огородом я покончил к вечеру — на остатках сил и в припадке злости. Золотая лихорадка оказалась сильней алкогольной; я вскопал все, не получив взамен даже выпивки. Бросив лопату в сарай, я умылся и занялся ужином. Стоял чудесный теплый вечер, и мне не хотелось сидеть в стенах. Я вытащил стол и стулья во двор, разложил еду по тарелкам и открыл поллитру. Ее я точно заслужил.
Я заканчивал ужин, когда в калитку постучали. Это оказалась не Глафира, как я ждал, а нотариус — тот самый, который выдал свидетельство о наследстве.