Большая Сплетня

А потом, потом, потом...

Просыпаюсь я, когда большая стрелка на часах уже подкатывается к четырем.

Черт! Что это со мной... Никогда не спал на работе! А что, если мои подчиненные видели, что я дрыхну без задних ног... Какой афронт!

Тихонько выглядываю в дверь — сотрудники на своих местах. Вижу склоненную над бумагами голову Лиды — она уже вернулась с обеда. Прислушиваюсь к приглушенному разговору.

Губасова, навалившись бетонным бюстом на стол, самозабвенно вещает:

— Ты думаешь, чего он своей жене звезданул? Небось застукал птенчиков в гнездышке и принял меры! Конечно, ведь все уже знают про их связь!

— А что Леди Ди? Неужели она ни сном ни духом, бедняжка...

— Во всяком случае, свадьбе теперь не бывать! Ее отец не потерпит подобных скандалов. Я уже слышала, как Эльза...

Быстрый скачок глаз в сторону кабинета — и я незаметно вжимаюсь в стену, тая дыхание. Голос Губасовой становится глуше:

— Эльза консультировалась с юристом насчет его увольнения!

— Под каким предлогом?

— Предлог-то может быть любым, а вот причина... Например, разглашение конфиденциальной информации! Кажется, этот бабник проболтался об акциях «Стандард Ойл» жене Фукиса, поэтому сделка, которую планировал Якушев, на грани срыва...

Притворяю за собой дверь — неохота слушать этот бред.

Чего только не болтают люди! Большая Сплетня изжила себя, выродилась, дегенерировала. Скоро с ней будет покончено. Я уничтожу ее на корню, как растение, принесшее плоды и закончившее свой земной цикл. Отныне никаких слухов, сплетен, злоречия — ничего! Мне осточертело выслушивать бесконечные домыслы насчет своей персоны...

Еще несколько дней — максимум неделя — и все! Все! Все!

С Леной стараюсь быть гиперлюбезным. Становлюсь таким приторным, хоть клади меня вместо сахара в чай! На предложение встретиться с ее отцом уклончиво отвечаю, что у меня прорва дел.

На самом деле вздрагиваю от каждого телефонного звонка — вдруг это звонит Михайлов? Проведал про перевод акций с лицевого счета, поднял шухер... Устроил дочери допрос с пристрастием, заявил в милицию... Как объяснить ему, что акции только временно перекочевали на счета фирмы «Игром», чтобы сразу после решающего боя вернуться к их законному обладателю? Ведь не поверит же!

Но я не вор, я не собираюсь никого обманывать! Что поделать, если в нашей стране не проживешь без сравнительно честных методов ведения бизнеса... Ну никак не проживешь! Я лично не умею прожить...

Перед общим собранием акционеров у моей фиктивной невесты полно работы. Еле удалось уговорить ее не увольняться из регистратора до решительного момента. Наплел с три короба: мол, нам нужны деньги перед свадьбой, поспешные ходы не всегда являются самыми верными, а нам сейчас нужно быть осторожными... И потом, ее увольнение может повредить мне...

Даже приоткрыл завесу тайны:

— Честно говоря, я очень рассчитываю на это собрание. Возможно, после него меня повысят. Если, конечно, ты сделаешь для меня кое-что...

Лена обрадованно подпрыгивает на месте, захлопав в ладоши. Бросается мне на шею. Утверждает, что готова на все и даже на большее. И после этих слов в порыве супружеского рвения, завороженная дивной мечтой о роскошной свадьбе, о деньгах, о финансовой независимости от родителей, предлагает списать еще какие-нибудь акции на счет фирмы «Игром».

Она уверяет, все будет шито-крыто, она сделает так, что никто ни о чем не догадается. Акционеры только на собрании узнают, что число голосов, которыми они могут распоряжаться, меньше ожидаемого! Конечно, кое-кто начнет протестовать — но будет уже поздно, никакие крики не смогут повлиять на результат подсчета голосов, ведь их количество по закону определяется на момент начала заседания! Кто первый зарегистрировался — тот и прав. А оспорить результаты собрания нельзя...

И откуда только она знает эти тонкости? Наверное, от отца...

Но я, благодарно поцеловав глупышку, великодушно отказываюсь от предложенной ею жертвы. К тому же времени маловато, да и риск велик... Неохота жертвовать своей свободой — и ее тоже. Ведь ее свобода — это одновременно и моя свобода. Жадность еще никого до добра не доводила. Единственное, о чем я прошу Лену:

— Ты можешь сделать так, чтобы твой отец не приехал на собрание?

— Ты же знаешь, мы с ним почти не разговариваем! — напоминает она.

— Ну я очень тебя прошу!

Я прошу ее — это при том что я ненавижу просить!

— Даже не представляю, как это сделать! — Она пожимает плечами.

Обнимаю ее, делаю все — чтобы она блаженно закрыла глаза, расслабленно откинулась на спинку дивана, податливо раскрываясь навстречу наслаждению.

— Тогда хотя бы сделай так, чтобы он задержался на денек, опоздал к началу... Скажи, что вкралась ошибка, когда ты печатала сведения о принадлежащих ему бумагах, — с кем не бывает... Скажи: «Прости, папочка, я больше так не буду...» И конечно же он простит тебя...

— Ладно, я попробую... Но ведь та сделка с переводом акций была законной? — спрашивает она, внезапно распахивая глаза.

— Конечно, законной! Просто мне так нужно... Для одного дела... Ну сделай это для меня!

Я продолжаю ласковые движения, и ее веки успокоенно смыкаются.

— Хорошо, — шепчет она, отыскивая жадными губами мой опытный рот. — Но тебе незачем волноваться, все равно этих акций на счету «Игрома» уже нет, они списаны по доверенности на фирму...

— Как это нет? — спохватываюсь я. — По какой доверенности? Какая еще фирма?

Она не отвечает, отдаваясь мерным движениям, но я резко обрываю их ритмичный, обволакивающий исход.

— Как это — акций нет?! Где они?!

— Может быть, я ошиблась? — спрашивает она с потусторонней улыбкой.

Ничего себе ошибка!

ОНА

— Это он вам рассказал? — интересуется Леди Ди, механически ковыряя вилкой бифштекс. — Ну, конечно, он, кто еще...

— Нет, — отвечаю я мягко. — Мой начальник не имеет привычки делиться своими финансовыми планами с подчиненными, тем более если эти планы не совсем законны.

— Понятно, — роняет она.

После мхатовской паузы, во время которой я успеваю изучить не только псевдоэтнический рисунок скатерти, но и диковинный раппопорт стенного узора, и острозубый силуэт вилки, и золоченый ободок тарелки, отражающий потолочную люстру, Якушева, наконец, обрывает королевское молчание:

— Так что вы собираетесь предпринять?

— Ничего, — пожимаю я плечами. — Вообще-то это меня почти не касается...

— Вы хотите денег за молчание? — догадывается она. — Сколько?

Светлые бровки надменно сходятся на переносице. Ей невыносим мелкий шантаж — как, впрочем, и мне!

— Деньги мне не нужны, — отвечаю я, подумав. — Во всяком случае, от вас.

Она удивленно вскидывает ресницы:

— Но зачем тогда...

— Мне нужна ваша помощь!

— Моя? — удивляется собеседница. — Но что я могу...

Жестом опытного фокусника достаю бумагу:

— Вы можете то, что невозможно для меня... Вот банковский счет в «Траст-банке»... Отправьте платеж на него.

Она неотрывно смотрит на цифры. Медленно догадывается, что происходит. Замирает.

— У меня нет на это полномочий.

— У меня тем более! — признаюсь я.

— Но я не могу...

— Я тоже.

Даже при множестве недоговорок мы понимаем друг друга, как два авгура. Впрочем, козыри у меня на руках. Под угрозой разоблачения Якушевой остается согласиться. Она крупно рискует из-за махинаций с ворованными акциями, и за этот риск приходится платить. Она должна заплатить.

— А что мне сказать отцу? — спрашивает Дана. — Как обосновать изменение счета? Для этого нужны подписи, много подписей!

Я киваю: да, для этого нужна самая главная подпись — подпись ее отца. Которую только она и может раздобыть.

— И потом, это же не личные деньги «Инвест-финанса», их перевел Фукис для оплаты цессии.